Ночь - царство кота - Александр Тарнорудер

— Зачем этому типу ключи от машины? — подумал Артем. — Не собирается же он, в самом деле дверь открывать. Зачем тебе ключи, придурок? — спросил он вслух.

— Взорвать вас всех евреев, хвала Аллаху! — затем последовало длинное и витиеватое ругательство, какого Артем еще не слышал.

Он оторопел. Случилось невероятное, и парень ответил, впрочем, почему бы и нет, сегодня столько всего уже случилось, что хватит надолго. Ну, конечно же, Артем даже ударил рукой по шершавому камню: как можно протащить в самолет дистанционный радиопередатчик? — Да в брелке от ключей, стоп-стоп, и брелка не надо — обычный пульт машинной сигнализации, такой же, как у него самого в кармане. А бомбочка едет себе в багаже, и когда самолет за пару минут до посадки в Бен Гурионе проходит над домами Тель-Авива, нажимается кнопочка, и самолетик падает прямо на домики. Лепота!

— Б-р-р! — Артем взмок, до посадки оставалось минут пятнадцать.

Если ничего не придумать, то так оно все и случится. Катерины здесь, похоже, нет, уже хорошо, только все-таки непонятно, куда она подевалась. Бомба, скорее всего, в багажном отделении, не надо даже пытаться конкретно определить, где она, все равно он не сумеет ничего сделать. Что он знает о бомбах? Полная ерунда, только то, что может Голливуд предложить — самому смешно. Красный провод не резать, до черного не дотрагиваться, а часы останавливаются за три секунды до взрыва. Или просто вырвать провода. Вот только, как и откуда? Надо придумать что-нибудь более простое и надежное, подумал Артем. Что, например, произойдет, если передатчик не сработает? Конечно, тут еще и другой сидит, у которого вторые ключи от машины, если первый струсит, или заснет, или еще что-нибудь? А двое не могут струсить? Им что, стыдно перед друг другом будет? На миру и смерть красна? А заснуть они оба тоже не могут? А почему не могут?

Артем вскинулся и налетевшую апатию как рукой сняло. Вот он — выход, их надо усыпить, только как это сделать? Тот тип, который сидит у окна, с ключами играет, за кнопку хватается — он, прежде всего и опасен. Нужно это сделать совсем незаметно, только как? Остановившийся возле них Йорам сразу вызвал подозрение, и они напряглись. Любая неосторожная попытка воздействия может кончиться катастрофой в ту же секунду. Можно попытаться физически воздействовать на передатчик, расплавить его, замкнуть, батарею разрядить, еще что-нибудь, да только ненадежно все это, никаких гарантий, что получится, а действовать нужно наверняка.

И у него всего минут десять осталось…

По проходу между кресел, волоча пакет с использованными салфетками, пробиралась Инбаль. Она едва не налетела на Йорама, и пуговица на блузке расстегнулась. Йорам тупо уставился на открывшуюся грудь, и Артема осенило: к черту Йорама, он знает, на чем можно зафиксировать взгляд любого парня, особенно молодого, особенно из среды, где девушка скорее умрет, чем даст, или собственная семья ее убьет. Так осталось определить, у кого грудь побогаче — у Яэль или Инбаль, а может у Вики, маленькой, да удаленькой? Артем, поколебавшись, все-таки остановился на Яэль: эффектная шхординка (перекрашенная брюнетка на ивритском новоязе), высокая, народ, то есть мужики, глаз не сводит. Последний шанс, а там будь, что будет — и он мысленно перекинулся на нее.

Яэль медленно двинулась по тесному проходу от кабины самолета в глубь салона. Около пятнадцатого ряда она потянулась к пуговице на блузке и расстегнула ее. Затем, на уровне шестнадцатого ряда, она расстегнула еше парочку пуговиц. Парни в семнадцатом ряду уставились на остановившуюся перед ними стюардессу. Яэль, добравшись до последней пуговки, одним движением стянула блузку и уронила ее в проход. Парни затаили дыхание, Артем отметил, что девушка полностью завладела их вниманием — то, чего он и добивался. Она плавно, как в замедленной съемке, потянулась руками назад, за спину, и расстегнула лифчик. Взгляды уперлись в ее полную обнаженную грудь, и последовали за эффектно поднятым лифчиком. Браво, Яэль!

— Спать! — с замиранием сердца приказал Артем, — спать…

Самолет мягко коснулся взлетной полосы и затрясся по бетону. Команда сидела на своих местах. Йорам поднял трубку внутренней связи и напомнил пассажирам, чтобы не вставали до полной остановки самолета. Свое предупреждение он закончил старым израильским анекдотом: тем, кто сидит — желаем приятного знакомства с Израилем, а тем, кто стоит — добро пожаловать домой! Проснувшиеся пассажиры потягивались, пытались разглядеть что-нибудь снаружи. Главного стюарда, естественно, никто не послушался. «Боинг», тем временем, зарулил на стоянку и остановился. Через пару минут подкатил трап, и пассажиры начали покидать лайнер. Команда стояла у выхода и, вымученно улыбаясь, прощалась с пассажирами. Двое ребят в семнадцатом ряду продолжали безмятежно спать. Йорам заметил оставшихся в салоне и подошел разбудить, он потряс сидящего ближе к проходу за плечо и сказал:

— Проснись, приехали.

Парень открыл глаза, зрачки его расширились от от ужаса, рука потянулась в карман и нажала на кнопку пульта. В ту же секунду раздался взрыв — заряд, тщательно запрятанный в новое инвалидное кресло, разметал по летному полю тележку с багажом.

21

Юсенеб быстро понял, что сильно переплатил — и четверти того, что он сунул хозяину, хватило чтобы накормить приличную компанию. Но была и приятная сторона: слуги тащили все подряд, и, стремясь угодить щедрому гостю, обильно уставили стол той, позабытой им, едой, что он когда-то любил, но был лишен почти сорок лет. Юсенеб ел не торопясь, древний старик, он был довольно крепок, еще остались кое-какие зубы, и можно было насладиться тушеным мясом, приготовленным по старым рецептам. Здесь подавали вино вместо расхожего египетского пива, и он, сделав несколько неосторожных глотков, слегка захмелел, так как давно не пробовал вина. Он был одет в одежды египтян, и его не мог выдать акцент, стершийся за все эти годы. Он наслаждался трелями дорогой ему речи, звучащей слегка по-другому, ведь прошло столько лет. Он почувствовал атмосферу прежнего дома, здесь в самом сердце Египта. Интересно, подумал он, помнят ли эти люди его имя? Он, конечно, мог спросить, но тогда непременно возникли бы встречные вопросы, а это опасно и совсем ни к чему, и лучше поддерживать инкогнито, а то чего доброго, примут за шпиона и выдадут фараоновой страже. И все-таки, в глубине души, он хотел, чтобы его узнали, чтобы пали ниц, воздали прежние почести, чтобы волны восхищения и ужаса вновь понеслись от него расходящимися кругами.

Он когда-то был их царем, он повелевал судьбами, пред ним трепетали, его боготворили, а потом судьба бросила его в египетское рабство. Но Осоркон смилостивился, он был невероятно умен и хитер, этот Осоркон, и сделал Юсенеба воспитателем Ахмеса, отца которого сам же и убил. Теперь Юсенеб вновь свободный человек, но можно так легко обмануться, ведь Фараон не забыл, кем был когда-то Юсенеб, а то, что Ахмес даровал ему свободу, еще ничего не значит. Он с интересом вслушивался в разговоры вокруг, с высоты анонимности взирая на соплеменников. Он никуда не торопился, еды было довольно, и скоро его оставила в покое прислуга. Он отодвинул в сторону вино, не хватало только напиться с непривычки. С наступлением вечера в заведении становилось людно, он по-прежнему не мог подобрать ему подходящего названия, в Гераклеополисе такое было немыслимо — там с подозрением относились к чужакам. Здесь же, египетская речь мешалась с его родной, так что его присутствие никого не смущало, напротив, хозяева были рады каждому гостю.

Постепенно шум становился все громче, подогретые вином и пивом страсти накалялись, и он вдруг вычленил из какофонии звуков свое имя, не нынешнее, а то прошлое имя, глубоко спрятавшееся от греха подальше в закоулках памяти. Юсенеб пересел поближе, насколько позволяли приличия, и вслушался в разговор. Он с удивлением обнаружил, что действительно говорили о нем, но как странно и глупо все обернулось. Все было так неправильно, каждый факт вывернут наизнанку, его имя упоминалось не иначе как с проклятиями. Получалось, что это он навлек на свой народ неисчислимые беды, поддавшись соблазну покорить Великий Египет, пользуясь мнимой его слабостью, он втянулся в грандиозную авантюру, приведшую к краху не только его лично, но и всех его подданных, лишившихся сильного войска, лучших мужчин, канувших в египетских песках. Всего лишь года два, как он получил возможность свободно передвигаться, с горечью думал Юсенеб, выбираться из дворца Ахмеса наружу, где за тобой не следят постоянно чужие, завистливые глаза, да и куда он мог дойти — только до ничтожного провинциального базара, где и на своих смотрят косо, а чужаков там гонят прочь, чтобы не мешали, не создавали конкуренцию, и лишь клочками доходили сплетни через юродивых, бродяг и странников, справедливо опасавшихся неосторожно вылетевшего слова. Ну да, все правильно, верная почти победа обернулась поражением, и кого в нем винят? Конечно же, его самого!