Молчание посвященных - Александр Звягинцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– По себе всех меришь, Савелов?
– Все по себе мерят. Скажешь, комплекс неполноценности профессорского сынка, с пеленок уверовавшего в свою исключительность и не выдержавшего ни одного экзамена, устроенного жизнью? Все гораздо хуже, командир.
Из-за струй на несколько мгновений снова появилось лицо Сарматова.
– В Афгане было проще, капитан? – спросил он.
– Проще. Там был ты, командир!
Сарматов печально покачал головой, и его изображение размыли струи усилившегося дождя…
Появившееся наконец осеннее солнце высветило отвесную гряду белесых скал у небольшого крымского городка Белогорска. От подножия гряды тянулись к горизонту обезображенные бульдозерами плантации виноградников. Устав от многочасовой гонки по крымским проселкам, Савелов свернул с основной дороги на каменистый проселок и остановил машину у одной из плантаций, вернее, у того, что от нее осталось. Бульдозеры тут постарались вовсю, виноградник напоминал поле битвы гигантских чудовищ, оставивших после себя на благодатных крымских почвах перемолотую в труху лозу. Громадные стаи тревожно галдящих ворон усиливали сходство этого места со скорбным полем недавнего сражения.
– Пейзаж после битвы идиотов с дебилами! – вырвалось вслух у остановившего машину Савелова. – Ненавижу!..
Неподалеку послышалось овечье блеянье, беззлобный собачий лай, и через минуту из кустов терновника вышел опирающийся на посох старик-татарин с десятком овец и в сопровождении старого пса. Он остановился в нескольких шагах от Савелова и, опершись на суковатый посох, с каким-то детским недоумением на морщинистом скуластом лице стал вглядываться слезящимися глазами в месиво, бывшее, по-видимому, когда-то опытной виноградной плантацией, о чем свидетельствовали воткнутые в землю таблички.
Кое-где на краю плантации поверженным лозам каким-то чудом удалось сохранить по несколько грузных, подернутых сизым налетом иссиня-черных кистей. Ступая с опаской по изувеченной земле, будто по минному полю, старик поднял из травы одну из кистей и протянул ее Савелову.
– «Черный принц» зовут, – сказал он. – Якши! Кушай, урус…
– Спасибо, ата! – принял виноградную кисть из его натруженных рук Савелов.
Овцы смирно стояли, старый пес улегся на землю и даже глаза прикрыл.
– Коняз Потемкин-паша сапсем мало-мало «Черный принц» у франков покупай, – продолжил пастух. – Гирей-хан пять лет мала-мала лоза сажай, потом много-много сажай… Джигит-татар за лоза ходи – в набег сапсем забыл ходи… Прадед Ахметка, дед Ахметка, отец Ахметка, я сам тоже, Ахметка, – стукнул старик в грудь высохшим кулаком, – всю жизнь за лоза ходи. Даже Узбекистан, куда нас, татар, Сталин высылай, Ахметка с виноград работай. Крым, слава Аллаху, возвращайся – опять за лоза ходи, маладой вино, сладкий, как урус-девка, делай. Сам Ахметка вино мало пей, Аллах не вели, Ахметка гость много жди… Теперь Москва говори – нет лоза. Нет лоза – нет гость. Зачем, урус, теперь жить старый Ахметка?..
– Дураков не сеют – они сами родятся, ата, – горько усмехнулся Савелов.
– Лоза сажать – виноград вырастай, радость вырастай, – вздохнул старик. – Сапсем не сажать, у люди душа емшан-трава зарастай, беда вырастай… Балшой беда скоро вырастай, урус.
– Согласен, ата, – уронил Савелов. – На разоренном поле вырастает только чертополох.
Старик покосился на него и перевел взгляд на стаю галдящих ворон.
– Ворон шибко кричит, собака нос в трава прячет – Аллах завтра снег давай.
Он прикрикнул на овец и, не прощаясь, ушел, шаркая резиновыми галошами с загнутыми носами, по тропинке, вьющейся среди зарослей терновника, обсыпанного крупными, как слива, черными плодами.
После его ухода Савелов позволил себе час поспать.
* * *На одной из окраинных улочек тихого Белогорска при появлении «Мерседеса» двое мужчин, одетых по-домашнему, в шлепанцах на босу ногу, раскрыли глухие металлические ворота в высоком заборе: Савелова здесь явно ждали. Он приветливо кивнул мужчинам и въехал во внутренний двор, крышей которому служили переплетенные на решетках побеги виноградных лоз.
– Все в порядке, товарищ подполковник! – доложил ему вышедший из дома поджарый мужчина в темно-сером номенклатурно-комсомольском костюме и показал на двухместный гараж, в котором сиял никелированный бампер белого «БМВ». – Москва почему-то в последний момент поменяла вам машину на ту «бээмвуху». Заправлена под завязку. Еще четыре канистры бензина в багажнике, продукты в салоне. Салон опечатан.
– Кем?
– Сотрудниками, которых по приказу Москвы сменила наша группа. Документы на тачку они передали фрау, виноват, вашему сотруднику…
– Она в дорогу готова? – перебил сухопарого Савелов, почувствовав неприязнь к этому человеку.
– Который день сидит наседкой на чемода…
– Как ее зовут?
– Марика. Немка она… Наша, крымская.
– Значит, вы все тут крымские?
– Так точно, – почему-то смутился сухопарый и поспешил вернуться к прежней теме: – Пацана ее зовут Курт. Ему три года, а по-немецки шпарит, как настоящий фриц.
– Скажите фрау Марике: на сборы десять минут. Форма одежды элегантная, спортивная, макияж европейский.
– Есть десять минут! – отчеканил сухопарый и, подойдя к открытому окну, что-то крикнул в глубину дома.
– Она уже готова, – сообщил он. – Пойду место в гараже освобожу, чтобы вы, товарищ подполковник, не мозоля глаза соседям, тачку поменяли.
Через несколько минут он махнул из ворот гаража:
– Загоняйте!
Савелов поставил «Мерседес» впритирку к «БМВ» и, сорвав с замков дверей пломбы, пересел за его руль. Сухопарый наклонился к нему.
– Вы отсюда прямо в Москву? – вкрадчиво спросил он. – Я к тому, что если в Крыму хотите задержаться, отдохнуть, так сказать… Мы можем номер «люкс» в любой гостинице Ялты организовать. У нас в Крыму с номерами, чтоб по европейскому разряду, дефицит, так сказать.
– Что вы имеете в виду под европейским разрядом?
Сухопарый ухмыльнулся и изобразил руками женский бюст.
– Ах, это! – отмахнулся Савелов. – Нет, телки не требуются, но за заботу спасибо.
– Всегда рады помочь москвичам.
– Однако гулять, так гулять! – подмигнул ему Савелов. – Сначала махнем с фрау Марикой, если она, конечно, не крокодил какой, дня на три в Ялту. Там у моей тетушки по отцу прямо на берегу моря шикарная фазенда. А по дороге еще заскочим к татарам шашлычка поесть и кумыса попить. Уважаешь кумыс, коллега?..
– Не-а, мы больше по пиву, – брезгливо поморщился тот и кинул неспокойный взгляд на вход в гараж.
Скоро в зеркале заднего обзора Савелов увидел стройную рыжеволосую женщину лет двадцати восьми со спящим малышом на руках.
Следом за ней двое молодых людей в серых костюмах тащили пару объемистых кожаных чемоданов.
Отчужденно поздоровавшись с Савеловым, женщина села на заднее сиденье «БМВ», уложив рядом малыша. Молодые люди тем временем затолкали в багажник ее чемоданы. Потом они, настороженно оглядев через забор улицу, распахнули ворота, и Савелов поспешил покинуть двор. Когда белый «БМВ» с зарубежными номерами скрылся за углом переулка, сухопарый поглядел на часы и достал портативную рацию.
– Первый, Первый, я Сосед, – сказал он приглушенным голосом.
– Чего нового, Сосед? – донеслось из рации.
– Ваш объект выехал от меня в ноль сорок две. Сначала куда-то к татарам намылился, кумыс пить, а потом, говорит, на три дня в Ялту. Тетку там навестить.
– Какую телку?
– Тетку, тетку, а не телку…
– Адрес тетки в Ялте?
– Может, тебе еще и ключ от квартиры, где деньги лежат?
– Ладно, Сосед, не фырчи!.. Утюжок на месте?
– Фирма веников не вяжет.
– В долгу не останемся, Сосед… Отбой…
По тихим сонным улочкам Белогорска, украшенным переливающимися на солнце перламутровыми нитями паутины, Савелов погнал машину в сторону нависающей над городком скалистой гряды. Марика, потянувшись к нему с заднего сиденья, хотела что-то сказать, но Савелов прижал палец к губам. Когда городок остался за грядой, он остановил машину и кивком попросил ее отойти с ним в сторону.
– Кто были люди в том доме? – спросил Савелов.
– Я их не знаю, – шепотом ответила она. – Сначала были другие, но их вчера отозвали, и вместо них приехали эти…
– Они местные?
– Похоже, но я их раньше никогда не видела.
– Посидите в машине, – попросил ее Савелов и, отойдя в сторону от «БМВ», сказал в микрофон рации: – Купавна, Купавна, ответь Щербинке. Прием.
– Наконец-то, Щербинка! – раздался из передатчика густой уверенный голос Купавны. – Пассажирам из соседнего купе малость не повезло… Под Джанкоем сам увидишь… Скатерть вроде бы чистая, но небеса почему-то посылают не на три, а на пять букв… Как понял, отзовись, Щербинка? Прием.
– Понял, Купавна, небеса посылают на пять букв… Скажи лучше: почему самогонный аппарат поменяли?