Квазимодо - Сергей Аксу

Сергей Аксу

Квазимодо

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru), 2014 

 Этим прозвищем его окрестили боевые товарищи в январе 1995-го в Грозном. Кто его первым так назвал, одному богу известно, никто этого из них сейчас не помнит. Случилось это во время штурма одной из пятиэтажек, в которой засели отчаянно обороняющиеся дудаевцы. Выбили боевиков из трех подъездов, остался последний. По верхним этажам долбила стоящая у соседнего дома «бэшка». Они же шаг за шагом выкуривали «духов» с нижних. Поднялись на второй этаж, забросали «эфками» все дверные амбразуры. Рвануло! Теперь – вперед! И тут неожиданно сверху вылетели два кругляша с ребрышками, прямо под ноги ему, лейтенанту Колоскову, и его напарнику, прапорщику Дубицкому, оставшимся на лестничной площадке. Остальные ребята тем временем шмонали квартиры. Николка Дубицкий одну успел ботинком отшвырнуть в сторону и тут же плюхнулся ничком в один из дверных проемов. Он же шарахнулся инстинктивно в сторону от смертоносных подарков и сорвался вниз: перила на лестничном пролете были выломаны с мясом. Это его и спасло тогда от осколков, от неминуемой смерти. Повезло, только колено разбил в кровь да плечом и башкой шандарахнулся здорово о нижние ступеньки. С трудом поднялся, весь в пыли, исцарапанный. Котелок гудит, спина не разгибается, ушибленная бровь распухла, правый глаз начисто заплыл, будто и не было вовсе. Вот в таком виде он и предстал перед товарищами. Хромой, кривой, всклокоченный. Тут кто-то и брякнул, взглянув на Игоря: «Настоящий Квазимодо!» Так и пошло-поехало. Стали величать Квазимодо или, кратко, Квазиком.

Вернулся из очередной командировки. К дому подходил, сердце колотилось бешено, готово было выпрыгнуть наружу. Будто целую вечность дома не был, а на самом-то деле всего-то три месяца. Позвонил. Никто не отвечает. Спустился этажом ниже к соседке, тете Шуре, взял ключ, который на всякий случай ей оставляли, если вдруг зальет водой ненароком или еще чего-нибудь непредвиденное случится. Поднялся к себе. Открыл. Вошел. Чуть сознание не потерял. Запах женских духов и прочей косметики обалденный. Отвык в Чечне от «шанелей», «диоров», кремов, шампуней. Там был только запах крови, пота, дерьма. И запах страха. Да-да, именно запах страха. Он этому раньше не верил, пока сам не почувствовал. Когда человек одержим страхом, не только он сам меняется, но и его запах тоже. Запах кожи, пота.

Сбросил вонючие манатки. Забрался в теплую ванну. Долго лежал в ароматной пене, бултыхаясь, балдея. Вылез, обвернулся полотенцем, как Махатма Ганди, отправился прямиком на уютную кухоньку обследовать холодильник. Там оставалась початая бутылка коньяка. Прощаясь, перед отъездом открывали. Пусто! Куда-то исчезла? М…да! Печальный случай! Видать, с подружками уговорила. А жаль! Сейчас была бы кстати. Уселся в глубокое удобное кресло, вытянул с наслаждением крепкие ноги. Врубил телик. Пощелкал пультом программы. Ничего интересного. Везде одно и тоже. Петросян с плоско шутит со своей боевой подругой, щекастый Евдокимов все про баню рассказывает, да волосатые и бритые под ноль чуваки с полуголыми бабцами, извиваясь, словно гомики, идиотские песни вопят. Остановился на спортивном канале. «Ак-Барс» с кем-то играл. Накидал шайб целую авоську. Стал уже слегка подремывать, когда щелкнул входной замок. Бросился встречать свою ненаглядную, единственную. Крепко обнял, поцеловал, пощекотал усами и, легко подхватив на руки, понес в комнату. Тяжело плюхнулся вместе с ней в кресло, уткнулся лицом, с наслаждением вдыхая аромат ее каштановых волос. Расстегнул кружевную блузку, обнажил грудь с розовым, призывно торчащим соском и жадно обхватил его горячими губами.

– Ну, погоди же, дай хоть раздеться, – заворковала она, делая отчаянные попытки вырваться из могучих объятий «изголодавшегося зверя». – Бешеный какой-то! Словно из джунглей вырвался! Когда приехал? Позвонил бы на работу, я бы что-нибудь купила! Голодный, наверное?

– Конечно, голодный!

– Посиди, отдохни, я приму душ!

Он тогда в порыве чувств не обратил внимания, а уже позже, через несколько дней, стал замечать, что она какая-то не такая, как раньше. Странная какая-то. В ней что-то изменилось. Стала чаще задерживаться на работе, жаловалась на большую загрузку. Приходила усталая, неразговорчивая. Часто ссылалась на головную боль. До какой там любви. Уже не было тех интимных откровенных заигрываний в постели, как раньше. Какой уж там минет. Обыкновенного поцелуя не дождешься!

«Это бывает, – подумал он. – Отвыкла от мужика, пока в командировке был. Да и я слишком груб, невнимателен, без особых там ласк и нежностей, пру, как танк, напролом. Отсюда и холодность. Такое ощущение, что занимаешься любовью не с любящей тебя женщиной, а с бесчувственным манекеном…»

Нет, все-таки что-то произошло. Что-то произошло. Все знали, только он не знал. И он это почувствовал. Сосед-колобок из квартиры напротив как-то при встрече ехидно ухмыльнулся в усы. Так бы и стукнул по жирной физиономии. Даже тетя Шура, уж на что божий одуванчик, и та стала избегать его.

Игорь за полторы недели извелся, стал нервным и замкнутым от переживаний и подозрений. Одним словом, довел себя «до ручки». Однажды, решившись, он объявил ей об очередной срочной командировке. К его удивлению, она это известие восприняла довольно спокойно. Утром, тепло попрощавшись, он уехал к знакомому на дачу, где пробыл пару кошмарных дней наедине с собой и своими сомнениями. На третий, поздно вечером, вернулся в город, поднялся на четвертый этаж соседнего дома, окно лестничной площадки были расположено прямо напротив окон его квартиры. В гостиной горел свет. Он видел порхающий по комнате силуэт любимой. И вдруг откуда-то сбоку появился еще один, высокий, мужской. Он обнимал ее! Его женщину! Которую он обожал! Которую боготворил, носил на руках!

Он был в шоке. Пальцы с хрустом сжались в кулак. Он, словно зомби, вышел из подъезда, и только тогда обратил внимание, что возле их дома припаркована незнакомая серебристая иномарка.

Вернулся во двор он через несколько часов, где все это время бродил, не помнил. Машина стояла на прежнем месте. Света в окнах уже не было. Поднялся на свой этаж, бесшумно открыл замок, разулся и тихо прошел в комнату. Они крепко спали, утомленные любовной игрой. Игорь, стараясь не шуметь, быстро разделся и нырнул под одеяло…

Оба проснулись, не понимая в темноте, почему вдруг стало тесно. Гость, молодой смазливый парень, попытался вскочить, но Колосков сильной рукой обоих припечатал к ложу.

– Раз так получилось, будем жить втроем! – объявил он, удивительно для себя самого спокойным вкрадчивым голосом. Отпустив виновников своих кошмарных переживаний, он вытянулся и беззаботно закинул руки за голову. Они же, покинув оскверненное ложе и прихватив одежду, одевались наспех уже в прихожей. Через некоторое время под окнами мягко заурчал двигатель иномарки. Они уехали.

Он же провалился в какую-то бездонную пропасть. Он спал мертвецким сном целые сутки. Когда он проснулся, понял, что все на белом свете ему по фигу. Мир, его окружавший, рухнул. В нем самом что-то сломалось. Словно пружина слетела, как в часовом механизме. Несколько дней он беспробудно пил. Наконец однажды утром взглянул в ванной в овальное зеркало и не узнал себя. Из его глотки вырвался рык смертельно раненого зверя. Он одним движением смахнул с полки всю ее дорогую косметику и кулаком разнес зеркало вдребезги. По физиономии дать? Что толку? Слабак! Ты же мужик! Ну, что поделаешь! Бывает и такое! Любовь проходит! Не ты один! Возьми себя в руки! Что ты как пацан, обиженный, оскорбленный! Еще в петлю полезь! Сопли распустил! Сам виноват! Значит, мало ей уделял внимания! Человек-то он по натуре неразговорчивый, всякие там комплименты и прочую лапшу на уши вешать не умеет! А бабы на это падки, как пчелы на мед! Они как кошки: погладишь – замурлычат!

Ему вдруг стал ненавистен этот дом, где было раньше столько любви, тепла и счастья. Колосков быстро собрался, закрыл квартиру, спустился вниз, молча вручил ключ тете Шуре. Поехал прямиком к Протасову. Ввалился в кабинет, так, мол, и так, Михалыч, надоело отдыхать, хочу снова в командировку.

– Ты что, Квазик, головой шандарахнулся? Всего две недели прошло, как ты вернулся! А ты как с цепи сорвался! На тебе лица нет! – заворчал подполковник. – Что стряслось, выкладывай!

Пришлось Михалычу все выложить как на духу. Он мужик мудрый, трижды женатый. Сразу вошел в положение. Почесал свою блестящую, как у Розенбаума репу, пощипал моржовые усы и говорит: ты прав, надо обязательно ехать, только это может как-то помочь пережить свалившуюся на тебя беду. У великого Ницше где-то сказано: идешь к бабе, бери кнут! Не повезло тебе с бабой, говорит. Ой, не повезло! Лучше б собаку завел, та уж точно не обманет, не предаст. А когда отношения заходят в тупик, это ведь сразу видно. Глядишь, тебя уже никто не ласкает, не прижимается как обычно, не виснет на шее, не трезвонит о своих радостях и печалях, не встречает тебя, когда уставший открываешь дверь. А если еще к этому вместо привычных Мишутка, Мишаня, Мишенька, тебя почему-то начинают называть твердо и повелительно Михаил, считай – любовь прошла, ушла бесповоротно! Бери шинель, иди из дому!