Проект «Джейн Остен» - Кэтлин Э. Флинн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Генри поцеловал мне руку — тихо, но с такой пылкостью, что я покраснела и огляделась, но никто не обращал на нас внимания: Лиам собрал всех вокруг большого атласа, разложенного на столе, и что-то рассказывал о Вест-Индии.
— Мисс Рейвенсвуд, — сказал Генри негромко и в то же время прочувствованно, без привычной иронии в голосе, — как же радостно снова вас видеть. Я скучал по вам.
Желтизна его кожи и белков глаз стала едва заметной, но сами глаза резко выделялись на его лице, и весь он осунулся. Казалось, будто с нашей последней встречи он похудел на двадцать фунтов и постарел на десять лет.
— Я рада, что вам стало лучше, сэр. Вы всех нас очень напугали.
— Чего только не сделаешь ради внимания и сочувствия дам, — сказал он, что прозвучало вполне в духе прежнего Генри.
Его взгляд соскользнул на мою грудь, словно это было зрелище, в котором он просто не мог себе отказать; затем Генри посмотрел мне в глаза и улыбнулся, чуть подался вперед, снова опустил взгляд и снова поднял его. Я вдохнула его запах — аромат свежей одежды — и ощутила, как тепло, зародившись у меня в промежности, растекается по всему телу. В последний раз секс у меня был накануне отправления в 1815 год — с Эзрой Инверно, одним из разработчиков сервера «Прометей». Больше двух месяцев назад — или на несколько веков позже; как ни считай, воздержание мое затянулось. Впрочем, никто и не говорил, что путешествовать во времени легко.
— Это ваше «чего только не сделаешь» вышло за рамки разумного. — Изучая его в тусклом вечернем освещении, я чувствовала, как вожделение сменяется жалостью. Едва пришедший в себя после опасного заболевания, он даже не подозревал, как скоро все пойдет прахом: его банк лопнет, и он лишится и денег, и дома.
— Кто не рискует, тот не выигрывает. — Генри помолчал. — Как вы проводили время с тех пор, как мы с вами виделись? Полагаю, для вас в городе нашлось премного интересных дел и вы завели множество новых друзей. — Подразумевались, по всей видимости, друзья мужского пола — ну или у меня просто фантазия разыгралась.
— Никто из них не сравнится с друзьями не столь новыми, то бишь с вами и вашей сестрой.
— Вы чрезмерно великодушны — говорите лишь то, что мне хочется слышать. Но поведайте же мне, хорошо ли вас приняли мои родные? Обращались ли с вами как подобает? — Его взгляд метнулся к Кассандре, которая разговаривала с Эдвардом у окна.
На этот вопрос существовал только один уместный ответ — его я и дала:
— О! Разумеется.
Но то, что он спросил об этом, было странно; я бы не раз еще мысленно вернулась к этому моменту, не затми его последующие, еще более странные события.
Нас обносили чаем, кексом с тмином и маффинами, и мы обсуждали театр. Разговор почему-то зашел о пьесе «Обеты любви»[29], которая занимает важное место в «Мэнсфилд-парке», и Фанни с оживлением, которого прежде не выказывала, не выпуская из рук блюдца с кексом, принялась передразнивать вычурную сцену из постановки, увиденной ею в Бате. Она размахивала вилкой и декламировала: «Я полностью здорова, лишь слаба! Чего бы сытного отведать!» — но внезапно умолкла и выронила вилку. Та звякнула, упав на блюдце.
— Что случилось? — воскликнул ее отец.
Но она не ответила. Глаза ее расширились, и она обхватила изящными ладонями белую колонну своей шеи.
— Фанни! — закричала Кассандра.
Я перевела взгляд на верхнюю часть ее грудной клетки, которая была обнажена, как того требовала мода. Корсет подпирал ее грудь, и различить ритм дыхания было нетрудно. Фанни не дышала. Я понаблюдала за ней немного и, полностью уверившись в своем выводе, вскочила.
— Я подойду к вам сзади и… и помогу. Не бойтесь.
Она тоже встала — и через секунду принялась бы метаться по комнате в тщетной надежде вдохнуть хоть каплю воздуха.
Я постучала ей по спине — несколько раз, с каждым разом все сильнее, — но без толку. Кто-то завопил: «Фанни!»
Я обхватила ее за торс, стиснула одну ладонь в кулак и прижала тот чуть выше ее пупка, второй ладонью заключила кулак в замок и резко дернула руками вверх и к себе. От изумления Фанни содрогнулась, но от закупорки это не помогло. Я повторила попытку. Ничего не изменилось.
Я снова встряхнула ее, дернув вверх и к себе, на этот раз с бóльшим усилием: прежде я боялась нанести ей травму, поскольку под ворохом муслиновых оборок скрывалась очень хрупкая фигурка, и не брала в расчет корсет, который, подобно доспехам, отражал мои атаки, — и на сей раз у меня получилось. Кусочек тминного кекса вылетел из ее трахеи и приземлился возле камина. Она хрипло вдохнула и закашлялась в носовой платок, из глаз ее заструились слезы. Я погладила ее спине — теперь уже ласково — и села; голова у меня шла кругом.
Раскрасневшаяся, она утерла глаза, шумно вздохнула и опустилась в кресло. Спустя минуту безмолвия Кассандра подлила ей чаю. Фанни пригубила его — блюдце с чашкой ходили у нее в руках ходуном.
Наконец Генри подал голос:
— Вы спасли ей жизнь. Откуда вы знали, что делать? Воистину вы еще феноменальнее, чем говорит ваш брат.
— Кекс и сам бы вышел. Я всего лишь помогла.
— Нет, правда, — сказал мистер Хейден. — Мне никогда не показывали такой прием, доктор Рейвенсвуд. Я хотел бы ему научиться. Однажды у меня на глазах погиб крестьянин, подавившийся кусочком репы. Я мог бы его спасти, если бы увидел подобное раньше! Где вас этому научили? Покажете мне, как это делается?
Он обращался к Лиаму, несмотря на то что спасительный прием осуществила я. Кипя негодованием, я сидела и молчала, но тут вдруг обратила внимание на Джейн, которая смотрела на мистера Хейдена. Она мельком взглянула на меня — закатила глаза, насмешливо улыбнулась — всего лишь на долю секунды, но этого было