Варшавское шоссе – любой ценой. Трагедия Зайцевой горы. 1942–1943 - Максим Мосягин

Никто уже не ложится, все бегут вперед, согнутые, будто перехваченные болью в животе. Вот и Фомино-1. Деревня разрушена. С левой стороны дороги, на обочине, а вернее, на левой стороне единственной улицы, стоит подбитый немецкий танк. Из него сочится негусто дымок. Он медленно, словно нехотя, отплывает в сторону, растворяясь в воздухе.

Впереди – заснеженное поле, и дальше пологие холмы. Там, на этих холмах, где-то деревня Фомино-2, а за ней Варшавское шоссе – цель нашего наступления.

Слева, справа, со всех сторон встает на дыбы земля – то в отдалении, то совсем близко, так близко, что осыпающиеся сверху комья земли падают прямо на нас.

Ложимся, поднимаемся. Бежим вперед. Пробегаем метров десять – пятнадцать. Потом еще и еще. Густо рвутся мины и снаряды. Тяжелые снаряды вздымают вверх землю высокими косматыми столбами, они встают впереди нас на склоне горы.

Крики и вопли раненых, в которых слышится мольба о помощи. Люди падают на землю так, будто случайно споткнулись или оступились, не удержавшись на ногах во время бега. Падают в снег с водой. И больше не поднимаются.

Мы лежим на склоне горы под плотным огнем пулеметов и не можем подняться и идти вперед, огонь не дает поднять головы. Артиллерия и пулеметы изливают лавину огня и раскаленного металла на нас. Лежим, уткнув головы в снежную кашу. В грохоте разрывов не слышно свиста пуль, только видно, как пулеметные и автоматные очереди немцев взвевают снежную поземку.

И люди не выдерживают. Мы отходим назад в кольце черных султанов разрывов мин и снарядов. Команды командиров, крики раненых о помощи никого не останавливают. Все хотят уйти из этого огня. Но куда от него денешься – он везде. Мы абсолютно беззащитны. Нужно скорее уходить с открытого места.

Еще не успели, озираясь, добежать до Фомино-1, когда привычный слух уловил тягучий гул моторов. Опять летят самолеты. Наверное, те же, что бомбили нас утром при выходе из леса. Они вытягиваются в цепочку, заходят в хвост друг другу. Знакомое построение, сейчас начнут падать бомбы, а затем пулеметный обстрел. Вот самолет: стремительно входит в пике, от днища его отрываются черные точки и стремительно несутся к земле. Близкие разрывы бомб сотрясают землю и воздух.

Казалось, что день бесконечен и вечера уже никогда не будет» (О.М. Обухов, полковник в отставке, в 1942 году – рядовой бронебойщик)[244].

«Наша 146-я стрелковая дивизия была направлена на Западный фронт. В конце февраля 1942 г. дивизия прибыла на станцию Сухиничи. Дивизия и полки ее последний раз были вместе.

Поступив в распоряжение командования 50-й армии, дивизия двинулась в район г. Мосальск и сразу же начала участвовать в наступательных боях. Раненых было много. Наш медсанбат располагался в Мосальском районе в деревне Пасконь. Постоянное поступление раненых из полков и батальонов. Медико-санитарная служба дивизии, кроме ОМСБ, включала и полковые медпункты. Санитарные условия личного состава полков и батальонов были крайне тяжелыми. Продукты доставлялись в мешках по снегу вручную (хлеб и вареная гречневая каша), возможности помыться и сменить промокшее обмундирование не было. Личный состав размещался в окопах и воронках. Появилась вшивость. Деревни были разрушены или сгорели дотла. И ночью и днем были обстрелы и бомбежки, невозможно было добежать до леса и спрятаться. Особенно жестокие бои были в районе Зайцевой горы – самой высокой точки Калужской области. Высота Зайцева гора имела большое стратегическое значение. С нее просматривалось шоссе и все населенные пункты на 25 км. В медсанбате находилось постоянно до 200–250 раненых.

12 апреля 1942 г. после артподготовки наша дивизия и 173-я дивизия повели наступление на деревню Фомино, расположенную в нескольких километрах от Варшавского шоссе. Целью нашего наступления было перерезать Варшавское шоссе и дать возможность выйти из окружения оставшейся части конного корпуса генерала Белова, находившегося в Смоленской области. Наступление не дало желаемого результата, шоссе осталось в руках фашистских войск, раненых было много: тяжелые травмы конечностей вплоть до отрыва их, сопровождавшиеся тяжелыми кровотечениями, черепно-мозговые травмы, проникающие ранения грудной клетки и брюшной полости. В приемно-сортировочное отделение, где оформляется специальная карта, поступали раненые в бессознательном состоянии или с залитыми кровью документами. Невозможно было установить, кто они и откуда. Из приемно-сортировочного отделения они поступали во взвод, где делались все виды оперативных вмешательств, в т. ч. иммобилизация конечностей, полостные операции. Раненые в бессознательном состоянии и в шоке поступали сразу в госпитальный взвод.

Я работала в госпитальном взводе. Сутками мы стояли у операционных и перевязочных столов. Эваковзвод был наготове для отправки транспортабельных раненых на ПЭП. Все годы войны я занималась выведением раненых из шока, ушиванием пневмоторакса. Раненые, нуждавшиеся в длительном лечении, эвакуировались через ПЭП в полевые госпиталя. Удельный вес раненых с легкими ранениями был небольшим. Доставка в медсанбат из ДОП продовольствия, перевязки, белья, медикаментов была затруднена. Медицинский персонал не отходил от раненых сутками. В связи с тем, что много деревень было разрушено полностью, медсанбат размещался в палатках ДП (палатка длиной в 12 метров в три намета), печки возились медсанбатом с собой. Нетранспортабельные раненые при передвижении дивизии вслед за передислоцирующимися полками оставались в палатках, в лесу. С ними оставался врач, два фельдшера, две медсестры, четыре санитара и охрана. По прошествии неопределенного срока госпитальный взвод накрывался ППГ (полевой подвижной госпиталь), а мы, медицинский персонал, как правило, пешком догоняли дивизию, иногда нас забирали машины, везущие снаряды к полкам. Медсанбат командование дивизии стремилось расположить в лесах (хоть как-то укрыть от бомбежек), в лесу также проще сделать нары для носилок. Целесообразно было учесть и близость деревень, для того чтобы пользоваться водой из колодцев.

После неудачи в боях в феврале – марте 1942 года, получив пополнение и боеприпасы, 12–13 апреля полки дивизии начали повторное наступление в сторону деревни Фомино. В ответ на наше наступление фашистские войска начали артобстрел и бомбежку. Наши полки понесли огромные потери. Деревня Фомино была сожжена и разрушена, осталась одна стена… Был убит командир 608-го сп Шепелев, награжденный орденом Красного Знамени еще в Испании. В этом же бою были убиты начальник штаба, командир минометной роты Жаворонков. Всего из 608-го полка были убиты 28 офицеров и очень много солдат, а многих так и не нашли.

512-й сп также участвовал в этих боях. Наступление было прекращено, все убитые в этих боях похоронены в Фомино.

17 апреля 1942 года вновь наша дивизия ведет наступление, опять потери огромны! В ночь на 19 апреля 1942 года внезапно потеплело: бурно начал таять снег, вода стала заливать наши окопы и площадки артиллерии, вода заполнила бесчисленные воронки, из которых очень трудно было выбраться по скользкой грязи. Огромные массы воды хлынули в наши окопы. Раненые не могли выбраться и тонули – это было связано с тем, что правая сторона шоссе была ниже левой, а немцы занимали более высокую левую сторону. Медсанбат находился в деревне Сининка, раненых было огромное количество, дороги были размыты, раненых вывезти было крайне трудно. Мы, врачи и сестры медсанбата, работали по двое суток без отдыха, продукты питания волокли по мокрому снегу и воде, все были голодными, горячей пищи не было.

Наши потери были огромными: 7892 человека. 30 апреля 1942 года дивизия перешла в резерв армии и была отведена из района боев» (И. Михайлова, майор медицинской службы в отставке, в 1942 году – врач госпитального взвода 146-й стрелковой дивизии)[245].

«В моей горькой памяти осталась навсегда ночь с 12 на 13 апреля, когда батальоны занимали траншеи на переднем крае. Батальоны ушли, а мы остались в лесу, на КП. Это был штабной блиндаж, вовнутрь которого все время подтекала вода, и было очень грязно. Мы, НШ полка, ПНШ 1, 2 и 3 начхим, начразведки, писаря и телефонисты, находились на берегу Шатина болота, а немцы – на высоте. Связи пока не было. Не было командира и комиссара полка.

Мы старались обогреться и тихо прислушивались к доносящемуся с переднего края гулу боя. Появившийся вскоре командир полка майор Прядко распорядился всем нам отправиться на передний край – найти батальоны, установить связь и доложить по телефону. Я и начхим пошли по проводу третьего батальона. Остальные – 1-му и 2-му батальонам.

Ночь, темень, грязь, разрывы мин и снарядов, а мы бежим, падаем, держа в руках провод. Я угодил в яму с грязью и водой и выкупался почти до пояса. Наконец нашли разрыв линии, соединили и пошли дальше к траншее. Немцы вели беглый огонь из всех видов оружия. Навстречу нам несли убитых и тяжелораненых, а легкораненые шли сами.