Варшавское шоссе – любой ценой. Трагедия Зайцевой горы. 1942–1943 - Максим Мосягин

Сколько сидим? Уже больше часа. Я присел на кем-то брошенную тут до меня железную каску, сжался. Когда же? Никто не знает. Асташкин не смотрит на нас: он тоже не знает – когда.

Снова присматриваемся к полю. Оно испещрено протоптанными в снегу узкими дорожками, глубокими следами: по нему уже наступали до нас.

Ждем третий час… Мыслей нет. И они скованные холодом. Была ракета или не была, не помню. Не видел. Справа от нас вылезли из снега пехотинцы, пошли. Мы тяжело распрямляемся, шинели на нас коробятся, звенят, прикладами винтовок ломаем снежный бруствер. На открытом поле теплее: и оттого, что вышли на солнце, и оттого, что передвигаемся, разминаемся. Зайцева Гора молчит.

В небе начинается гул. Ползет черная муха, за ней – вторая.

– Бегом! – командуют справа у пехотинцев.

– Бегом! – повторяет Асташкин. Пробуем бежать, но бежать снег не дает, под ним – вода.

Немецкие самолеты снижаются. Слышим пулеметные очереди. Без команды падаем. Я намечаю себе впереди оттаявший бугорок-кочку, он будет маскировать меня.

Самолеты визжаще пронеслись над головами. Они словно подхлестнули нас. Вскакиваем. Справа, у пехотинцев, чей-то истошный крик.

Бросок – до нового рубежа. Грудью наваливаюсь на кочку, ноги в снежной воде.

Снова приближается гул.

– По самолетам, залпом! – Асташкин целится.

Залпа не получилось. Окостенелые пальцы еле шевелятся. Разрозненно, не в лад, стреляем в несущуюся на нас махину. Но и сквозь гул слышим чей-то отчаянно радостный голос:

– Танки! Наши танки!

Видим, из леска в низине, в направлении на Фомино, ползут три танка. Мы забываем о самолетах. Делаем еще одну перебежку.

Зайцева Гора – в трескотне и дыме. Над нами и сбоку свистяще шикают пули. Откуда-то из глубины, со стороны немцев – орудийный залп, потом – еще и еще.

Два первых наших танка в дыму. Подбиты? Кто-то матерно ругается. Танки горят. Стреляет лишь один, ползущий в обход двум первым. Лежим. Целимся в те места, где возникают белые язычки выстрелов. Немцы бьют из пулеметов.

Фомино

В центре России оно —В ПодмосковьеПрижалось к горе,Как родинка к лицу.Памятью каждый из насПрикованК этомуМаленькому сельцу.МеройВсех испытаний жестокихДля нашей дивизии было оно.У кого – Сталинград,У кого – Севастополь,У нас – Фомино.Перевалить через Зайцеву гору!Варшавское перерезать шоссе! —Но кроме приказа был еще голод,И был – промозглыйБолотный холодВ наступления полосе.Встать быИ смять эту гору в лепешку!Но голой рукой попробуй возьми,Когда на тебя – обвалом бомбежки…Бомбежки,Бомбежки с восьми до восьми.Мы вылезали из ям осклизлых —В свежих воронках посуше дно.И вот ужВзрывной волной слизанПоследний камень печной Фомино.Теперь лишь на карте одним названьемОсталось село.И остался приказ.Оледенелыми ветками ночью позванивалВетер, коробя шинели на нас.Вторую неделю ознобный ветерИ грохот разрывов со всех сторон —До исступленья!..Свели на третьюОстатки полков в один батальон.…Мы поднимаемся из-за столов.Минута молчания сильнее слов.Вот уже четверть века почтиПамять павших товарищей чтимМинутой молчанья.В эту минутуНам, уцелевшим, видеть даноЖелезным ветромНасквозь продутоеБратское поле под Фомино.В дни наступленьяЗа нами следомПеремещалось вперед и оно.И стало для насПлацдармом победыБратское поле под Фомино.Мы пробивались к Рейхстагу в апреле —Было от дыма и днем темно.Вплотную придвинулись к их цитаделиБратское поле под Фомино.…Сейчас под Мосальском,В центре РоссииСтоит монумент,Как и должно.Увековечить не мы просили:Братское поле под Фомино.Девять дивизийТравой-повиликойК свету, к людям пробились давноНа этомЖертвенно-великомБратском поле под Фомино.Сколько же нас,Погибших негромко,Но жизнь за Отчизну отдавших равно?!Да будут святы для наших потомковПо всей России поля Фомино!»(А.А. Лесин, в 1942 году – рядовой роты связи)[243]* * *

«Прибежавший посыльный передал скороговоркой: «Срочно к комиссару полка». Нашел комиссара у штабного шалаша. Доложил.

Он приказал отделением срочно прибыть к нему, оставив одного человека с ружьями. Бегу обратно, строю отделение и веду.

– Сейчас первый батальон нашего полка выходит на передовую и начинает наступление, – сказал комиссар. – Ваша задача – действовать на стыке первой и второй рот. У немцев на передовой появились танки. Танки уничтожать огнем ПТР, выпрыгивающих танкистов уничтожать из винтовок. Через тридцать минут батальон выходит на дорогу. Быстро собирайтесь и занимайте свое место. Задача ясна? Вопросы есть?

Отвечаем хором: «Ясно!»

Мы давно ждали этого часа и внутренне были подготовлены к нему. И нам все ясно. Для этого мы прибыли на фронт. Сейчас будет решаться главный вопрос, во имя которого мы надели шинели, взяли в руки оружие и поклялись защищать Родину до последней капли крови.

Возбужденное воображение уже рисовало картину предстоящего боя, и я видел свое отделение в этом бою, видел и себя – то бесстрашно ползущего вперед под пулями и осколками, то бегущего впереди отделения.

Надеваем вещевые мешки, белые маскхалаты, разбираем ружья и винтовки и выходим на дорогу. Ждем, пока подойдет первая рота. И пристраиваемся к ее задним рядам.

Идем по лесной дороге. Сзади рев моторов и грохот гусениц – нас догнали танки, которые будут сопровождать и поддерживать нас в наступлении. В движении мощных КВ и Т-34 было столько грозной силы, что она обнадеживала и придавала нам уверенность в исходе наступления.

К гулу танковых моторов и скрежету гусениц примешивается гул немецких самолетов. Опять нас бомбят, танки на дороге, а достается нам. Вся округа заполнена ревом танковых и авиационных моторов, пронзительным воем сирен на самолетах, криком людей – раненых и испуганных.

От ведущего самолета отделилась продолговатая черная точка и с нарастающим свистом понеслась к земле. Бросаюсь на землю, и через мгновение меня подбрасывает и начинает засыпать землей. Закрываю голову руками – только не трахнуло бы большим мерзлым куском земли. Враз подумалось, что можно погибнуть вот так по-глупому, не совершив ничего. Вскакиваю и отбегаю от дороги метров на десять. Приступ ярости охватывает меня. Прислонившись спиной к стволу сосны, в просветах деревьев нахожу входящий в пике самолет и выпускаю из винтовки одну бронебойную пулю за другой. На какое-то время забываю об отделении, поглощенный стрельбой по самолетам.

Истошные человеческие вопли отвлекли от стрельбы. Рядом со мной плюхнулся на землю молодой парень, с вытаращенными глазами, от страха потерявший разум. Он орал так громко, что пришлось покрыть его многоэтажным матом, после чего не стало крика, и он дальше следовал за мной как привязанный. Пробегаем с ним вперед, залегаем при виде самолета, пикирующего на нас. Отлично видны отрывающиеся от самолета и летящие к земле бомбы.

Взрыв, еще взрыв, и сразу два на дороге, метрах в десяти от меня. На спину, ноги, каску падают комья земли.

Стихает рев пикирующих самолетов, вот и гул их постепенно затихает. Кажется, кончилась бомбежка.

Поднялся – вроде цел, в ушах стоит звон. В воздухе пахнет взрывчаткой. Метрах в десяти здоровенная воронка, где-то рядом с ней были Ширяев и Шайдуллин.

Где еще два расчета? Впереди автоматные очереди, выстрелы из винтовок, крики людей. Бегу вперед в окружении людей, бегущих в том же направлении. Перепрыгиваю через свежеотрытый окоп, в глаза бросается немецкое противотанковое ружье, стоящее на бруствере окопа. Выбегаем на опушку леса. Впереди заснеженное поле и деревня – это Фомино-1. Видны убегающие немцы, бегут группой к деревне.

Вижу роты, развернутые в цепь, идут вперед, впереди их два танка, вижу и свои расчеты. Вот, оказывается, где они. Они рядом со мной, но только два. Третьего не видно. Но все равно отлегло на душе, точно непосильный груз с себя сбросил.

Самолетов в небе нет, но мы уже знаем, что они скоро будут над нами. Перебежками движемся вперед, приближаемся к Фомино-1. Оттуда сильный пулеметный огонь. Залегли, стреляем из винтовок. Куда стреляем – противника не видно, он где-то за разрушенными домами и сараями. Главное, ответить на огонь. Поднялись, пошли вперед.

Никто уже не ложится, все бегут вперед, согнутые, будто перехваченные болью в животе. Вот и Фомино-1. Деревня разрушена. С левой стороны дороги, на обочине, а вернее, на левой стороне единственной улицы, стоит подбитый немецкий танк. Из него сочится негусто дымок. Он медленно, словно нехотя, отплывает в сторону, растворяясь в воздухе.

Впереди – заснеженное поле, и дальше пологие холмы. Там, на этих холмах, где-то деревня Фомино-2, а за ней Варшавское шоссе – цель нашего наступления.