Гений Умирает Дважды - Николай Стародымов

— Ты дурак, Ваха, — заговорил Аргун на своем языке, чтобы не могли ничего понять громилы-телохранители. Только ругался по-русски — все кавказцы почему-то всегда ругаются только по-русски. — Зажравшийся, оборзевший, потерявший всякую бдительность дурак… Ты пойми, кретин: у нас, у нашей республики, была реальная возможность заполучить в свое распоряжение открытие, благодаря которому вся наша республика мгновенно вырвалась бы из нищеты. Мгновенно!.. Понимаешь ты это слово? В одно мгновение!.. Ты что же, думаешь, что наши полевые командиры смогут воссоздать экономику? Что они сложат оружие и начнут пахать землю и качать нефть?.. Они же ничего не умеют, кроме как стрелять да заложников захватывать, а потом им головы отрезать… Думаешь, что за счет заложников и угона скота в соседних областях мы сможем вытащить республику из задницы, в которой мы оказались?.. Ох, дурак!.. Весь мир, понимаешь, дурак, весь мир приполз бы к нам на коленях, умоляя о поставке этого приборчика. В том числе и эта долбаная Россия. Мы бы только от продажи лицензий на его производство мгновенно вырвались бы в число ведущих стран мира, сравнялись бы с Эмиратами. С Эмиратами!.. Нас бы умоляли взять миллиарды долларов! Умоляли бы!.. Ты представляешь, идиот, что ты наделал? Лично ты!.. От тебя и требовалось-то всего ничего: притащить мне или прибор, или бумаги и все, что найдется любопытного у этого жидка. Вот и все! Так ты так и не нашел ни прибора, ни нужной документации… Ладно, насчет его помощницы ты правильно сообразил, что ее прихватил… Но зато потом дел натворил!.. Зачем тебе было ее трогать? Ну зачем? Как ты мог проморгать, что твой же начальник охраны попытается эту девку вывезти? Ну и потом… Зачем тебе было всю эту хренотень со стрельбой затевать? Ладно, дурака своего прикончил, хрен бы с ним, плохо только, что не закопал… Но зачем было ментовку штурмовать, если у тебя там свой человек есть?.. Выкупил бы ее оттуда или поручил бы отравить ее потихоньку. И все! А теперь, считай, ты лично привлек внимание ко всей этой истории всего Министерства внутренних дел, а то еще и Лубянка подключится… Такие вещи тихо надо делать, тихо!..

Султанов сидел, опустив голову. Аргун был прав. Кругом прав! Хорошо еще не догадался, что он, Ваха, хотел его, Аргуна, перехитрить и попытаться самому сделать свой маленький бизнес… А тут оказываются интересы всей его республики!

— В общем, так, Ваха! — Аргун заговорил иначе: жестко, четко, ясно, конкретно. — Теперь вся милиция области встанет на уши и начнет искать тебя и этого твоего Камикадзе…

— Самурая, — потерянно поправил Ваха.

— Да хоть Хренотая — это неважно, — раздраженно перебил Аргун. — Главное, что лично его и других участников твоего идиотского налета обязательно теперь поймают. Пусть только одного из них, неважно кого — любого! И тогда они, эти твои помощнички, тебя заложат непременно со всеми потрохами… Понимаешь? Значит, мы ими должны пожертвовать. В конце концов, такого отребья мы сможем найти сколько захотим… Причем мы сделаем так, я сам этим займусь, чтобы менты поняли, кто и за что убит… Понял?

Ваха обреченно кивнул. Ему было не особенно жаль этих русаков. Проблема была в том, чтобы теперь снова сформировать такую же мощную команду. Да и объяснить нужно будет, куда это вдруг подевались его подручные…

В душе его опять шевельнулось нехорошее предчувствие. Ведь если вдруг будут убиты сразу несколько человек из его команды, следы непременно приведут к нему и ему и в самом деле придется отвечать в милиции… Султанов опять посмотрел на Аргуна.

— Ты прав, — кивнул тот. — Тебе тоже придется исчезнуть, потому что ты всех нас спалишь…

Ваха в первый момент даже не испугался. Он смотрел на Аргуна скорее удивленно, чем со страхом, не сразу сообразив, что тот имеет в виду под словом «исчезнуть», поняв его как «уехать». И только увидев беспощадность, сквозившую во взгляде бывшего приятеля, почувствовал, как откуда-то снизу, от живота, начинает разливаться животный страх. Он не к месту вдруг подумал, что именно в таком состоянии человек может обмочиться… Да и "медвежья болезнь" тоже…

— Ты что, Аргун? — залепетал Ваха. — Ведь мы же с тобой земляки… Как же ты сможешь…

— Смогу! — рявкнул Аргун. — Ты причинил такой вред нашему народу, нашему делу, что я тебя могу судить именно по законам шариата. И меня никто не станет за это осуждать. И Аллах меня простит.

Теряя способность здраво рассуждать, Султанов рывком потянулся к пистолету, который всегда носил с собой. И в следующий миг уже лежал на ребристом полу вертолета, скрученный опытными руками мордоворотов Аргуна. На запястьях рук за спиной защелкнулись браслеты наручников. К ногам начали что-то привязывать.

— Не надо, Аргун! — завизжал Ваха. — Ради Аллаха милостивого и милосердного, не надо!

— Аллаха вспомнил?!. — Аргун схватил Ваху за грудки, рванул кверху; мордовороты услужливо подхватили жертву под мышки и поставили перед разъяренным шефом. — Ты бы о нем раньше подумал, козел!.. Ты же нас всех предал! Ты же знаешь, как к нам, кавказцам, тут относятся! И ты спровоцировал настоящую войну милиции против нас. Теперь у нас никаких денег не хватит, чтобы подкупить всех, от кого зависит начало травли против нас!.. Нет, Ваха, таких дураков, как ты, надо давить! — он кивнул подручным и сказал по-русски: — Кончайте его!

— Не-е-ет!!! Не на-а-ада-а!..

Овальная дверца вертолета была уже открыта. Под брюхом машины медленно проплывала гладь водохранилища.

Телохранители Аргуна потащили жертву к двери. Что-то со скрежетом волочилось по полу, и Ваха невольно посмотрел себе на ноги. К ноге был прикручен тяжелый тракторный или танковый трак.

— Ты сам подставился, Ваха! И мы теперь на тебя много чего спишем!..

— Не хо-очу-у!..

Аргун уже поднял вверх глаза, ритуально раскинул по-мусульмански руки.

— Ля-илляхи-иль-Алла… — торопливо, скорее подчиняясь обряду, чем искренне, зашептал он молитву.

Откуда-то из глубины сознания Вахи вдруг начало проступать осознание того, что это не игра, не попытка его запугать, что все это всерьез. Он, всего лишь несколько часов назад бахвалившийся перед племянником и подручными о своем могуществе, вдруг понял, что сейчас вдруг перестанет жить. Он знал, что из этих сильных опытных рук не вырваться. Но это понимание захлестнула слепая волна ужаса, противостоять которой он не мог. У него был шанс спастись, и он это понимал, надо было что-то пообещать Аргуну — не денег, которых у того и без него хватало, а какую-то информацию, например, как быстрее отыскать того же Самурая — да только он понимал и другое: у него нет времени даже на то, чтобы обдумать, как следует поступить. И эта безысходность лишила его остатков способности контролировать свои действия.

— Пустите-е!.. — сила его крика удваивались, утраивались от вида раскинувшейся за открытой дверцей бездны. — Не на-а-а-да-а-а!…

Аргун провел ладонями по лицу.

— Аллаху акбар! — наконец проговорил он. И кивнул: — Прощай, Ваха!

Дикий вопль выброшенного наружу человека мгновенно заглушил рев двигателей и свист рассекаемого винтами воздуха. Вслед полетел пистолет, который телохранители отобрали у жертвы… Едва дверца захлопнулась, вертолет прекратил барражирование и, круто наклонив лоб вперед, резко устремился в сторону леса.

Никто из летчиков из кабины так ни разу и не выглянул. Они в свое время немало повоевали в Чечне, всякого навидались. А тут — «черножопые» между собой разбираются. Да пусть хоть все друг друга вот так повыкидывают, мало их там намололи…

Вахе показалось, что он падает нескончаемо долго. Сначала он дергался, извивался, стараясь освободиться от наручников, от тяжелого трака, как будто, не будь их, он смог бы опять запрыгнуть в улетавший вертолет. Или замедлить падение и не разбиться при ударе о воду… Потом он вдруг осознал, что это последние мгновения его жизни, что спасти его уже не может никто и ничто. И от понимания этого перестал кричать и дергаться. Он смотрел на горизонт, на темное море леса, на плавно приближавшуюся водную гладь с несколькими рыбацкими лодочками, на заросли камыша вдоль берега… Но видел при этом не ставший уже привычным русский пейзаж, а оставшиеся за бесконечно далеким горизонтом снежные вершины Кавказских гор, бушующие в теснинах реки, прилепившиеся к скалам аулы — все то, что называется родиной, от которой ему довелось погибнуть так далеко…

Он так и вошел в воду, молча, со взором, погруженным в себя. От удара не потерял сознание, какое-то время погружался, задержав дыхание, видя, как стремительно сгущается вокруг него сумрак мутной воды… Ваха даже успел достигнуть илистого дна — и только тогда в его молодое сильное тело начал через ноздри просачиваться, а потом хлынул рвущий нежные альвиолы легких смертоносный водный поток, выдавив остатки уже отработанного воздуха…