Мила (СИ) - Надежда Чистая

взгляда на эту махину, что была в полтора раза больше обычного коня. А когда Мила сказала, что ещё и общается с ней, мы окончательно смирились с Амелией.

Чего мы не ожидали в столице, так это увидеть Витари и того, что произойдёт дальше. Утренний крик не шёл ни в какое сравнение с тем, что мы услышали днём, когда Мила коснулась руки вампирши. Вчера она это делала, когда снимала проклятия, но тогда-то она явно не это делала, а что-то узнавала. И то, что Миле стало известно, было настолько страшным, что стёкла в нескольких заведениях поблизости просто треснули от её крика. Тогда мы бросились к ней, но она была словно под защитой, не дающей к ней приблизиться. И нам пришлось вместе со всеми просто наблюдать, как трясёт нашу истинную, не имея возможности хоть как-то помочь. Благо, она вскоре пришла в себя и взяв себя в руки, поднялась как ни в чём не бывало. Я чувствовал, какое потрясение испытали остальные, явно понявшие, что Мила не просто полежать легла. Даже мужчины Витари смотрели уже не так враждебно, но всё равно не верили, что их женщина не беременна, хотя и понимали, что в словах Милы ни капли лжи.

А в храме ждали новые испытания нашей психики. Никогда не забуду момент страха и отчаяния, охватившие меня, когда Мила сделав несколько шагов, просто растворилась в воздухе. Что если она перенеслась обратно в свой мир? Что если она разозлила богов, когда прокляла женщину, заставив ту страдать? Но паника отступила, когда одна из скульптур богов зашевелилась, а на весь храм раздался голос такой силы, что приходилось преклонять колени.

— Всё будет в порядке с вашей истинной, если сама, конечно, не напортачит, разозлив нас.

И вот что мне подсказывало, что она их обязательно разозлит? Хотя бы потому, что посмели так «пригласить в гости». Так, чтобы самой на душе спокойно стало. А она ведь сегодня ещё и пила. Вот же арх! Она же когда пьяная, метёт что попало, не обращая внимания, кто перед ней. Сейчас пошлёт или проклянёт чем-нибудь позабористей и пиши пропало. Хотя, может пронесёт они простят её, всё-таки Мила для чего-то нужна этому миру.

— Вы можете уйти, а ваша истинная вернётся потом к вам. — переглянувшись с будущими побратимами, увидел те же самые мысли, что вертелись и у меня — в гробу мы видели такой план! Наверное, это столь отчётливо отразилось у нас на лицах, что статуя хмыкнула и продолжила. — А можете остаться и подождать её здесь. — не сговариваясь, уселись в первый ряд на скамьи, чем, видимо, окончательно его развеселили.

Он ушёл не прощаясь, да мы и не ждали. Просто расположились на скамьях болтая ни о чём и ждали, когда Милин разговор закончится. В храм то и дело приходили другие, смотревшие на нас как на психов и не понимающе, почему мы всё ещё не уходим? Через несколько часов к нам даже вышел жрец, седовласый старик, казалось застал последний приход богов, настолько он был стар. Узнав почему мы здесь, жрец, осенив себя божественным знаком, поспешил скрыться подальше, не желая злить покровителей мира. Близнецы с воином, не став нас дожидаться, давно отправились в столичное поместье Селима, привести дом и слуг в подобающий вид.

Мила появилась только к ночи. Причём не одна! Рядом с ней стоял какой-то мужик, вызывающих ужас только одним своим присутствием. Высоченный, широкий и крепкий, как скала, рядом с кошечкой он казался великаном, способным раздавить её одним пальцем. Его лицо, от лба и почти до шеи пересекал шрам, делая его ещё больше пугающим. Но Мила смотрела на него разъярённой кошкой и что-то выговаривала, размахивая руками. Он её словно не слышал, хотя я заметил, что он кривит губы в снисходительной усмешке. Мужчина осматривал храм с таким выражением, будто ему под нос подсунули упыря, предлагая им отобедать. А переведя взгляд на нас сжал кулаки, с явным желанием поскорее познакомиться.

— Я так понимаю, это вы истинные моей супруги? — грубый, чуть хриплый голос заставлял дрожать воздух. В каждом его звуке была сила, сравнимая с божественной, но понимание, что если позволю себя склониться, то потеряю что-то важно не оставляло и я терпел. Терпел точно также, как сейчас это делали Нэб с Селимом. Но с каждой секундой аура этого мужчины придавливала к земли всё сильнее, заставляя чувствовать себя букашкой.

— Торий, лучше прекрати, иначе прокляну! Они мои истинные и этим всё сказано. Если ты посмеешь их тронуть, то клянусь богами, это будет наша последняя встреча! — Мила разозлилась окончательно, дёрнув мужчину на рукав чёрной рубашки, она резко развернула его к себе. Её глаза стали чёрными, а вокруг пары начала клубиться тьма. Она ластилась к мужчине, как собачка к хозяину, создавая вокруг них причудливые фигуры.

— Ты смеешь мне указывать? — склонив голову набок, словно ястреб, выслеживающий добычу, он подался ближе, нависая над Милой.

Казалось, он её вот-вот ударит! Не стерпев такого отношения к нашей истинной, мы в миг оказались около них. Первым удар нанёс Нэбирос, принимая боевою ипостась, он вцепился отросшими когтями в шею противника, разрывая. Дальше всё происходило столь молниеносно, что только шерсть и перья летали. Сколько мы мутузили друг друга — не знаю. Остановились только когда храм начал трястись, как при землетрясении. Из коморки, позабыв про возраст, выбежал жрец, обозревая картину разрушений и кажется хотел свалиться в обморок, но Мила не позволила, придержав того под руку.

— Вот же, семейка психов! — припечатал голос бога сверху.

Торий — бог Тьмы. (очень-очень много лет)

Мила Чёрная

Поляна, на которой я оказалась, была усеяна мелкими цветами серебряного цвета, похожими на азалии. От них исходил аромат ванили с горьким послевкусием. Увидев эти цветы, Басти кинулся в них с довольным писком и начал кувыркаться. Испугавшись, что это какие-нибудь травки веселения, подбежала к розовому комку в желании поднять его с земли и если потребуется, привязать к себе поясом. Он у меня и так ненормальный немного, а тут ещё и это. Боюсь, тогда кролика вообще ничего не сможет остановить на пути к семейному счастью с кобылкой и продолжения рода. А оно мне надо?

Я предполагала, что Басти будет вырываться, но он поступил разумнее — быстро пообрывав несколько бутонов, он прижал их к груди, как самое дорогое сокровище и начинал орать, когда пыталась их отобрать. Так нас и застали боги этого мира — испачканными пыльцой и дерущимися на земле.