Гвардеец Гора - Джон Норман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Здесь, — сказала девушка, привязывая конец поводка к кольцу.
Обычно рабыни находятся у таких колец на коротком поводке или цепи и привязываются к ним стоящими на коленях. Если рабыня в наручниках приковывается к кольцу наручниками и кольцо расположено на высоте в ярд от улицы, ее руки в наручниках находятся перед лицом, а ее живот обращен к стене. Иногда ее руки оказываются за затылком, и тогда ее спина и бок обращены к стене. Когда кольцо расположено низко, ее руки в наручниках располагаются внизу живота, если сама она находится лицом или боком к стене, и приблизительно у поясницы, если она стоит спиной к стене. Но девушка, которая руководила стоящей на коленях рабыней, оставила довольно длинный запас поводка. Рабыня могла полностью лечь на камни, и я мог передвигать ее, если захочу.
— Я уйду, — сказала девушка, у которой раньше был поводок. — Но четко уразумей, — со значением произнесла она, — что, когда я вернусь, ее тело будет тщательно осмотрено.
— Я понял.
После этого девушка удалилась. Я посмотрел на рабыню, стоящую на коленях на камнях передо мной. И присел рядом с ней.
— Ты знаешь, что должен полностью использовать меня, — сказала она. — Мое тело будет тщательно осмотрено, чтобы удостовериться в этом.
— Я знаю.
Она застенчиво развязала пояс туники и отбросила его.
— Ты должен обладать мною по-настоящему, — заявила она. — У тебя нет выбора.
— Я знаю.
Она уронила тунику рядом с собой, на камни.
— Я надеюсь, — произнесла она, — что смогу доставить удовольствие моему господину.
Я усмехнулся.
— Кто ты? — обратился я к ней.
— Твоя Линда.
— Если я решу воспользоваться тобой под этим именем, — заметил я.
— Да, — ответила она. — Ты можешь владеть мной под любым именем, какое захочешь дать мне или без имени, если тебе так нравится.
— Знаю.
— За все это время ты ни разу не обладал мною, — проговорила она.
— Это так, — согласился я.
— Но ты ведь хотел, правда?
— Да.
— А теперь я привязанная перед тобой на поводок девица, — продолжала она, — та, за которую ты заплатил один тарск.
— Да.
Она нагнулась вперед и нежно поцеловала меня.
— Я буду стараться оказаться достойной твоего тарска, мой господин, — прошептала она.
— Не бойся, — ответил я. — Я дам тебе такую возможность.
— Господин? — она отшатнулась.
Тогда я взял ее за руки. Она сморщилась от боли и посмотрела на меня недоверчиво.
— Это не похоже на хватку мужчины с Земли, — заметила она, — того, кто относится к женщине с уважением.
Она поежилась.
— Ты — рабыня, — сказал я.
— Это хватка горианского мужчины, — продолжала она, — хозяина женщины.
— Так ли?
— Да! — подтвердила она. — Отпусти меня! Я имею в виду, пожалуйста, отпусти меня, мой господин!
— Нет, — заявил я.
— Нет? — переспросила она. — Но ты мужчина с Земли! Ты должен исполнять все, что просит женщина!
— Почему?
— Я не знаю, — крикнула она. — Я не знаю!
— Ты хочешь, чтобы я отпустил тебя?
— Да, — ответила она. — Да!
— Лживая рабыня, — презрительно проговорил я.
— Пожалуйста, не наказывай меня, господин, — заплакала она.
— Жестокие мужчины Гора обходятся с тобой, как им нравится, — сказал я, — и ты служишь им на славу. Ты думаешь, мужчинам с Земли следует довольствоваться меньшим?
— Нет, господин, — плакала она.
— Если земные мужчины отказываются от данного им от рождения права на господство, меняют его на грязь политического извращения, если они хотели бы отказаться от своих генов, если они хотели бы ниспровергать и нарушать законы природы, если они предпочли бы самокастрацию вместо мужественности, это, я полагаю, их дело.
— Я не знаю, господин, — проговорила она.
— В том случае, конечно, если они жаждут получить в качестве наказания тревогу, вину, разочарование, болезнь и недолгую жизнь.
— Я не знаю, господин.
— Попранная природа не может не отплатить, — сказал я.
— Да, — согласилась она.
— Есть у мужчины право быть мужчиной? — спросил я.
— Я полагаю, да, — ответила она. — Я не знаю.
— И существует ли иерархия среди прав, при которой некоторые главнее остальных?
— Будь добр ко мне, господин, — взмолилась она.
— И не право ли мужчины быть мужчиной является наивысшим законом из тех, которыми он обладает?
— Да, — согласилась она.
— Какое право превосходит это?
— Никакое, господин.
— Есть у мужчины право осуществлять свое собственное низвержение, разрушая самого себя? — снова спросил я.
— Он способен на это, господин, — прошептала она, — но я не думаю, что у него есть такое право.
— У него нет такого права, — обратился я к ней, — поскольку оно противоречит более высокому праву.
— Да, господин.
— Отрицание мужского начала мужчиной в таком случае не только иррационально, но и пагубно с точки зрения морали. Мужчины не только имеют право сохранять свое мужское начало, но и обязаны так делать.
— Может быть, не существует такой вещи, как мужское начало, — прошептала она, — или женское начало.
— Скажи это сильным мужчинам, покоряющимся женщинам и истории.
— Может быть, не существует таких вещей, как долг и право, — проговорила она, — может быть, это только слова, применяемые как инструменты словесной манипуляции. Это просто способы воспитания, которые дешевле и мягче, чем ружья и кнуты.
— Это интересное и оригинальное предположение, — ответил я, — но тогда все еще остались бы потребности и права, силы и желания, и другие реальности жизни, в которой определенные действия ведут к определенным результатам. И в таком мире кто будет спорить с ларлом, должен или нет он питаться, или с мужчиной, стоит или нет ему быть мужчиной? В таком мире ларл охотится, а мужчина остается мужчиной.
— Боюсь, что Гор, — сказала она, — именно такой мир.
— Он такой, — ответил я ей, — девушка-рабыня.
— Я боюсь, — произнесла она.
— И не напрасно, бесправная рабыня, — подтвердил я.
— Бесправная рабыня? — повторила она.
— Конечно, — объяснил я ей, — ты — бесправная горианская девушка-рабыня, привязанная на поводок и готовая к совокуплению.
— И это все, что я есть?
— Да.
— Для тебя? — снова спросила она.
— Да, — подтвердил я.
Она вздрогнула.
— Что не так? — поинтересовался я.
— Я не смею говорить, — прошептала она.
— Говори.
— Я возбуждена.
Я продолжал сжимать ее руку своей левой рукой, а правую положил на ее тело. Она поежилась.