Алеет восток - Савин Влад

Гоминьдановская армия не казалась нам сильным противником, несмотря на численность и материально-техническую помощь от США. Боеспособность чанкайшистских войск была очень сильно снижена из-за полуфеодального характера китайского государства, где каждый генерал вел себя как независимый барон. К этому добавлялись тотальная коррупция, воровство, разложение в собственно китайских тылах, дезертирство, низкая мотивация и боевой дух масс — все как у наших «белых» в конце нашей Гражданской. И крайне низкий уровень образования и технической грамотности, общий для Китая — отчего укомплектовать технические рода войск, как танкистов, артиллеристов, связистов, авиацию, требуемым числом личного состава было практически невозможно. Кроме того, если у нас «благородия» все ж умели драться, имея за плечами опыт германской войны — то офицеры и генералы Чан Кай Ши имели квалификацию, в лучшем случае, на нижнем уровне Японской Императорской Армии времен Халхин-Гола, а в худшем просто купили чин за деньги.

Группировка китайских войск, расположенная в пограничной с нами территории, насчитывала свыше ста дивизий. Однако, как я уже сказал, среди них не был ни одной танковой, хотя так называемая «гвардия» самого Чан Кай Ши, семь дивизий из состава упомянутой группировки, не считая отдельных подразделений, была моторизована, и даже имела в составе каждой из дивизий по танковому батальону. Дислокация китайских войск в пограничной полосе была хорошо нам известна по разведданным, с учетом фактической прозрачности границы, через которую перемещалось местное население. К нашему удивлению, гоминьдановцы фактически не готовились к обороне, не строили укрепленных рубежей — патрули и колючая проволока обеспечивали лишь охрану границы от несанкционированных переходов мелких групп. Главное же ошибкой китайских генералов было, что подавляющая часть войск их пограничной группировки располагалось гарнизонами, в деревнях и лагерях, на удалении не более чем от десяти до тридцати километров до границы, связь была исключительно проводная. То есть, до значительной части гоминьдановцев вполне могла достать наша артиллерия с исходного рубежа — а остальные места сосредоточения противника попадали под удар штурмовой авиации (десять советских и шесть корейских полков на Ил-10), а затем подвергались атаке наших танковых частей.

Если с севера, как было сказано, Особый район непосредственно граничил с монгольской территорией, то с востока его от нашей зоны отрезал глубоко вдающийся на север «аппендикс», с городом Тайюбань — главной базой гоминьдановцев на этом участке фронта, проходившего дальше к западу по реке Хуанхэ. Для захвата этого важного пункта был выделен целый корпус — одна советская и две корейских горнострелковые дивизии. К югу лежал Кайфын, важный транспортный узел, через который шло снабжение южного участка фронта чанкайшистов против Особого района — он был целью для нашей сильной танковой группировки, включающей в себя упомянутую 1ю корейскую танковую дивизию и приданные ей в оперативное подчинение две корейские стрелковые дивизии, посаженные на машины. Планом предусматривалось буквально на вторые сутки переместить часть авиации вперед, на захваченные китайские аэродромы (выделялись батальоны аэродромного обслуживания и охраны, части ПВО, необходимое снабжение и транспорт).

Чтобы не тревожить противника, танковые соединения должны быть выдвинуты на исходные рубежи вблизи линии фронта за сутки до начала наступления — будучи до того развернуты в тылу, на удалении до ста километров. Именно так, по опыту Отечественной войны, проходила подготовка к вводу в прорыв наших танковых армий.

25 августа 1950 года.

Восходит солнце над Сианем. Как все три тысячи лет, что стоит этот город в провинции Шэнси. В долине между гор, на реке Вэй, впадающую в Великую Желтую реку — Хуанхэ.

Председателю Мао тут не нравилось. То ли дело Яньань, почти в четырехстах километрах к северу — как пещерная крепость в горах! Здесь же слишком все открыто и незащищено. Но положение обязывает — что было приемлемым для главы Особого Района, то не подойдет для правителя всего Китая! Пусть пока лишь в будущем — но намерение надо обозначить уже сейчас! Чтоб не считали ровней всяким царькам-милитаристам!

Был ли Мао-Цзе-Дун коммунистом — или всего лишь восточным деспотом с «красной» окраской? А разве великие Императоры, правящие Китаем века — не были в то же время истинными конфуцианцами? И по большому счету, Конфуций тоже был революционером — всю жизнь проповедовал, как правители и народ должны себя вести по отношению друг к другу, а когда очередной правитель решал, что пора уже укоротить мудреца на голову, успевал сбежать к соседу, благо та эпоха носила название Семи Царств. Но если конфуцианская вера и определяемая ею политика была разной у всех Династий — то отчего коммунизм китайский и русский должны совпадать? И не воплощением же Конфуция себя объявить — Вождь революционного пролетариата и крестьянства, больше к эпохе подходит. И если нет в Китае революционного класса — значит, его надо создать. Чего не желали понимать эти городские теоретики, Ван Мин и Гао Ган!

Это Чан, и всякая милитаристская мелочь — царьки. Потому что за душой у них нет ничего, кроме собственной мошны. А он, Мао, сумел дать крестьянскому классу Идею! Верно, что и в Особом районе над крестьянами были помещики — для удобства сбора налогов, не к каждому же мелкому хозяину с военным отрядом приходить? И налоги были больше, чем в остальных провинциях. Но зато «красный помещик», будучи по существу управляющим, а не владельцем, не имел права по своей воле согнать крестьянина с земли, не мог отнять у него все. А крестьянин мог уйти из деревни и стать сначала бойцом НОАК, а затем партийным функционером. И эти функционеры были равны с крестьянами перед революционным законом — пожалуй, у них было даже больше шансов быть расстрелянными «за неправильные взгляды». Вот отчего народ (и не только в Особом районе!) шел за коммунистами. А число перебежчиков из воинства Чан Кай Ши в НОАК намного превышало движение в обратную сторону. Ну а жестокость, даже по отношению к своим соратникам, это неизбежный атрибут китайской власти, проверенный тысячелетиями: недостаточно жестокие правители — долго не жили!

Кто главный враг сейчас? Чан Кай Ши не вызывал уже у Мао интереса — как политический труп. Японцы поднимутся нескоро, американцы далеко, все прочие белые дьяволы из Европы очень сильно ослаблены. А вот русские, волей судьбы ближний сосед, оказались неожиданно сильны — и опасны, не только мощью своих войск!

Так устроена жизнь — пока дети не выросли, они живут в родительском доме, послушные воле главы семьи. Возмужав, они требуют себе долю от семейного надела, и строят свой дом. Единство Китая все века держалось на сильной центральной власти — когда же она слабела, провинции разбегались в стороны в мятежах. Именно потому плавания Чхэн Хэ остались эпизодом — в заморской колонизации не было смысла, если даже британцы так потеряли свои американские колонии? А вот у русских все было иначе — Мао не понимал, отчего даже вольные ватаги беглецов в Сибирь от гнета московского царя, осев на новых землях и обложив данью местное население, вместо того, чтобы отложиться, слали царю собранный ясак с просьбой включить эти земли в состав государства Московского и прислать воеводу с ратными людьми? И если эти русские сейчас, нагло захватив Маньчжурию, явно не собираются оттуда уходить, и даже Пекин под вопросом, отдадут ли — то что они сделают с Китаем дальше?

И это — вопрос выживания китайского народа! То, что советские не убивают китайцев, а всего лишь сгибают под себя, еще страшнее! Этого не понимает Гао Ган, в ненависти к Чану ставший русской марионеткой. Но это отчетливо видит он, Вождь Мао! И неважно, что русские пока что сильны, а Китай слаб. Главное, что он, Мао, сделал свой выбор, и видит, куда ему вести свой народ!

Так что, Сиань, древнейшая столица Китая в течение Тринадцати Династий, где сидел сам Великий Император Цинь Ши Хуанди, была достойным местом для Правителя! В войну город бомбили японцы, здесь прокатились и сражения Смуты — но сохранилось еще много строений, помнящих древних Императоров: величественные городские стены с башнями и воротами, Большая пагода диких гусей, Малая пагода диких гусей, Большая Мечеть в мусульманском квартале, Колокольная и Барабанная башни — с которых подавались сигналы жителям, утром вставать и приступать к работе, вечером расходиться по домам и запирать двери. Народ любит пышность — как и жестокость. Подобно тому, как на главной площади собирались толпы, посмотреть на зрелища — выступления циркачей, и публичные казни.

Размышления Мао прервали сигналы тревоги — удары железной палкой по подвешенному рельсу. Высоко в небе появилась маленькая точка, оставляя за собой след — летел самолет. Со времен японских бомбежек, жители Сиани не забывали о воздушной угрозе, защищаясь самым простым и доступным способом — по сигналу, прятались в подвалах и погребах. Хотя многие продолжали заниматься своими делами — ведь гоминьдановцы Сиань не бомбили? Однако в последние дни над городом часто замечали чужие самолеты, и кто-то вспоминал, что американцы сделали с Токио и Хиросимой. Им возражали, а за что янки быть злыми на нас, мы ведь их не трогали, как японцы в Перл-Харборе? Да, мы воюем с Гоминьданом, который вроде как их союзник — но ведь в войну с Японией, американцы прилетали и к нам, и даже привозили свои дары!