Подаренная ему (СИ) - Ковалевская Алиса

— Возможно.

На какое-то время между нами воцарилась тишина. Ветер принёс с собой свежий запах моря, крик чаек усилился и следом вовсе затих. Мысленно я вернулась назад. В маленькую комнату с постеленными прямо на полу одеялами, в другую, с грубым обеденным столом и несколькими разболтанными стульями, в холодные вечера. Прошлась по коридору до входной двери и села в машину, столько раз увозящую меня навстречу с моей придуманной реальностью, тёплыми странами и разноцветными мозаичными стёклами.

— Знаешь… там, где я росла, умение писать было не в цене, — сказала я негромко.

— Значит, писать ты в самом деле не умеешь, — заключил Алекс. Я промолчала. — А читать?

— Немного.

Не знаю, о чём думал он, я же просто смотрела на воду, не чувствуя при этом ничего из того, что, наверное, должна была чувствовать: ни стыда, ни неловкости. Могла ли я научиться читать в тех условиях? Возможно, могла. Думала ли я об этом? Вряд ли… В той убогой комнате меня куда больше интересовало, достанется ли мне кусок хлеба, и чем закончится очередной день. И ещё: чем закончится очередная ночь…

— Тот человек… Дик. Я никогда не слышал про него. Ты выросла в нашем городе?

— Нет, — качнула я головой. — В Грате.

— В Грате… — очень тихо и задумчиво повторил Алекс и замолчал.

Между нами снова воцарилась тишина. Положив шлем на песок, я развязала шнурки на кедах и, разувшись, подошла к воде. Ступила в пенящуюся волну и тут же почувствовала, как вода облизывает мои стопы. К горлу подступил ком, уголки глаз защипало. Море целовало ноги, и я понимала — прекрасней этого нет ничего.

— Я всегда мечтала побывать в Испании, — подавив слёзы, призналась я, услышав приглушённые песком шаги Алекса позади себя. Думала, что он спросит про язык, но он промолчал. Очередной порыв ветра тронул мои волосы, погладил лицо, волна поцеловала щиколотку. Я прерывисто выдохнула и, повернувшись к Алексу, попросила: — Отпусти меня. Отпусти, пожалуйста, Алекс.

Взгляд его, ещё секунду назад бывший спокойным, пронзил меня насквозь. Я взглянула на заходящее солнце. Не потому, что не хотела смотреть ему в глаза, а потому что сейчас, в этот самый момент, была слишком открыта и уязвима перед ним.

— Зачем, Стэлла? — наконец спросил он, выдержав долгую паузу.

— Я хочу быть свободной, — честно ответила я.

— И зачем тебе свобода?

Стоя к Алексу спиной, я точно знала, что он смотрит в том же направлении, что и я. Только глаза… Должно быть, в серебре его глаз сейчас отражается пурпурное солнце.

— Будет у тебя свобода и что? У тебя ничего нет, Стэлла. Ни денег, ни связей, ни хоть какого-то положения. Что даст тебе свобода? К угону вернёшься или что?

Я долго молчала, раздумывая над его словами. Конечно же, он был прав, и я это знала. Но знала я и другое. Знала, как дорого готов был заплатить за эту самую свободу каждый из лежащих на одеяле в маленькой комнатке, каждый из сидящих за непокрытым скатертью обеденным столом… И некоторые платили. Отдавали за попытку единственное, что у них было — собственную жизнь.

Я повернулась к Алексу. С минуту мы смотрели друг на друга — я на него, он на меня. Я уже знала, какое решение он принял.

— Есть вещи, которые нельзя оценить деньгами, Алекс. И свобода выбирать — одна из них.

Оставив мотоциклы под навесом у пристани, мы вернулись на яхту. Солнце село, и воздух наполнился приятной прохладой. Я остановилась посреди палубы и, окинув взглядом берег, улыбнулась Алексу. Несмотря ни на что, вечер был прекрасным, и мне хотелось, чтобы он понимал — я оценила.

— Спасибо.

К ночи море стало немного беспокойным, и яхта время от времени легко покачивалась от особенно крупных волн.

— Пожалуйста, — улыбнулся он в ответ.

Мне захотелось дотронуться до его щеки, до маленькой ямочки, но я этого, конечно же, не сделала. Посмотрела на засверкавший вечерними огоньками берег и, почувствовав непонятную неловкость, пошла к лестнице.

— Стэлла, — позвал меня Алекс, и я, остановившись, оглянулась. Кивком спросила его, в чём дело. — У тебя есть полчаса.

— Полчаса? — переспросила я, не совсем понимая, что он имеет в виду.

— Поужинаем на палубе.

Алекс стоял на прежнем месте и, зацепившись большими пальцами за петли на поясе джинсов, смотрел на меня внимательным, изучающим взглядом. То ли смутить хотел, то ли хрен знает, что ещё. Но смущаться я не собиралась и отводить взгляд тоже. Так мы и стояли, глядя друг на друга до тех пор, пока он не проговорил негромко, но так, что внутри меня прокатилась тёплая, беспокойная волна:

— Я хочу, чтобы ты надела красное платье, Стэлла. Сделай это.

20.1

Алекс

— Если бы я в тебе сомневался, ты бы у меня не работал… Учти, я лично перепроверю… Если хоть рубль из выделенных на компенсацию денег уйдёт налево…

Закончив разговор, я уловил движение за спиной и обернулся. Стэлла остановилась. Мы стояли на расстоянии нескольких метров друг от друга и молчали. Её алое платье выделялось на фоне темнеющего неба ярким всполохом, лодыжки обхватывали тонкие кожаные ремешки. Понятия не имею, что в ней было такого… Такого, что, глядя на неё, я испытывал удовлетворение от понимания — она принадлежит мне. Подувший ветер заиграл с шёлковым подолом, прибил его к бёдрам, но уже в следующий момент ткань снова струилась, доходя до колен. Взгляд Стэллы был спокойным, с едва заметными искорками упрямства и всё того же вызова. Чёрт подери, этим вечером, на этой палубе, она была прекрасна!

— Тебе идёт красный цвет, — сказал я и сделал глоток вина из бокала, который держал в руке.

— Я рада, что ты остался доволен, — незамедлительно отозвалась она и неспешно прошла мимо меня к уже накрытому столу. Взяла бутылку вина и, со скучающим видом посмотрев на этикетку, поставила обратно.

Я не удержался от едва заметной улыбки. Дерзит, хоть и знает, что это может быть опасным. И не боится ведь. Другая бы на её месте выдохнуть лишний раз боялась, а эта…

— Значит, это только для меня?

Подойдя, я взял пустой бокал и налил в него вино. Протянул Стэлле. Отвечать она не торопилась. Забрала бокал, покачала, сделала небольшой глоток и только после этого проговорила:

— Ты же не оставил мне выбора. — Пальцы её скользнули по стеклу, бокал удобно лёг в ладонь. — У меня нет права делать то, что я хочу. Поэтому… — губы её опять коснулись стенки бокала. — Можешь считать, как хочешь.

Уголок моего рта дёрнулся, однако выпада я не оценил. Отпустить её… К этому готов я не был. Точно не сейчас. Двух проведённых в разъездах недель мне хватило, чтобы убедиться — девчонка занозой засела в голове, и выдернуть её на данный момент нет никакой возможности. К тому же… Что будет с ней, окажись она снова на улице? Воровать будет или по рукам пойдёт? И ведь наверняка понимает… Всё понимает, а рвётся. Свобода ей нужна, чтоб её!

Выдвинув плетёное кресло, я кивнул, и Стэлла уселась за стол. Обхватила бокал двумя ладонями и, стоило мне присесть с другой стороны, посмотрела поверх него. На среднем пальце её руки блеснуло бриллиантовое кольцо, и я вспомнил, как она показала мне фак. Огонь и перец…

— За этот вечер, — сказал я, приподняв бокал.

Стэлла улыбнулась, и я, как и там, на берегу, залюбовался её улыбкой. Пожалуй, мне бы хотелось, чтобы она улыбалась чаще… Да, хотелось бы.

Не успели мы зайти в каюту, Стэлла порывисто развернулась и посмотрела мне в лицо прямым взглядом. Так же, как и я, она прекрасно знала, что будет дальше. В тёмных зрачках сгустилась летняя ночь, приглушённый свет маленьких лампочек отражался в них звёздами. Я дотронулся до её лица, ощутил прохладный бархат кожи. При всей её доступности, она оставалась для меня загадкой, и я понимал это так же хорошо, как и то, что хочу её. Именно её, и похер, кто она и откуда. Ни к одной женщине прежде я не испытывал столь сильной, практически неконтролируемой тяги, от прикосновения ни к одной не чувствовал столь острого возбуждения.