Феникс - Элизабет Ричардс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К нему присоединяется женщина-Люпин с розовыми волосами.
— Они ушли этой дорогой, — говорит Гаррик.
— Ну, так пошли за ними, — отвечает она.
Гаррик бросает взгляд себе через плечо на Люпина в красном кожаном фраке — я припоминаю, что Гаррик обращался к нему, как к Джареду, на железнодорожной станции. Наступает пауза, и я затаила дыхание. А потом:
— Нет, слишком опасно. Мы отследим их с первыми лучами солнца, — говорит Гаррик.
— Но...
— Это приказ, Саша, — отрезает он.
— Босс будет недоволен, — говорит Саша, когда они отходят от края утеса.
Я выдыхаю. Благодарная, что на улице кромешная тьма, и они не станут нас преследовать.
Эш ведет нас дальше. Мы осторожно продвигаемся вперед, и дорожка, к счастью, после первой мили становится шире. Нам то и дело встречаются валуны и камни, оставшиеся после произошедшего когда-то оползня. Это замедляет наше продвижение, с другой стороны, скалы скрывают нас, а это так необходимо нам. Чем дальше мы пробираемся вглубь оврага, воздух становится холоднее, и вскоре я начинаю стучать зубами. Я так рада, что надела шерстяную одежду, хотя уверена, что завтра я не скажу за это спасибо, когда наступит изнуряющий зной. Я потираю руки, стараясь согреться. А спустя мгновение, что-то соскальзывает на мои плечи. Это пальто Элайджи. Я смотрю на него через плечо.
— Ты замерзнешь, — говорю я.
Он пожимает плечами.
— Не волнуйся за меня, красотка.
— Спасибо, — говорю я.
— Без проблем. Если станет слишком холодно, я просто попрошу его обратно, — добавляет он.
Я закатываю глаза.
У нас над головами, кружит Эсминец, сканируя прожекторами ущелье. Каждый раз, когда луч прожектора оказывается поблизости, мы ныряем за ближайшие валуны и камни, прячемся за кустарниками. Я надеюсь, что им так и не удастся обнаружить нас со своей высоты, тем более что мы одеты в темное. Разве что светлый парик Эша может привлечь их внимание.
— Эш, твой парик, — говорю я. Он срывает его и вышвыривает его с обрыва, пробегая по черным волосам пальцами, а затем быстро снимает голубые контактные линзы. Мгновенно происходит трансформация Человека-Эша в Дарклинга-Эша, и мне гораздо больше нравится эта версия: темная, устрашающая и захватывающая красота. Элайджа воспользовавшись возможностью, так же избавляется от маскировки (кепка и очки), которую запихивает себе в рюкзак.
Мы идем всю ночь. Медленно продвигаясь вперед в течение нескольких первых часов, вынужденные прятаться от прожекторов, но с исходом ночи, Эсминец улетает, чтобы искать нас дальше вверх по каньону. На полпути по дорожке, мы натыкаемся на тело Люпина. При виде его разбитого тела у меня сводит желудок. Я замечаю, как Эш затаил дыхание. Как он борется с голодом.
— Может, тебе следует взять немного его крови, — тихонько говорю я.
Элайджа кривит губу, и я бросаю на него обеспокоенный взгляд.
Эш колеблется, но голод побеждает. Он падает на колени и запускает пальцы в лужу крови. Черпая ладонью жидкость, он подносит её к бледным губам. Он пробует её на вкус, а затем сплевывает, вытирая руку о штанину.
— Кислая, — говорит он.
Мы оставляем мертвеца и идем вниз по дорожке. К тому времени, когда мы добираемся до реки у основания каньона, долину окрашивают розовые всполохи рассвета. Я зеваю. Никогда не чувствовала себя настолько вымотанной, ни физически, ни эмоционально. А мои мысли вновь возвращаются все к той же волнующей меня теме: Разъяренные.
Неужели я заразилась вирусом? Я думаю о том укусе Дарклинга в ногу. Вирус же не может мутировать. Хотя, на самом деле, мне это доподлинно неизвестно, и я в последнее время плохо себя чувствую. Но, если я заразилась, почему первые симптому появились спустя столько времени? У Дарклингов в Блэк Сити после контакта с Разъяренными симптомы проявлялись в течение недели, так почему у меня не так? Это из-за того, что я человек? А я сама заразна?
Я умру?
Эта мысль настолько поражает меня, что я замираю как вкопанная, и Элайджа врезается мне в спину.
— Ой, — говорит он, потирая нос.
— Извини, — бормочу я.
Эш поворачивается, чтобы взглянуть на нас. Должно быть, на моем лице отразились страх и волнение, потому что у него меж бровями появляется складка.
— Ты в порядке? — спрашивает он.
— Да, я в порядке, — говорю я, не желая беспокоить его. Я даже сама еще не знаю, инфицирована или нет. Это просто догадка. Теперь больше, чем когда либо, мне хочется, чтобы моя мама была рядом. Она была клинически тупой, когда дело касалось чувств, но в том, что я нуждалась прямо сейчас — кто-нибудь с ясной головой, кто-нибудь, кто мог сказать, что все будет в порядке — она была то, что надо. Где же ты, мама?
— Итак, каков план? — спрашивает Элайджа.
— Идти, пока не станет слишком жарко, а потом найти какую-нибудь тень, чтобы спрятаться от палящего солнца, — говорит Эш. — С наступлением ночь выбраться из каньона и двинуться в ближайший город.
— Может быть, нам стоит вернуться в Песчаную лощину, — говорю я. — По крайней мере, нам известно, где она находится.
— Нет! — возражает Элайджа. — Мы продолжим идти вперед. Если вернемся назад, это только добавит дней нашему путешествию.
Эш устремляет взгляд вдаль, за нас, и я прослеживаю за его взглядом. Эсминец движется вверх по течению, в сторону Песчаной лощины.
— Думаю, они ждут, что мы там появимся, — говорит Эш.
Элайджа начинает шагать.
— Тогда все решили. Идем дальше.
Эш перехватывает мой взгляд, встревожено глядя на меня. Я знаю, о чем он думает. Как только мы выйдем вечером из оврага, нам больше негде будет укрыться. И если мы не найдем город до рассвета, у нас могут возникнуть серьезные проблемы.
Мы тащимся понурые по каньону. Такое чувство, что Фракия от нас за миллион миль, а «Ора» вообще недосягаема. Мы идем вдоль бушующей реки, которая разрезает каньон, иногда пересекая отмели, чтобы сбить Люпинов с нашего запаха, когда они, в конце концов, отправятся на наши поиски.
Солнце продолжает подниматься над каньоном, смывая последние следы ночи и окрашивая ущелье выжженными оттенками оранжевого, а реку делая брильянтового бирюзового оттенка. В воде мелькает сотни маленьких теней. Удивительно встретить здесь такое количество жизни. Ящерицы греют спины на солнышке, между камнями ползают гремучие змеи, а в небе летают кондоры. Каждый раз, когда тот или другой мелькает над нашими головами, Элайджа поглядывает в небо. Рядом, на водопое пасется табун диких лошадей. Они отмахиваются хвостами от надоедливых комаров и слепней. Звук шагов заставляет их взглянуть наверх, и они тут же срываются с места и скачут прочь, оставляя облако пыли за собой.