Том 2 - Валентин Овечкин

Проехали еще одно село, Василий Иванович заговорил было опять о ночлеге, его никто не поддержал.

Дождь не утихал. По балкам бежали ручьи, как весной. За селом спустил баллон. Шофер промок до нитки, пока сменил скат. Мартынов заставил его снять стеганку и верхнюю рубаху, дал ему свое пальто. В машине было жарко от печки. Поехали дальше.

Из Долгого Яра машина выбралась своим ходом лишь до половины горы. Подъем пошел круче, колеса забуксовали на ледяной, омытой дождем дороге, «Победа» дергалась из стороны в сторону и не подвигалась вперед ни на сантиметр, даже как бы сползала понемногу назад, вниз. Слева от дороги показывался в свете фар молодой березовый лесок, справа, за редко расставленными полосатыми столбиками, чернел глубокий обрыв.

Как ни уютно было в теплой машине, под непромокаемой крышей, надо было вылезать на дождь и толкать.

— Эх, погодка! — открыв дверцу, прокричал Опёнкин. — У кого папиросы в кармане, советую выложить. А ты сиди, Илларионыч. Хоть ты не мокни. Сиди для груза, сцепление будет лучше.

Втроем стали подталкивать «Победу», оскальзываясь на льду в темноте, падая в лужи. Натужно ревя мотором, по метру в минуту машина двигалась вперед.

— Идет, идет! — поддавая могучим плечом под задок кузова, покрикивал нараспев Опёнкин. — Раз, два, взяли-и! Еще разок! Иде-ет! Еще раз! Недалечко!..

И тут вдруг навстречу с бугра, из-за поворота узкой дороги, блеснув фарами, высунулся грузовик. Громадная пятитонная машина шла на хорошей скорости, и зад ее забрасывало по льду то вправо, то влево. Водитель ее либо принял в попутном селе граммов двести «от сырости», либо ни рулевое управление, ни тормоза уже не слушались его на скользком спуске — машина неслась с горы прямо на буксовавшую у края дороги «Победу».

Опёнкин, Митин и Долгушин еле успели отскочить в сторону. Рев мотора пятитонки, звон бьющегося стекла, скрежет железа… Последнее, что слышал Мартынов, теряя сознание от удара обо что-то головой, был отчаянный крик Василия Ивановича: «Что же ты делаешь, бандит? У меня же люди…» — и «Победа» покатилась по крутому откосу, несколько раз перевернувшись, в глубокий, метров пятьдесят, яр. А грузовик с залепленными снегом и грязью номерами и без фары сзади, пройдя немного «юзом» и чуть не сорвавшись тоже в обрыв, выровнялся, свернул опять на дорогу и скрылся под горою за поворотом, в темноте.

…Пока Опёнкин с Долгушиным выносили из яра живых, дышавших, но не приходивших в сознание Мартынова и Василия Ивановича, Митин добрался до ближайшей деревни на горе, взял там в колхозе лошадей с повозкой и примчался к месту аварии. В ту же ночь Мартынова и шофера доставили в районную больницу.

Василий Иванович, с проломами черепа и разбитой грудной клеткой, умер ночью в больнице на операционном столе. Мартынов к утру очнулся. У него были переломаны ноги, руки и ключицы. Врачи за жизнь его не опасались, но пролежать в больнице, в гипсе и бинтах, ему предстояло несколько месяцев.

Не вовремя и надолго вышел Мартынов из строя.

Вторым секретарем в Троицком райкоме партии работал Василий Михайлович Медведев. К нему и перешли временно обязанности первого секретаря.

Дел Медведев от Мартынова никаких не принимал, напутственных слов не выслушивал — врачи с неделю не допускали к Мартынову никого, кроме жены, — обстановка в районе ему была известна, просто пересел из своего кабинета в кабинет первого секретаря и оттуда стал разговаривать по телефону с директорами МТС и председателями колхозов уже более требовательным и строгим голосом, нежели позволяло ему раньше его скромное положение второго секретаря.

Медведев долгое время не то не находил себе места среди других руководителей района, не то неуверенно чувствовал себя в малознакомой сельской обстановке — был он тем «пятым колесом» у машины, без которого ехать можно и которое возят лишь про запас, на случай аварии. Молчаливый, с неизменной предупредительной улыбкой на лице, когда к нему обращались, вежливый, обходительный, как будто даже слабохарактерный, он иной раз с утра до вечера просиживал в райкоме за подготовкой очередной лекции или чтением полученной райкомовской библиотекой новой литературы, и за целый день его никто не беспокоил ни телефонным звонком, ни посещением. Коммунисты из колхозов, приезжая в район по разным делам, заходили к нему лишь в том случае, когда, кроме него да дежурного по общему отделу, в райкоме больше никого не было.

Медведев окончил педагогический институт в 1939 году и успел поработать учителем в своем родном городе Низовске до войны всего один год. Первые месяцы Отечественной войны он провел на фронте, был ранен под Смоленском, около года пролежал в госпитале в Саратове, потом, встретив в городском военкомате родственника, устроился туда делопроизводителем, там и находился до конца войны. Демобилизовавшись, вернулся в Низовск, к матери, поработал немного на старом месте учителем, а затем получил назначение на должность директора семилетки.

Учился Медведев в свое время в школе и институте отлично. Не пропало для него и время службы в Саратовском горвоенкомате: много читал, посещал вечерние курсы марксизма-ленинизма. В Низовске вскоре обратили внимание на образованного коммуниста, точного в формулировках, с хорошей памятью на цитаты, способного прочитать лекцию на любую тему: «О диалектическом и историческом материализме». «О противоречиях между американским и английским империализмом», «О коммунистической морали и этике». Его зачислили в лекторский актив. В школе у него дела шли неплохо, успеваемость была приличная, никаких жалоб из школы от учителей и учащихся в городские организации не поступало. Молодой, статный, благообразный, с высоким лбом философа, всегда чисто одетый, в толстых очках с золотой оправой, директор школы Медведев становится все более заметной фигурой в городе. Через год-полтора его взяли на работу в горком партии пропагандистом, а еще через год он стал заведующим отделом агитации и пропаганды и был избран членом бюро горкома.

Прошлой весною его вызвали в обком и спросили, не хочет ли он переехать в Троицкий район, к Мартынову вторым секретарем? Медведев слышал от работников обкома о Мартынове, что это человек с тяжелым характером, заносчивый, что к нему хорошо относится первый секретарь обкома и он поэтому зазнался; что из-за него «полетел» опытный старый кадровик Борзов, что с ним нелегко сработаться, что он третирует работников своего аппарата, что вообще держится на своем месте лишь до «больших перемен» в области и прочее. Подумав, Медведев дал согласие. Отказываться от такого быстрого продвижения на партийной работе не следовало. А насчет «больших перемен» в обкоме действительно ходили тогда упорные слухи: Крылова хотели забрать будто бы в Москву, в аппарат ЦК.

Но и Крылов остался пока на месте, и Мартынова никто не собирался снимать. И у Медведева, вопреки ожиданиям, за все время, что он работал в Троицке, не было крупных стычек с Мартыновым. Сам Медведев старался всегда обойти спорные вопросы, чаще отделывался молчанием на бюро или осторожно присоединялся к большинству, когда уже было ясно, как поделятся голоса. Да и Мартынов не проявлял недобрых чувств к нему, не «зажимал» и не третировал его.

Не было стычек, но не было у них и душевной близости. Мартынов не очень загружал его колхозными делами, больше требовал от него помощи по части партийной учебы, лекционной пропаганды, работы с интеллигенцией. В хозяйственной жизни района ближайшим его советником был Руденко, а после него новый предрайисполкома Митин. Часто Мартынов то с Руденко, теперь с Митиным засиживался в своем кабинете до поздней ночи. Медведева не звали, да и сам он не заглядывал к ним «на огонек», даже когда шел мимо райкома домой из кино или с какого-нибудь собрания. Не очень интересовали его эти беседы, мечты вслух о будущем района, строительство в тиши ночной «воздушных замков». Если какие-то вопросы назрели, можно о них и днем поговорить, в официальном порядке, на заседании бюро или исполкома райсовета.

Руденко однажды пошутил: «На Кавказе часы проверяют по реву ишаков, а у нас их можно проверять по приходу товарища Медведева на службу и уходу домой — каждый день минута в минуту!»

Когда зимой перед памятным собранием партактива Мартынов, раздумывая, как «сломать лед», завел разговор с Руденко и Медведевым, что надо бы кому-то из них начинать, и Медведев отделался кислыми шутками, понял Мартынов, что, если нажать и заставить его все-таки подать заявление о посылке в колхоз, толку из этого не будет. С тех пор он просто как бы не стал замечать Медведева. Встречался и разговаривал с ним только по делу. Не мог забыть того ночного разговора в райкоме и перебороть в себе неприязнь к Медведеву. По должности были они люди самыми близкими друг к другу — первый и второй секретари, а по душе — чужими.