Курортное убийство - Жан-Люк Банналек

Дюпену было необходимо хотя бы немного побыть одному, и он несколько минут постоял на берегу тихой гавани, глядя на покачивающиеся на воде лодки, смутные очертания которых едва виднелись в сумерках. Постояв на берегу, Дюпен отправился в отель. Там он коротко поговорил с Кадегом и поднялся по лестнице на второй этаж. Мадам Кассель сидела в кафе для завтраков, на том же стуле, что и утром. Дюпену показалось, что она находится здесь уже не первый день.

– Добрый вечер, мадам Кассель. Мы очень благодарны вам за помощь. Нам удалось решительно продвинуться в расследовании именно благодаря вашим указаниям. Нам удалось выяснить обстоятельства взлома и проникновения в ресторан.

– В самом деле? Это меня радует. И что же произошло?

Дюпен помедлил с ответом.

– О, простите мне мое любопытство. Я забыла, что существует тайна следствия.

– Я…

– Нет, нет, я действительно все понимаю и очень рада, что смогла вам помочь.

Вид у мадам Кассель был утомленный. Ей пришлось поработать в круглосуточном режиме.

– Э, понимаете ли, я… ну, вы должны понять… что вы…

Дюпен чувствовал себя обязанным хоть что-то сказать. Мари Морган Кассель, явно развеселившись, смотрела на комиссара.

– Вы, случайно, не голодны, господин Дюпен? Я, например, хочу есть как волк.

– Не голоден ли я? Если честно, то да. Что-то мне сегодня с самого утра не дают поесть. Понимаете, я должен дождаться здесь одного человека. Он должен приехать к полуночи… – Комиссар посмотрел на часы. – О, осталось еще полтора часа.

– Мне надо кое-что сказать вам о картине и о Шарле Соре.

– Тем лучше, мы сможем совместить приятное с полезным – деловой разговор и вкусный ужин.

– Отлично, и вы наверняка знаете, где мы сможем поесть.

Дюпен задумался.

– Слушайте, вы знаете Кердрук? Это в двух или трех километрах отсюда, у реки. На машине это пять минут. Там очень симпатичная пристань и чудесный, очень простой ресторан, но с верандой прямо на берегу реки.

Мадам Кассель была явно удивлена энтузиазмом Дюпена. У него же не было ни малейшего желания идти в какой-нибудь туристический ресторан или в «Мельницу» Бовуа. Хотелось на свежий воздух.

– С удовольствием приму ваше предложение. К сожалению, у меня мало времени – завтра мне надо с утра читать лекцию – в девять часов. Но поесть мне действительно надо. Как хорошо звучит это название – Кердрук.

– Мы поедем на моей машине.

Мари Морган Кассель с комиссаром вышли на лестницу. Внизу, у стойки, они столкнулись с Кадегом.

– Вы опять уходите?

– Нам нужно кое-что обсудить – мадам Кассель и мне. Позвоните, как только приедет Андре Пеннек.

Кадег недовольно поморщился.

– Андре Пеннек может приехать и раньше, господин комиссар.

– Вот и позвоните, как только он появится.

Ландшафт становился все более таинственным, поистине колдовским. Узкие улочки Понт-Авена петляли среди густого леса, обрамленные замшелыми, искривленными, обвитыми омелой и плющом деревьями. В некоторых местах верхушки деревьев сплетались над дорогой, и тогда возникало впечатление, что едешь в тесном зеленом туннеле. Слева, сквозь просветы между древесными стволами, местами серебристо поблескивал Авен. Угасающий вечерний свет навевал сказочное настроение. Дюпен уже хорошо знал эти пейзажи и это настроение (Нольвенн называла его «бретонской аурой»). Если человек в таком настроении вдруг повстречает на полянке гнома, эльфа или какое-то еще сказочное существо, то ничуть не удивится такой встрече.

Кердрук был расположен в очень живописной местности. Пологие холмы мягко спускались здесь к Авену; дорога, извиваясь, стремилась к реке. Среди пышной растительности виднелись старинные каменные дома и несколько роскошных вилл. Пальмы, карликовые пальмы, лиственницы, пинии, лимонные деревья, рододендроны, буки, гортензии, высокие живые буковые изгороди, бамбук, кактусы, лавры, кустистые заросли лаванды сплетались между собой, образуя самый типичный бретонский пейзаж. Так же как в ближайшем порту Манеш, близ устья Авена, здесь возникало впечатление, что находишься в ботаническом саду. Авен широко и величественно разливался по долине на пути к открытому морю.

Дорога упиралась в мол. Десяток местных рыбаков держали здесь свои традиционные, пестро раскрашенные лодки. Было здесь и несколько моторных лодок местных жителей, и пара туристических парусных яхт. Прилив прибывал, вода стояла уже высоко, лениво накатываясь на берег пологими волнами.

Дюпен припарковал машину на молу, на небольшой стоянке, вмещавшей не больше десяти машин. Столы и стулья ресторана стояли на берегу гавани, некоторые – непосредственно у воды. Короткую набережную обрамляла дюжина старых платанов. В ресторане было тихо и безлюдно.

Мадам Кассель и Дюпен сели за стол у воды. Сразу же подошел официант – жилистый, небольшого роста и проворный. Дюпену нравились такие официанты. Кухня уже закрывалась, и заказ они сделали быстро, без долгого обсуждения – белонские устрицы (которых ловили в паре сотен метров отсюда, в Белоне), жаренный на гриле морской черт с солью, перцем и лимоном. К этому они заказали молодое вино из долины Роны.

– Как же здесь красиво, просто умопомрачительно красиво. – Мари Морган Кассель изумленно любовалась пейзажем.

Было что-то нереальное в том, что они находились здесь, в этом месте, романтичнее и поэтичнее которого было трудно сыскать, именно теперь, в конце тяжелого дня, имея на руках два трупа, арест и совершенно запутанную ситуацию. Но мадам Кассель была и в самом деле права: здесь было умопомрачительно красиво. Мари Кассель вывела Дюпена из задумчивости:

– Сегодня вечером мне позвонила моя давняя подруга, журналистка из Парижа. Шарль Соре обратился к одному ее коллеге, которого она хорошо знает. Соре рассказал ему о Гогене. Дал, так сказать, эксклюзивное интервью для «Фигаро».

– Что?

– Да, вы не ослышались. Завтра это интервью может быть уже опубликовано в утреннем номере. Статья и интервью.

– Это будет, естественно, подано как великое событие?

– Вероятно, да. Я же вам говорила, эта история наделает большой шум в мире. Об этом напишут во всех газетах. Вы можете этому помешать?

– Сможем ли мы помешать газете публиковать это интервью под предлогом сохранения тайны следствия?

– Да.

– Нет.

Дюпен опустил голову, положив на ладонь подбородок. Только этого ему еще и не хватало. Как же глубоко увяз он в странный мир этого странного дела. Но в принципе здесь все было ясно. Как только в прессу просочатся сведения о существовании этой картины и о ее невероятной истории, новость об этом тотчас станет сенсацией, тем более что обнаружение картины связано с убийством – если не с двумя. Пусть даже ничего пока не ясно – возбуждение публики от этого будет только сильнее.

– Что он вообще собирается рассказать?

– Не имею ни малейшего представления. Моя подруга рассказала мне только о самом факте.

Дюпен недолго помолчал.

– Зачем, зачем Соре это делает? Только сегодня, во второй половине дня, он долго толковал о сдержанности, такте и скромности. Говорил, что не обратился в полицию, когда узнал об убийстве, чтобы не нарушить конфиденциальность.

– Вы понимаете, для Соре это грандиозное событие. Это невероятная удача, удача всей его жизни. Он стал открывателем неизвестного Гогена. Открывателем, вероятно, самой значительной из его картин. Что все это значит для Соре? Все, что угодно, – слава, признание, почести, карьера. Вы же сами это понимаете.

– Да, вы правы.

Мадам Кассель и в самом деле была права. Между тем официант принес еду. Она выглядела восхитительно и очень аппетитно. У Дюпена от голода закружилась голова. Они молча начали есть.

Мадам Кассель первой нарушила молчание:

– Это сильно осложнит ваше положение, не так ли? Весь мир будет следить за вашим расследованием.

– Надеюсь, что Соре не станет много распространяться о расследовании этого дела. Но да, вы правы, это, конечно, затруднит расследование. Прежде всего потому, что убийца сразу поймет, что мы все знаем. Я бы предпочел, чтобы об этом знало как можно меньше народа.

– Это понятно.

– Как вообще продают такие картины?

– Надо знать нужных людей – или познакомиться с ними, и тогда все становится намного проще, чем вы это себе представляете.

– Но где они находятся, кто они?

– О, это частные коллекционеры. Помешанные, богатые, могущественные. Они живут по всему миру. Все они принадлежат к одному – официально, конечно, не существующему – довольно рыхлому, но реальному кругу.

– И этот круг никогда не сдает своих в полицию?

– В этом мире многое делается противозаконно. Страстному коллекционеру абсолютно безразлично, откуда взялась картина, каким способом и за счет чего ее добыли. Там все действительно делается по-тихому, без огласки.

– Мы должны найти картину прежде, чем она попадет на рынок. Это наш единственный шанс.