Через все испытания - Николай Сташек

— Постой! Сын, Вилли Вайнер, из Тюрингии?

— Из Тюрингии. Вилли Вайнер, — повторил Николай.

— Да вот послушай. — И Горновой рассказал о поиске разведчиков и о том, как немец вынес из-под огня раненого разведчика.

— Вполне возможно, что ты встретился с сыном Вайнера. Когда мне удалось попасть к своим, я рассказал о просьбе отца. Вилли разыскали. Вскоре он стал сотрудником Национального комитета «Свободная Германия». Хотелось с ним встретиться, но не удалось. Как только очухался, так и попросился воевать. Побыстрее бы прорваться туда, к лагерю.

Глава 47

— Наша это полевая почта. Армейский госпиталь, в Сосновице, совсем рядом, — весело доложил Горновому начальник связи.

Горновой поспешил к Костылеву. Нужно было доложить срочные шифровки, поступившие ночью из штаба армии, и, конечно, поделиться радостью.

— А-а! Легок на помине. Хотел звать. Не все могу разобрать в этих простынях. — Комдив кивнул на сводные ведомости. — Минометы, которые в ремонте, указал?

— Так точно. Все, подлежащее возвращению в подразделения в ближайшие дни, значится в наличии.

— Добре. Так и считай, но мы это вооружение пока придержим на складе, так сказать в загашнике. Сейчас подбрасывают все такое новое, надежное, да и не сравнить автомат с винтовкой. Нам потребуется масса огня. Вон видишь, — генерал посмотрел на разостланную карту, кивнул в сторону Берлина, — гитлеровцы туда все стягивают. — Помолчав, спросил: — Что у нас сегодня кроме смотра артиллеристов?

— После обеда встреча с комсомольским активом.

— О комсомолии помню. Вечером еще и концерт армейского ансамбля. Так что давай послушаем. Совсем одичали.

— Хотелось бы, товарищ генерал, но…

— Что — но?

— Собирался вечером в госпиталь. В Сосновицу.

— Приболел? — лукаво усмехнулся комдив.

— Да нет… — Горновой сконфузился, покраснел, но стараясь скрыть смущение, поспешил доложить шифровки.

— Так там, в Сосновицах, дивчина, что ли?

— Угадали, товарищ генерал. Война разлучила, а теперь получил письмо. Оказались рядом.

— Так что ж тянешь? Поезжай. Дело молодое. А я вот остался один. Потерял своих в первую ночь войны по Львове. Так ничего и не знаю. — Генерал с минуту молчал, задумавшись, а потом резко проговорил: — Сейчас же поезжай. Ведь мы не на прогулке, а на войне. Секунда встречи тут годам равна, а может, и вечности.

Вскочив на переднее сиденье открытого виллиса, Горновой бросил курносому, веснушчатому шоферу:

— Жми на большак, а там налево.

Машина понеслась стрелой, высоко подскакивая на выбоинах. Поглощенный мыслями о предстоящей встрече, Горновой не ощущал ни скорости, ни толчков.

Резко затормозив, машина остановилась. Горновой поднял голову. Дорогу перед самым радиатором преградило нетесаное бревно-шлагбаум.

— Видали такого дуралея? — скривился шофер. — Чуть не разбил своим бревном.

Подошел пожилой солдат, несший службу на КП:

— Вам куда, товарищ полковник? Здесь госпиталь. Ежели к начальству, то аккурат попали, а приемное отделение за поворотом, Там, в деревне, и доктора.

— Давай, Гриша, вперед, к докторам.

Придерживаясь за поручень на ухабах, Горновой внимательно осматривал негустой лес, а как только за опушкой показались отдельные домики, понял, что часовой говорил именно об этой деревне. И не успела машина остановиться, как из домика выбежала Люся.

— Миша! Приехал!

Нежно прижимая Люсю к себе, Михаил спросил:

— Родная, откуда ж ты узнала, что нагряну?

— Как получила твое письмо, ждала каждую минуту. — Утирая слезы, Люся смотрела Михаилу в глаза. — Желанный мой! Вот мы и встретились!

Трудно описать встречу влюбленных, прошедших сквозь адские муки войны. И казалось, не будет конца их рассказам, воспоминаниям. Но ярким лучиком во всем том, о чем говорилось, светило неумирающее, нежное чувство, пронесенное обоими через все испытания.

Люся уткнулась в его грудь лицом:

— Ничего не хочу, только быть с тобой…

— Теперь уже не расстанемся, — сказал Михаил и пообещал поговорить со своим комдивом о том, чтобы перевести Люсю в медсанбат дивизии.

А когда забрезжил рассвет, Люся протянула Михаилу фотокарточку:

— Вот наша дочка.

— Да ты что, решила подшутить надо мной? Это ты в детстве. Когда-то я уже видел эту фотографию.

— Нет, Миша. Прислала мама. Юленьке пошел третий годик.

— Похожа на тебя, как две капли воды, — с волнением сказал Михаил, присмотревшись к изображению на фотоснимке.

— И на тебя, — прошептала Люся со слезами на глазах.

Уже на второй день в сумерки рядом с ее домом появился юркий виллис. Выпрыгнув из машины, тот же курносый паренек стеснительно протянул записку:

— Вам, Людмила Антоновна.

Не мешкая, Люся собралась и уже через час переступила порог небольшой рубленой избы, находившейся в начале лесной деревушки, занятой под штаб дивизии.

Люся огляделась. В комнате было пусто. Пол чисто вымыт, постель убрана, на столе полный порядок.

Михаил ворвался неожиданно, расцеловал ее, потом спросил:

— Не голодна ли? Сейчас мы закатим пирушку!

— Ой, Мишенька, зачем? Ведь я… — Она оглядела себя. — Я во всем походном.

— Не волнуйся. Принесут из столовой поужинать. Зайдет один офицер — друг комсомольской юности. Вот и все. А уж пир мы обязательно закатим. До Берлина рукой подать. И сразу же после победы рванем в Одессу. Там и сыграем отложенную свадьбу.

— Да, Мишенька, поедем в Одессу, пойдем к морю…

Глава 48

Сразу же после захвата одного из плацдармов на Висле генерала Костылева перебросили командовать стрелковым корпусом вместо получившего ранение генерал-лейтенанта Руднева. И хотя вопрос о назначении нового комдива возник неожиданно, его и решили так же быстро. Костылев, не колеблясь, предложил кандидатуру Горнового. И командарм согласился:

— Считаю, что Костылев прав. Горнового мы знаем. Офицер грамотный, волевой, а что молодой, так в этом наше счастье. Тухачевский в двадцать семь фронтом командовал. Почему Горновому в тридцать лет нельзя доверить дивизию? А Черняховский! Успешно справляется с фронтом, а ему всего тридцать восемь.

— А Гайдар? — вспомнил член военного совета. — В шестнадцать командовал полком.

Доводы были веские, и с командармом согласились.

Сделали представление, и через неделю пришел приказ.

Читая шифровку, Михаил с волнением думал о том, какое огромное доверие ему оказано и как много от него потребуется, чтобы оправдать его. А это значит — разумно, гибко применять подчиненные силы и средства, чтобы при минимальной их затрате достигать больших результатов. Нужна колоссальная работа ума, способность анализировать быстро меняющуюся обстановку, умение предвидеть. И еще важно — не забывать, что в твоем подчинении тысячи бойцов и у каждого из них мать, жена или невеста, дети.

Вскоре у Горнового состоялся обстоятельный разговор с командармом. В заключение генерал заметил:

— Сам понимаешь, плацдармы захватывают не для того, чтобы отсиживаться на них. Пройдет немного времени, и мы перейдем в наступление. Твоя дивизия будет в первом эшелоне, а это ко многому обязывает. От успеха первого удара часто зависит ход всей операции. Надо иметь в виду: чем ближе к Берлину, тем ожесточеннее будет сопротивляться враг. А посему займись не только укреплением обороны на занимаемом участке, но и подготовкой к наступлению. Надо готовить личный состав, технику, накапливать материальные запасы, изучать противника, и не только перед самым своим носом, но и поглубже — до Одера и Берлина.

— Задача ясна, товарищ командующий.

— Это еще не задача. Ее получишь несколько позже. Хотелось немного сориентировать.

По пути в дивизию Горновой прикидывал объем и последовательность работ, задачи подчиненным и сроки исполнения. Надо сейчас же запустить машину, привлечь личный состав к подготовке наступления. В то время, когда роты и батареи будут совершенствовать исходные позиции в соответствии с предполагаемым боевым порядком в наступлении, а батальоны и полки — проводить учения с подразделениями, ремонтники займутся восстановлением вооружения, техники. Следует обратить внимание на накопление боеприпасов. Этим, как и подготовкой командного состава, займусь сам. И конечно же львиную долю сил и времени следует отдать моральной подготовке личного состава.

На командном пункте Горнового первым встретил начальник политотдела.

— Стало быть, двинем вперед? — спросил он.

— Не сейчас. Командарм не сказал, когда начнется наступление, но, сам понимаешь, на этих рубежах война не закончится.

— Конечно! Будем наступать. Особо надо подумать о морально-психологической подготовке людей. Думаю в ближайшие дни провести собрание партийного актива, поставить задачи коммунистам. Пусть работают целеустремленно, чтобы высоким был наступательный порыв. И чтобы каждый знал: советскому бойцу чуждо чувство мести. Он — освободитель. В нем горит ненависть к фашизму, а не к народу.