Казнь - Марина Дяченко

– Ян… У меня к вам разговор.

Ей непросто дались эти слова, но и отступать она не желала.

Некоторое время Семироль смотрел на нее испытующе. Потом улыбнулся:

– Неприятный?

– Да.

– Идемте…

По дороге в кабинет им встретился Ник. Поздоровался, озабоченно проводил взглядом – но спросить ни о чем не решился.

За окнами сгущался вечер. Семироль включил настольную лампу, привычно обернул ее лучом от себя; на большую карту легло круглое световое пятно. Ирена мельком подумала, что жители бумажного географического мира сейчас принимают солнечные ванны и благодарят своего Создателя за хорошую погоду…

– Прежде всего, Ирена, никаких комплексов. Никаких извинений… Я надеюсь, что между нами очень скоро возникнет необходимое взаимопонимание. Но, мне кажется, вы все-таки хотели говорить не об этом?

Ирена не стала садиться. Подошла к столу, взяла настольную лампу за теплый пластиковый абажур, поводила туда-сюда, создавая для жителей бумажного географического мира иллюзию закатов-восходов…

Потом резко обернула лампу лучом вниз. Так провинившихся щенков тычут в содеянную ими же непотребность: эт-то, мол что такое?..

– Вы совершили преступление, Ян. Вы, адвокат… Вы допустили, чтобы осудили невиновного человека, но это полбеды; вы допустили, чтобы виновный остался на свободе. Вы принесли свою профессиональную… честь… обязательства… да просто порядочность… в жертву корысти. Ради того, чтобы завладеть… моим детородным органом, вы пошли против правды… А ведь она… эта женщина… обязательно продолжит убивать! И кровь ее новых жертв будет в том числе и на вас!

Ирена осеклась. В последних ее словах обнаружилась вдруг двусмысленность – и неуместная театральная патетика.

– Вы же адвокат, Ян, – повторила она, как заклинание. – Все равно что врач… В первую очередь адвокат, а потом уже – упырь…

Семироль усмехнулся:

– Ирена, если бы я не знал вас как преподавателя литературы – счел бы, ей-богу, что вы читали на юрфаке лекции по профессиональной этике…

– Ян. Если обнаружится, что женщина, за преступления которой меня осудили… если обнаружится, что эта женщина все еще на свободе и продолжает убивать – суд признает свою ошибку?

Семироль усмехнулся:

– Эге, Ирена… А я думал, что вас действительно волнует возможность новых жертв…

Она сжала зубы. Укол был болезненный и точный.

– Я спрашиваю, СУД признает? Это возможно?

– Нет. Суд просто вынесет еще один приговор… Если, конечно, эту суку, простите, Ирена, если ее удастся поймать…

Она только сейчас обнаружила, что по-прежнему держит руку на абажуре лампы, и пластик нагрелся настолько, что жжет пальцы.

– Ян… Я не понимаю. Ну должна же быть элементарная логика… Хоть и в вашем вывихнутом мире, неужели маньяки здесь родятся чаще, чем суд признает свои явные ошибки?!

Семироль все еще улыбался, но улыбка едва заметно изменилась, и спустя минуту напряженного молчания Ирена поняла, что проговорилась. И должна выкручиваться немедленно, просто обязана найти отговорку – вопреки обычной медлительности…

– В НАШЕМ мире, Ирена?

Она сделала над собой героическое усилие:

– В вашем… мире… прокуроров и судей… адвокатов… правосудия, которое на поверку не так уж право… во всем этом ВЫВИХНУТОМ МИРЕ…

По крайней мере, на словах вышло достаточно естественно; Ирена перевела дух.

Семироль саркастически хмыкнул. Выждал паузу, позволяя оценить многозначительность ситуации. Прошелся по комнате, выудил из стопки видеокассет одну, в темной слепой обложке.

– Собственно, я не собирался показывать вам… Но, если для вас это так важно…

Загорелся экран маленького телевизора. Цифры, значки – служебная информация…

– Прошу прощения, Ирена, но я пущу материал не с начала… Сейчас перемотаю… Да. Примерно отсюда.

Общий план – люди, один за другим входящие в дверь деревенского дома…

Много мужчин. Одна женщина в длинном пальто. Камера дернулась; чьи-то ноги, неровный свет, комната…

Крупным планом – лицо женщины.

Лет сорок на вид. Блеклые прозрачные глаза, не приукрашенные никаким макияжем, сухая кожа с сеточке морщинок, мятое пальто-балахон, украшенное черным облезлым хвостом неведомой зверюшки…

Ирена сжала губы. Белый свет бил незнакомой женщине в лицо – в таком освещении было что-то неестественное, грубое, принуждающее…

– Кто это, Ян?

Семироль кивнул на экран – смотрите, мол, узнаете…

Та, что на экране, нервно хихикнула.

– Продолжаем, – сказал мужской голос. – Снимите с нее пальто…

Кто-то, попавший в кадр спиной и плечом, помог женщине раздеться.

– Госпожа Крок, ваш муж знал о цели ваших поездок? – сухо спросил голос, в котором Ирена с удивлением узнала голос Семироля.

– Не-ет…

– И не догадывался? И никогда не связывал сообщения о новых жертвах с вашими поездками?

– Не-ет… Он очень хороший… челове-ек…

У Ирены когда-то была студентка с такой вот тягучей манерой разговаривать. На студенческой конференции ее доклад вместо трех минут занимал тридцать, публика то смеялась, то зевала, то разбредалась по буфетам…

– А ваши дети, госпожа Крок?

– Они… в частной школе… хорошей… хорошей… закрытой…

– Поездки бывали неудачными?

– Да… каждая вторая… или третья…

– Сколько всего было РЕЗУЛЬТАТИВНЫХ поездок?

Женщина на экране сглотнула.

Ирене вспомнился гофрированный шланг, до смерти напугавший ее в далеком детстве. Шланг лежал поперек садовой дорожки и подергивался в такт перепадам давления; шланг был толстый и черный, неживой и живой одновременно, лоснящийся и жирный, маленькой Ирене показалось, что он хуже любой змеи, страшнее паука, что лучше умереть, чем переступить через него, и она с плачем кинулась обратно, и несколько раз просыпалась ночью оттого, что шланг, упругий и ребристый, приходил к ней во сне…

Немолодая темноглазая женщина с медленной, как болото, речью. Шланг. Девочка, с плачем убегающая по садовой дорожке…

Ирене сделалось противно; она подняла голову, ища взгляд Семироля, молча испрашивая у него разрешения прервать неприятный просмотр…

– …Госпожа Крок, вы помните дом у дороги, Большое Шоссе сто сорок семь?

Прошла целая секунда, прежде чем Ирена вздрогнула.

Номер ЕЕ дома…

Женщина недоуменно молчала.

– Это был период, когда вы встретили третьего, того, кого вы называли «червячком»…

Женщина забегала глазами. Стиснула пальцы.

– Вспоминайте – дом у дороги… Там собака и машина в гараже… Вы пользовались машиной. Вы прикормили собаку…

Женщина улыбнулась. Стянула с головы серый вязанный берет, высвобождая очень длинные, с проседью волосы: