Генерал-адмирал. На переломе веков - Роман Злотников

Впрочем, на самом деле все началось еще раньше. Сразу после битвы у Сан-Хуана, в Европе, в основном в Англии и во Франции, стала потихоньку разворачиваться компания за отмену торгового эмбарго. Причин тому было несколько. Во-первых, Англия и Франция были совершенно не заинтересованы в резком повышении международного авторитета Испании, после блестящих побед Серверы взлетевшего на небывалую высоту. Во-вторых, некоторые американские товары, например виргинский табак, заменить было просто нечем. А запасы на складах уже иссякали. Поставки же новых партий, вследствие того что они осуществлялись через посредников в лице шведских и швейцарских фирм (из которых три принадлежали структурам, находящимся под моим контролем), обходились заметно дороже, серьезно снижая прибыль английских, французских, немецких и голландских торговых и табачных компаний. Ну а кто будет спокойно смотреть, как прибыль, которая должна быть твоей собственной, оседает в чужих карманах? Так что уже в конце 1898 года началась активная возня, и к январю 1899-го вопрос смягчения, а то и снятия режима эмбарго был уже не за горами. Несмотря на то что война еще не закончилась… Ну а когда газеты взорвались сообщениями о том, что русские, которые вроде бы и не объявляли никакого эмбарго, но до сих пор строго поддерживались его условий, подписали большой контракт на продажу американцам кораблей и поставку военного оборудования и снаряжения на сумму почти в сорок миллионов рублей, скорая отмена эмбарго стала всем очевидной. Особенно громко возмущались британцы, которые после того происшествия в Маниле и гибели сотрудников «Ллойда» заблокировали уже почти согласованную сделку по продаже американцам своих кораблей. Однако в тоне большинства газет других стран, комментировавших это событие, в адрес англичан то и дело проскакивали ехидные нотки. Мол, потому так громко орете, что сами не успели. Но наиболее болезненно эта сделка была воспринята в Испании, где многие расценили ее как предательство. Все помнили, сколько сделали русские для побед Серверы, и сообщение о том, что теперь они пошли навстречу врагам, вызвало у испанцев шок…

Я вздохнул. Что ж, пришла пора поговорить и об этом.

— Скажите, адмирал, сколько еще ваше правительство могло бы содержать эскадру?

Сервера помрачнел. А что тут говорить, если последние два месяца существования его эскадры — январь и февраль 1899-го — жалованье экипажам выплачивалось из средств, собранных по подписке со всей Испании? Если в свой последний рейд он ушел с половинной загрузкой угля, рассчитывая лишь на то, что будет пополнять запас с захваченных кораблей, и с половинным боекомплектом, пополнить который он уже не рассчитывал?

— А вы не помните, когда прошел последний конвой с военными грузами на Кубу?

Сервера помрачнел еще больше. Снабжение испанской армии на Кубе прекратилось еще в конце 1898-го. И не потому, что испанцы испугались возродившегося американского флота. Что бы там громогласно ни заявляла республиканская администрация, оправдывая в Конгрессе свои столь критикуемые демократами расходы, истинной причиной почти полного прекращения снабжения испанской армии на Кубе стало то, что у испанцев кончились деньги. Совсем. Полностью. Им просто больше не на что было воевать. И именно этим объяснялось появление здесь, в России, Серверы, раненного во время последнего боя и вывезенного с Кубы одним из последних транспортов, прорвавшихся в Испанию до установления американцами полной блокады острова. Появление в стране, которая, как думали миллионы испанцев, предала их, но от которой они все еще надеялись получить помощь. Сервера, как и множество других высокопоставленных испанцев, разъехавшихся по всей Европе, прибыл в Россию, где не так давно провел более полугода, принимая корабли и обучая экипажи, чтобы попросить денег для продолжения войны. Войны, которую Испании все равно никогда не выиграть.

— Значит, вы не предоставите нам кредит? — негромко спросил он.

— Ну почему же? — пожал я плечами. — Возможно, предоставим. Но… подумайте, вам действительно надо продолжать эту войну?

— Мы обязаны это делать! — гордо произнес Сервера. — Мы обязаны защищать свою страну, пока у нас есть для этого силы и пока наши руки способны держать оружие.

Я кивнул и тихо продолжил:

— А потом вы все равно потеряете Кубу и останетесь после окончания этой войны без флота, потому что янки утопят все, что вы, адмирал, сможете вывести в море, без армии, потому что максимум через год она сдастся, расстреляв последний патрон, зато с огромной кучей долгов. Или вы можете хоть сколько-нибудь обоснованно предположить другие результаты ваших действий в настоящих условиях?

Сервера молчал. Я тоже. А что тут было говорить? Мы некоторое время пили кофе, а потом я заговорил снова:

— Паскуаль, друг мой… я надеюсь, что, несмотря на все произошедшее, все-таки имею право обращаться к вам таким образом… неужели вы думаете, что нам так уж были нужны Гуам или Самар? Мы пошли на эту покупку лишь потому, что хотели дать вам шанс хотя бы начать войну не в долг и попытаться закончить ее быстро, прежде чем чудовищная мощь экономики САСШ нависнет над вашей несчастной страной. Да, мы сделали это по своим причинам, которые я не буду вам называть, но с вами мы были абсолютно честны. Честны даже в ущерб себе. Потому что если хотя бы часть того, о чем мы с вами говорили тогда и говорим сейчас, просочится наружу, мы потеряем очень многое. Но мы дали вам шанс — пусть мизерный, но шанс на победу. Вам не удалось его использовать…

Сервера вскинулся, но я не дал ему начать:

— Нет-нет, вы сделали всё, что смогли. Причем именно вы, адмирал, сделали гораздо больше того, на что вообще можно было рассчитывать в этих условиях. Я восхищаюсь вами и преклоняюсь перед вашим гением — как военным, так и административным. Но… Испании не удалось склонить Америку к миру в тот единственный момент, когда на это была хоть какая-то надежда. Вы не смогли в достаточной мере напугать янки, чтобы они отказались от своих планов. Причем, еще раз повторюсь, вы лично сделали больше, чем можно было ожидать. Но янки оказались более стойкими и упорными, чем вам хотелось бы. Теперь — всё. У вас не осталось никаких шансов на победу. Коалиция европейских держав, которая изначально поддерживала вас, пошла на попятный, у вас больше нет серьезной международной поддержки, у вас больше нет флота, нет в достатке вооружения и нет денег, чтобы все это купить. Поэтому я утверждаю — вам следует как можно быстрее заключить мир. Пока американцам еще памятны их поражения. Пока Испания в их глазах еще является достойной стороной для переговоров, с которой нужно договариваться, а не требовать от нее что угодно. Пока вы еще можете, отдав многое, сохранить остальное. Потому что еще несколько месяцев — и положение полностью изменится. Тогда вам придется отдать все, что потребуют янки, и потерять многое из того, что вы могли бы пустить на пользу Испании, — жизни ее мужчин, вновь возродившуюся славу ее моряков и миллионы песо, которых так не хватает ее крестьянам, рабочим, инженерам, промышленникам, чтобы изменить свою страну к лучшему.

Сервера думал долго, очень долго, а затем медленно наклонил голову:

— Я понял вас, ваше высочество. И… я обязуюсь по возвращении домой приложить все усилия, чтобы закончить эту столь несчастную для нас войну.

— Спасибо, друг мой, — с благодарностью отозвался я.

— За что? — грустно усмехнулся испанец. — За то, что я поступаю на благо своей стране?

— За то, что вы заставляете себя думать и размышлять, а затем поступать разумно и честно, вместо того чтобы громко кричать то, что нравится толпе, — серьезно ответил я.

— Не за что, друг мой. — Сервера впервые за все время нашего с ним разговора улыбнулся. — Я испанец и офицер, действовать по-другому я не способен. И… я так и не понял, вы дадите нам кредит?

— Приложу к этому все свои усилия, друг мой, — улыбнулся я в ответ.

Через полторы недели адмирал Сервера, единственный из официальных лиц вернувшийся в Мадрид из поездки с уже подписанным договором о кредите на пять миллионов рублей, выступил в Кортесах с сенсационным призывом к началу мирных переговоров с янки. А когда один из «патриотических» депутатов, вскочив с места, бросил ему в лицо обвинение в том, что он «заразился предательством от этих предателей русских», адмирал ответил:

— Русские продали нам корабли, снаряды и обучили экипажи. Русские стояли с нами под снарядами янки. Русские не обманули нас ни в едином слове и не сделали ничего из того, что обещали не делать… — Тут он усмехнулся. — Много ли здесь, в Кортесах, где, как мне говорят, собрались лучшие среди испанцев, найдется таких, кто сможет сказать о себе хотя бы то же самое?