Жертвуя счастьем - Беверли Кендалл

Алекс понимал, что не должен потакать Шарлотте в ее желании близости. Впрочем, поцелуи были вполне допустимы в их семейной жизни, они щекотали им нервы и создавали у Николаса впечатление, что родители испытывают нежность друг к другу. Но более смелые ласки были недопустимы и шли во вред Алексу.

В комнате стоял полумрак, и лишь сквозь проем открытой двери падал свет от горевшего в спальне камина. Алекс зажег бра, висевшее на стене, и газовую лампу на столике. Шарлотта села на диван, и при этом шелковая ткань халата соблазнительно обтянула ее бедра.

Алекс нервно сглотнул и поспешно перевел взгляд на ее лицо.

— Почему твой отец считает, что ты не его сын? — спросила Шарлотта.

Ах вот она о чем! Алекс уже забыл их разговор в экипаже.

— Посмотри на меня, — сказал он, опускаясь в полукруглое кресло, и расстегнул две верхние пуговицы на жилете. — Мои родители светловолосы, как и мой брат. Я родился смуглым, с темными волосами, и отец обвинил маму в прелюбодеянии.

— И что же на это сказала твоя мать?

— Мать отрицала его обвинения. Она сказала, что в ее роду были черноволосые смуглые ирландцы.

— Но он ей не поверил, — тихо промолвила Шарлотта, и в ее глазах отразилось сочувствие к свекрови.

— Нет, не поверил.

Алекс один-единственный раз обсуждал этот болезненный вопрос с матерью. Когда ему было семнадцать лет, герцогиня наконец открыла причину раздоров между ней и супругом. И эта причина объяснила Алексу, почему отец не любит его.

— А ты когда-нибудь сомневался в том, что твоя мать говорит правду?

Этот вопрос поставил Алекса в тупик. У него не было готового ответа на него. Он любил свою мать. Она была единственным лучиком света в его детстве, единственным другом и защитником — до тех пор, по крайней мере, пока он не встретил Армстронга. Она никогда не лгала ему. И все же порой Алекс спрашивал себя: а что, если герцог действительно не его отец? Более того, он желал, чтобы это было правдой.

— Да, — честно ответил он, — это происходило в те моменты, когда я смотрел на них троих — отца, мать и брата. Брат был так похож на отца, что у герцога не могло возникнуть и тени сомнения относительно своего отцовства. Герцог — жесткий человек, и я часто думал, что мама могла устать от него. Она могла найти любовь и ласку где-то на стороне. И я не стал бы винить ее за это.

Шарлотта кивнула:

— Значит, сходство Николаса с твоим братом явилось для герцога доказательством того, что ты — его сын?

— Да.

Это не только убедило герцога в своем отцовстве, но и устранило все сомнения самого Алекса на этот счет. Впервые за тридцать четыре года своей жизни Алекс почувствовал себя полноправным членом семьи и законным Наследником титула герцогов Гастингс. Он не скрывал, что испытывает чувство облегчения, неопределенность своего положения угнетала его.

— Теперь вы оба — и ты, и герцог — убедились в своем отцовстве, — сказала Шарлотта.

Алекс кивнул.

— Я рада за тебя, — продолжала она, испытывая зависть.

Сама Шарлотта мало знала о своем происхождении. Алекс пристально посмотрел на нее, как будто стараясь прочитать ее мысли.

— Ты сейчас подумала о своей матери?

Шарлотта потупилась. Они никогда раньше не говорили о ее происхождении. Может быть, это шанс все объяснить ему? Но будет ли он ее слушать?

— Да.

— Тебе жаль, что ты не помнишь ее?

У Шарлотты перехватило горло, и на глаза навернулись слезы.

— Да, мне бы очень хотелось иметь о ней хоть какие-нибудь воспоминания.

И это было правдой. Но если бы ее мать была жива, жизнь Шарлотты сложилась бы совсем по-другому. Она и Кейти так и не познакомились бы с Джеймсом. Шарлотта не встретила бы Алекса, и у нее не было бы Николаса.

На мгновение Шарлотте показалось, что Алекс хочет продолжить расспросы, но, видимо, он передумал. Алекс молчал, глядя на всполохи огня в камине в соседней комнате. В этот момент он выглядел одиноким и беззащитным.

— Алекс, — тихо окликнула его Шарлотта.

Он повернулся к ней.

— Я же люблю тебя, — неожиданно призналась она, открывая ему свое сердце. Ей хотелось, чтобы он знал, что ее чувства к нему не изменились. — Поверь, я не хотела причинить тебе боль.

— Все, что случилось, осталось в прошлом. Былого нельзя ни вернуть, ни исправить, как бы нам этого ни хотелось, — сказал он, и в его глазах вспыхнул огонек.

Значило ли это, что Алекс стремился простить ее?

— Но мы не можем воскресить давно умершие эмоции, — продолжал он. — Наша любовь останется в прошлом.

Шарлотта прикусила губу, пытаясь унять душевную боль, которую причиняли ей его слова. В голосе Алекса сквозила горечь, и это свидетельствовало о том, что он стал к Шарлотте безразличнее. Она больше не вызывала в нем сильных эмоций — таких, как ярость или гнев. Шарлотта и не подозревала, что ей когда-нибудь будет приятнее видеть его в гневе, чем улавливать в его голосе горечь и сожаление. Лучше бы Алекс бушевал и злился на нее, чем выказывал полное равнодушие.

Но он все еще испытывал к ней половое влечение и не мог этого скрыть. Возможно, физическая близость спасет их фиктивный брак.

— Я хочу родить еще одного ребенка, — сказала Шарлотта. Она была уверена, что, если Алекс даст ей шанс, она сумеет снова пробудить в нем прежние чувства.

Алекс оцепенел.

— Еще одного ребенка? Но я, по-моему, ясно изложил свою позицию на этот счет.

Не столько его слова, сколько тон, которым они были произнесены, был для Шарлотты как удар наотмашь. Резкий удар, который ранил не тело, а душу.

— Но если мы хотим вести семейную жизнь…

— Боже мой, Шарлотта, не требуй от меня этого. Даже если бы мы вступили в супружеские отношения, боюсь, твоя беременность стала бы для меня тяжелым напоминанием о том, чего я был лишен долгие годы, и это вызвало бы у меня новую волну обид и возмущения.

Как ни трудно было Шарлотте слышать все, что он говорил, нотки тоски в его голосе все же заронили в ее душу надежду на лучшее. Может быть, сегодня вечером они смогут начать все сначала? Но для этого нужно, чтобы Алекс узнал всю правду.

— О, если бы ты только выслушал меня…

Алекс резко вскочил на ноги.

— День был трудным, я устал! — воскликнул Алекс, и Шарлотта поняла, что он пытается замкнуться в своей скорлупе.

Алекс вновь надел маску безразличия, его губы были плотно сжаты, глаза прищурены. Выражение его лица казалось непроницаемым. Шарлотта увидела перед собой свое будущее, жизнь с человеком, у которого пустой, равнодушный взгляд. Грядущее представилось ей в образе засушливой пустыни, настоящей Сахары. Ни тепла, ни ласки.