Железный Сокол Гардарики - Владимир Свержин

– Знать, положим, не знал. А предполагать мог.

– То-то же и оно, – усмехнулся кромешник, – что Якоб Гернель завсегда верно предполагает.

Никита опустился на пенек и вытянул ноги, давая им отдых.

– А насчет встречи дядя так велел передать. Коли желаешь с ним свидеться – крестик свой нательный сыми да мне отдай. Без того он тебя лицезреть не желает.

Я невольно усмехнулся. В том, что Баренс желал меня видеть, сомнений не было. Наверняка и кашу с появляющимся и исчезающим сигналом он заварил, чтобы выманить нас из института сюда. Теперь же агент-отступник хотел побеседовать «без свидетелей», лишив меня возможности связаться с базой. Конечно, это был шантаж. Неприкрытый, грубый шантаж. Будь на месте Джорджа кто-либо иной, я, пожалуй, не преминул бы вспомнить, что мы, англичане, не вступаем в переговоры, когда нам пытаются выкручивать руки. Но речь шла о моем учителе, друге и соратнике.

– Что ж, ладно, – кивнул я, вызывая Лиса. – Будь по-твоему.

– Шо, не спится юному ковбою? – Сергей явно был в приподнятом настроении.

– Погоди! – оборвал его я. – Срочно делай засечку сигнала.

– Что-то стряслось? – встревожился напарник.

Мои пальцы расстегнули пуговицы ворота и потянулись за шнуром антенны…

– Я отдаю передатчик. Это требование Баренса. Он где-то рядом.

– Вот же ж б… Баренс!..

Дальнейшего я уже не слышал. Никита сгреб в лопатообразную пятерню индивидуальное средство закрытой связи, оглядел со всех сторон и пожал плечами.

– С чего бы это?

– Без креста магическая сила лучше действует, – проговорил я. – Мог бы и знать.

– Идем, – делая вид, что не слышит моей реплики, скомандовал Порай. – Дядя твой уже, поди, заждался.

Сцена встречи блудного дяди с приблудившимся племянником удалась на славу. Если и оставались у опричника крохи сомнения в нашем близком родстве, то при взгляде на эти искренние проявления радости они должны были исчезнуть.

– Ну, слава Богу, дорогой племянник, это ты! – хлопая меня по плечам, воскликнул Якоб Гернель. – Я уж начал опасаться, что семья пришлет кого-нибудь другого.

– Конечно же, я, любезный дядюшка. Рад видеть вас в добром здравии. Все очень волнуются, мы давно не получали от вас никаких известий.

Я покосился в сторону Порая, но тот, похоже, и не думал оставлять нас наедине.

Место для встречи было подобрано весьма удачно. На валу с противоположной стороны острова, склонив ветки над окошками чистой воды, рос толстенный вяз. Рос он как-то криво, так, что большая часть его ствола буквально висела над болотом. Внутри его было обустроено внушительное дупло с тонкими смотровыми щелями. Должно быть, это дерево служило наблюдательным пунктом в том месте, где к острову можно было добраться путем менее опасным, нежели Шишигина гать. Именно здесь ждал меня беглый стационарный агент института.

– Ты осуждаешь меня? – переходя на английский, спросил он.

– Я должен что-то объяснять? Признаться, когда я наконец понял, что вас не похитили, не убили, что вы сами по доброй воле ушли в подполье, я был настолько шокирован, что в первые дни отказывался в это верить.

– Ушел в подполье, мальчик мой? Что ж, пожалуй, так оно и есть. Однако, надеюсь, ты не думаешь, что я решил попросту уйти в тень и отказаться от своих прямых обязанностей.

– Хотелось бы в это верить, – мрачно заметил я.

– Вот и поверь, Вальдар. Сейчас очень многое будет зависеть от того, поверишь ты или нет. Извини, что вынужден был отобрать связь, но весьма желательно, чтобы ты выслушал меня до того, как свяжешься с базой. Мой ход был удачен – ты стоишь передо мной. Теперь я раскрою все карты, а дальше сам решай, как поступить.

– Не слишком ли дорогой способ добиваться своего?

– Иных, увы, не было. Уже не было. Я неоднократно требовал у института прислать группу оперативников. Однако мои аргументы господам разработчикам казались неубедительными.

– Может быть, они в чем-то правы? – проговорил я. – Порою бывает, что даже самый опытный агент…

– …начинает принимать частности этого мира за предвестники глобальных полиорбических катаклизмов, – криво усмехнулся лорд Джордж. – Оставим теорию теоретикам. Скажи, ты часто видел, чтобы опытный стационарный агент делал опрометчивые выводы по поводу дел того мира, в котором он работает?

Я покачал головой.

– Куда более это свойственно разработчикам, пытающимся объяснить, почему их теоретические построения не совпали с реальностью. Нам же приходится оные несообразности разгребать.

– Вот именно, – кивнул лорд Джордж. – Только мы за их ошибки платим кровью, порою, увы, кровью многих тысяч людей, а они – одной лишь своей репутацией.

– Это ужасно, – согласился я. – Но таковы реалии. Не станете же вы спорить с тем, что наша работа спасает миллионы людских жизней.

– Не стану. В данном случае речь идет как раз о миллионах. Но – к делу. Скажи, Вальдар, доводилось ли тебе когда-нибудь слышать о Роксолане?

– Да, – усмехнулся я. – Вы, должно быть, не знаете. Во время последнего нашего дела мы с Лисом угодили в гарем турецкого султана.[32] Там как раз правила одна из трех европейских валиде-султан Айме…

– Все верно, – перебил меня Баренс. – Айме была третьей европейской девушкой, ставшей любимой женой, а затем и матерью султана Османской Порты. Первой была Роксолана…

– …которая, помнится, родом откуда-то из этих мест?

– Не совсем так. Скорее уж из той же земли, что и Лис.

– Вот как! Не знал. – Я развел руками. – Но какое это имеет отношение к вашему… побегу?

– Непосредственное. Мужем Роксоланы, как тебе известно, был султан, прозванный за свои достижения Великолепным.

– Да-а… – протянул я. – Сулейман Великолепный, нагнавший страху на всю Европу. Его с трудом отбили от Вены.

– Я бы сказал иначе. Защитникам с великим трудом удалось отстоять Вену, но вовсе не они заставили Сулеймана Великолепного повернуть вспять. Война затягивалась, а в Стамбуле ожидала любимая Роксолана с маленьким сыном. К тому же она имела неслыханную дерзость вдрызг разругаться с главным визирем.

– Действительно, неслыханная дерзость.

– Для визиря она закончилась смертью, но речь не о том. Роксолана, оказавшись в непосредственной близости от султанского трона, зарекомендовала себя редкой интриганкой. У Сулеймана был старший сын – Мустафа. Он проявил себя толковым военачальником и ловким политиком, управляя восточными провинциями империи. Роксолана обвинила его в сговоре с персидским шахом, и принца удавили. Трон унаследовал ее ничтожный отпрыск, прозванный Селим II Пьяница.

– И что же? – перебил я.

Джордж Баренс немного помолчал и, чуть усмехнувшись, продолжил:

– Так вот, в этом мире ничего подобного не было.

– То есть как?

– Не знаю. Быть может, Роксолана вовсе не родилась. Может, умерла в детстве. Возможно, она не попала в турецкий плен или же была продана в какой-нибудь иной гарем. Но только никакого Селима Пьяницы в этом мире не было и нет. Зато есть, – дядя Джордж вытащил золотую монету, – знакомься, лучезарный султан Османской Порты Мустафа.

На золотом диске красовался чеканный горбоносый профиль с характерной складкой губ, свойственной людям решительным и не терпящим возражений. Вероятно, именно таким и был нынешний правитель огромной империи, раскинувшейся от Евфрата до Гибралтара и от порогов Нила до Балканских гор.

– В отличие от выродка Селима, с которого начался закат Османской Порты, в этом мире Мустафа проявляет себя монархом, вполне заслуживающим достойное место в ряду своих прославленных предков.

– Да, я помню, – кивнул я. – От Османа Великого до Сулеймана Великолепного – непрерывная череда талантливых правителей и завоевателей. Абсолютный мировой рекорд.

– Во все времена и для всех народов. Но в этом мире, как мы видим, этот рекорд удалось побить.

– Можно порадоваться за турков. Но что из этого следует? – спросил я.

– Огромные проблемы, мой мальчик. Воистину огромные. Османы сейчас на пике своего могущества. Они намерены расширять свои пределы далее и вполне в силах это сделать.

– Но… – попытался возразить я. – Все же не стоит преувеличивать могущество Порты. Насколько я знаю, Сулейману Великолепному и в этом мире не удалось овладеть Веной, и никакая Роксолана здесь ни при чем.

– Счастливая случайность, – отмахнулся лорд Джордж. – Хотя, если судить здраво, случайность не столь счастливая, сколь несчастная. В то время как жители осажденного города уже были готовы открыть ворота, в нем вспыхнула эпидемия холеры. Сулейман, до того обчистивший всю округу под ноль, узнав об этом, поспешил уйти. Несмотря на то что многие европейцы его стремительное отступление расценили как бегство, поражения не было: султан вернулся живым и здоровым, сохранив армию. В Священной же Римской империи в тот год умерло более полутора миллионов человек. Но я о другом. Судя по всему, Мустафа не уступает в талантах своему отцу, а может, и превосходит его. В отличие от Селима Пьяницы он весьма тщательно вникает во все вопросы государственного управления. Для его великих замыслов нужно все больше и больше дешевой рабочей силы. Поэтому Мустафа решительно давит на Крым-Гиреев, требуя новых и новых партий живого товара. Ведь каждому известно, что основным промыслом крымчаков является работорговля. Ныне на крымском троне Девлет-Гирей, который и сам по себе не агнец божий, а понукаемый волей Стамбула, и подавно опустошил набегами все окрестные земли. – Баренс сделал паузу, должно быть, переводя дух. – А теперь самое главное. В нашем мире, где набеги на Русь все же не были столь массовыми, имел место поход Девлет-Гирея в 1571 году. Как ты понимаешь, это уже очень скоро…