Наперегонки со смертью - Виталий Гладкий

Опер просто мечтал получить от Веньки такой отчет. Ход его рассуждений я видел совершенно отчетливо – будто он сам мне об этом рассказал. Во-первых, Можаев сделал верный первоначальный вывод о том, что у меня рыльце в пушку. А иначе какой мне резон связываться со Скоковым и его эпистолярным творчеством на ниве стукачества? Уж не знаю, как мент сумел вычислить мое теневое присутствие в делах Веньки; скорее всего, я переборщил с грамотностью наших опусов, хотя и старался варганить их левой ногой, чтобы они казались написанными Шибздиком, который в школе звезд с неба не хватал.

А во-вторых, если я и впрямь не тот, за кого себя выдаю, и каким-то боком причастен к кровавым событиям последних двух месяцев, то в Венькином отчете я должен буду выковать себе на критические часы железное алиби. Вот тут-то мне и хана. Коготок увяз, птичка пропала. Потому что "железное алиби" всегда вызывает подозрения. Про это написано не только в учебниках криминалистики, но и в многочисленных произведениях авторов детективного жанра. Проанализировать чистописания Скока не составит большого труда, а потом… Потом все пойдет по накатанной колее: меня за что-нибудь зацепят (не будет за что, выдумают; долго ли подбросить мне в карман грамм-другой героина или еще какой пакости?), посадят в каталажку и будут доить до посинения – сколь угодно долго – как глупую козу, суля воздушные замки или мрачные казематы, что зависит от коэффициента сопротивляемости подследственного, пока я не расколюсь по полной программе. Хитер, сукин сын, этот капитан Можаев. Ах, хитер…

Я бодрился, продолжая механически думать и заправляться спиртным. Не скажу, что мои мысли были совершенно безоблачны. Скорее наоборот. Все выходило на то, что свободным мне ходить осталось недолго. И как избежать больших неприятностей, связанных с длительной отсидкой, я не знал. Разве что пойти и повеситься.

Тем временем наш кутеж плавно набирал обороты. Большой Бюст уже давно строила мне глазки, чем вызывала прямо-таки пароксизмы негодования у Толстушки. Эта сексуально озабоченная пышка глядела на меня таким голодным взглядом, что я начал всерьез опасаться за тонкую нить своей жизни, которую она явно намеревалась перекусить своими крепкими молодыми зубами. И пусть в ближайшем обозримом будущем судьба не сулила мне медовых пряников, однако я вовсе не хотел, чтобы финал моих невероятных, если не сказать безумных, похождений выглядел так пошло и примитивно. Хотя, по здравому размышлению, все мои нынешние несчастья и начались с постели.

Лишь Чернавка не испытывала каких-либо комплексов. Она в основном молчала и загадочно улыбалась. И я знал, почему: юная гречанка была совершенно уверена в том, что мой выбор давно предопределен. Я был такого же мнения…

Мы свалили с ней по-английски – тихо, незаметно и не сообщая о своем коварном и безнравственном намерении всей честной компании. Я находился в таком состоянии, что мне было все равно – когда, где и с кем заниматься любовью.

Осваивая скрипучую, много повидавшую на своем длинном веку кровать, которая находилась в какой-то общаге, я старался о Юлии не думать. Это было не так сложно, как мне мыслилось. Оказывается, человек – большая грязная скотина, не имеющая за душой ничего святого.

Засыпая после наших с Чернавкой скачек, я ругал себя последними словами. Нет, не за то, что я в какой-то мере изменил своей так внезапно и неестественно вспыхнувшей любви к Юлии. А по причине гораздо более прозаической и чисто житейской – моего запала хватило всего на два "рейса" в райские кущи. Да, события последних суток изрядно подточили мои мужские силы… Если так пойдет и дальше, то мне уже не нужно будет жениться. С этой далеко не тривиальной мыслью я и погрузился в крепкий – мертвецки крепкий – сон. С дебильной улыбкой полного идиота на губах.

Глава 17. В ПОИСКАХ ПРИСТАНИЩА

Из общежития, куда меня ночью привела Чернавка, я ушел где-то около семи утра. Ушел как вор – тихо и незаметно. Даже не попрощавшись со своей нечаянной подружкой – она еще спала, открыв моему бесстыжему взору свои обнаженные прелести. На душе было муторно, нехорошо – будто своей связью с гречанкой я совершил какой-то очень не этичный поступок. Такое случилось со мной впервые в жизни, и я, топая по ранней мостовой, грустно размышлял о вывертах человеческой психики.

Кто мне такая Юлия? Никто. Даже больше, чем никто, потому что она замужем, притом за хорошо упакованным господином, и ей такая голь перекатная, как я, до лампочки. Даже со скидкой на наши странные отношения, где-то напоминающие безумную любовь, о которой давно все забыли. Не те нынче времена. Поменять шикарную квартиру, импортную тачку и солидный счет за бугром на эфемерный рай в шалаше могут только сумасшедшие. А Юлия, как на мой взгляд, к таким не относилась. Ее мужа я видел мельком, притом с тыла, но даже такого краткого созерцательного момента мне хватило, чтобы определить его возраст – где-то за сорок и ближе к пятидесяти годам. Тогда как Юлии было не более двадцати пяти.

И тем не менее я откровенно мучился угрызениями совести – словно интеллигентный гуляка-муж, поутру возвращающийся к законной супруге после очередного залета. Это было явно ненормально, и я понимал, что мои терзания всего-навсего плод больного воображения, но ничего с собой поделать не мог. Только теперь до меня наконец дошло с каких соображений я так шустро нырнул в постель к гречанке. Мне хотелось как можно быстрее вытравить из памяти образ Юлии, забыть о ее существовании, чтобы продолжать жить по-прежнему.

Но теперь проклятое подсознание суетливо преподносило разыгравшемуся воображению одну картинку за другой. В памяти снова ожили кадры нашей первой встречи, когда я, в маске из ее колготок, рвал когти с места сексуального преступления против нравственности. Мне почему-то вспомнились ее глаза в ту минуту, и я даже споткнулся от неожиданного озарения, снизошедшего на меня как шлепок птичьего помета с поднебесья. Только сейчас до меня дошло, что она совершенно не испугалась! Да любая баба на ее месте заорала бы как оглашенная. Или просто-напросто остолбенела бы от страха, бледная словно поганка. А в спокойном взгляде розовощекой Юлии сквозил холодок, смешанный с острым любопытством. Она смотрела на меня как врачэкспериментатор на подопытного кролика, приготовленного к кастрации.

Я быстренько восстановил в голове те короткие моменты нашего интима, когда мы отдыхали после любовных игр. Ее глаза источали любовь и такую нежность, что меня бросало в жар. Она не играла, я знал это совершенно точно. Юлия просто плыла по течению любовной реки, наслаждаясь каждой новой волной, ласкающей ее охваченное страстью тело. Да, тогда она была естественна и прозрачна как самый лучший горный хрусталь.

Мне вспомнилось казино. Моя бывшая пассия и Юлия приехали туда, чтобы устроить тайную встречу. Это и козе понятно. Но только не тем баранам, которых приставили к белокурой бестии в качестве охраны. Интересно, они телохранители или тюремщики? По тому, как эти здоровенные лбы вели себя с предположительно хозяйкой (ведь теперь, по идее, делами весьма состоятельного мужа должна была заправлять "безутешная" вдова), у меня сложилось впечатление, что они ее просто пасут, притом на привязи. Компаньоны усопшего рогоносца строят козни? Или?.. Нет, лучше всякие там "или" оставить за кадром. А то они начнут размножаться как суслики в наиболее благоприятные годы.

Будем опираться на голые факты.

А фактов у меня накопилось – кот наплакал. Но хуже всего было то, что я не мог даже такую малость как-нибудь истолковать. Какая-то дурацкая мозаика, бред сумасшедшего, который не лезет ни в какие ворота. Неужто Юлия знала, что я среди ночи появлюсь в ее квартире? Чушь! Невозможно! Я и сам до последнего момента понятия не имел, что буду изображать горного козла на отвесном склоне, притом без шкуры и копыт. Или?..

Да что же это такое!? Опять – "или"!? Тогда можно идти еще дальше: муж Юлии замочил своего соседа, возвратился, рассказал ей, что я с испугу карабкаюсь на их балкон, и начал названивать в милицию, чтобы сообщить о стрельбе в квартире этажом ниже, тем самым выставляя себя перед компетентными органами законопослушным, ни в чем предосудительном не замешанным, гражданином. Версия более чем убедительная. Правда возникает уйма вопросов. Зачем он грохнул богатенького рогоносца? По какой причине дал мне преспокойно смыться? Почему в присутствии свежеиспеченной вдовы открыл сейф и изъял деньги и драгоценности? Ладно, предположим они были в сговоре, но тогда каким боком к этому дуумвирату добавить Юлию? Они что, решили создать дружную мусульманскую семью – один муж и две жены? И искали козла отпущения? Хорошо, пусть так. Но интересно знать, почему они именно на меня кинули глазом? Неужто я выгляжу со стороны как сказочный Иван-дурак – до того, как его короновали на царство?