Огненные версты - Михаил Фомичев

— Садитесь, пожалуйста, ешьте и докладывайте.

— Да, это не мешает, — присаживаясь, говорит сержант. — Сутки во рту не имел даже крошки.

— В городе полным-полно гитлеровцев, — откусывая кусок сала, говорит разведчик. — Много пушек, но в основном это тыловые подразделения какой-то дивизии. Есть и танки.

— Покажите на карте, где танки стоят.

— В основном на восточной и северо-восточной окраинах.

— А как ведут себя гитлеровцы?

— Они нас не ожидают. Пьют шнапс, веселятся.

Прошу Колчина связать меня со штабом корпуса. Колчин усердно крутит рукоятку настройки, что-то колдует возле радиостанции.

— Батареи сели, что ли? — в сердцах себя спрашивает радист. — Ан, нет. «Киев», «Киев», «Киев», — кричит в трубку старший сержант. — Пожалуйста, товарищ полковник.

Докладываю генералу Е. Е. Белову, что достиг окраины Белхатува. Он несколько секунд молчит, видимо, смотрит в топокарту.

— Вот так артисты челябинцы, — доносится его любимое выражение. — И когда же вы это успели? Ну, хорошо, штурмуй город, мы не удивимся, если ты завтра скажешь: я на окраине Берлина. Ладно, ни пуха ни пера.

Танковая лавина направилась к городу. Ночь светлая, лунная. И вдруг в эту тишину ворвались звуки орудийных выстрелов, пулеметных очередей. Этот внезапный и сильный огонь вызвал среди немцев панику. Я видел, как во двор метнулся рослый гитлеровец, потом, словно споткнувшись, упал возле подводы.

Прислушиваюсь к звукам. Где-то рядом дробно застучал немецкий пулемет и вдруг захлебнулся: видимо, фашиста настигла пуля уральца.

Тотчас же позади нас выстрелила пушка, стрельба поднялась справа и слева. Вдоль улицы прошелестели снаряды. Перед нами неожиданно взметнулись языки пламени: разорвалась мина.

На какое-то время в городе все смешалось: было трудно понять, где свои, где враг. Потом постепенно стрельба утихла. Первый батальон без особых потерь овладел восточной окраиной, а третий — вышел на западную окраину и перерезал пути отхода гитлеровцам.

Возле углового коттеджа — группа солдат. Свои или чужие? По голосам узнаю — наши. Мне навстречу выбегает старший сержант Касымов:

— Майор Старостин оставил нас на этом перекрестке. Ни один фашист не унес ноги целыми. Вон их сколько на мостовой.

Командир батальона автоматчиков уже в первые минуты боя выслал на западную окраину пулеметный взвод. Касымов на перекрестке сходящихся улиц занял оборону. Гитлеровцы стали убегать на запад и угодили под огонь наших пулеметчиков.

Я соскочил с танка и с начальником штаба подошел к пулеметчикам, чтобы поблагодарить их за смекалку и отвагу. В это время ко мне подбегает солдат:

— Товарищ полковник, гляжу в доме горит свет. Думаю, а кто же там? Открыл дверь и чуть ли не ахнул. Фашисты семью вырезали.

Вошли в коттедж. На полу полураздетая женщина, в груди ее немецкая финка. Возле женщины сидит девочка трех-четырех лет. Увидев нас, она закричала в отчаянии. Кто-то ласково обратился к ней, протянул руки. Девочка заплакала, прижимаясь к безжизненному телу зверски убитой матери. Прибежали и соседи. Старый поляк, подошел к девочке.

— Ядвига, — позвал он и взял ребенка на руки. — Это семья пана Казимира. Германцы зло надругались.

— Мы им и за ваших людей, и за наших отомстим, — сказал Богомолов.

Я первым вышел на улицу. Неожиданно раздалась пулеметная очередь. Стоявший рядом со мной солдат Мальцев схватился за грудь. На снегу появились черные пятна.

— Куда ранен? — спросил я солдата, поддерживая под руки.

Автоматчик Мальцев ответить не успел: он скончался. Ко мне подошел комбат Старостин и доложил:

— Убит командир взвода Касымов. Мы потеряли отважного командира, храброго коммуниста, — едва сдерживая слезы, промолвил он.

В садике, среди оголенных вишен, хоронили мы Касымова.

— Прости, дорогой друг, что не уберегли тебя. То, о чем ты так мечтал, верим — сбудется. Мы дойдем до Берлина и сполна отомстим врагу за наши слезы и горе. Спи вечным сном, отважный челябинец, — сказал над могилой командира взвода Михаил Александрович Богомолов.

— Ты многого заслужил, храбрый из храбрейших, у нас нет времени, чтобы похоронить тебя с воинскими почестями, но мы тебя не забудем, — рыдал командир батальона майор Георгий Иванович Старостин.

Из свежей земли вырос холмик.

Командир мотострелкового батальона гвардии майор Г. И. Старостин (1945 г.).

Бой продолжался. Враг спешно начал отходить на северо-запад, в сторону города Лодзь. И я торопил челябинцев. Надо было выиграть время, не давая врагу опомниться, бить его, преследовать, с ходу уничтожать подходящие резервы.

По сторонам — лесные массивы. Высланный вперед разведдозор во главе со старшим лейтенантом Петуховым где-то в пяти-семи километрах от нас. Петухов — штабной работник, но его я вторично уже послал в разведку. Он хорошо ориентируется на местности. «Читает» топокарту. Хитер и смекалист. Может под носом у противника незаметно пройти.

— Иду на Злочев, — хрипит в телефонах голос Петухова. — Уже в триплексах показались крутые берега Варты. Будем искать брод до вашего подхода.

Только я закончил разговор с Николаем Ивановичем, как старший сержант Колчин передает мне микротрубку.

— Это Белов. Где находишься? — спрашивает комкор.

Называю координаты:

— К Варте подходим напротив Злочева.

— Опаздываешь, Фомичев. Свердловчане уже на западном берегу. Буженином овладели. Только что доложили. Так что поворачивай на север и переправляйся на участке свердловской бригады.

Форсирование реки — нелегкое дело. Мы не стали рисковать и поддались соблазну: как-никак переправа уже обеспечена.

Повернули на северо-запад. Через полчаса старший лейтенант Петухов радирует мне:

— Вижу целехонький мост. Но перед ним расставлены фашистские танки и орудия.

— Что ты? Это наши, не путай.

— Товарищ комбриг, мне же ясно видны черные кресты на танках, а возле орудий бегают немцы.

Я выехал вперед. Остановились на опушке леса. Метрах в пятистах виднелись танки. Чьи они? Вскинул бинокль. В самом деле, немецкие — полосатые, с крестами на башне. Немцы чем-то встревожены. Они скрытно передвигаются, жерла орудий направлены на восток.

— Прав ты, Петухов? Не пойму одного: где же свердловчане?

Вдруг созрело решение: внезапно атаковать неприятеля.

— Твое дело, Петухов, к мосту прорываться. Головой отвечаешь за его сохранность. Иначе Варту не преодолеем.

Заговорили наши пушки. Танки стремительно помчались к немецким огневым позициям. Немцы не успели, как говорят, и глазом моргнуть. Загорелась одна, вторая «пантера». Колеса левофлангового орудия полетели в сторону.

От опушки к мосту вела прямая дорога. По ней помчался экипаж танка, в котором сидел старший лейтенант Петухов. За ним — танк Бирюкова. Рота Любивца уже утюжит траншеи, танки Акиншина подминают прислугу орудий.

Хорошо видно, как передняя «тридцатьчетверка» ворвалась на мост. Ее огнем поддерживала батарея 76-миллиметровых пушек. У моста огневую позицию занял танк Бирюкова. Оставили мы здесь для охраны еще два орудия.

На левом берегу — город Буженин. Туда уже ворвались танки первого батальона с десантом на броне. Старший лейтенант Егоров мне радирует: «На улицах баррикады, противник ведет огонь». Ответил ему радиограммой: «Обходите баррикады, быстрее выдвигайтесь на западную окраину».

К обеду город Буженин оказался в наших руках. Немецкие танки, которые уцелели, ушли на северо-запад в сторону Серадза. Искусно проведенный маневр позволил нам избежать лишних потерь, захватить мост через реку Варту, сохранить город от разрушений. В этом бою погиб заместитель начальника оперативного отделения капитан Гаськов, которого мы все очень любили.

В небольшой роще мы остановились на короткий отдых. Люди заметно устали, но виду не подавали. Собравшись в кружок, они вели задушевные разговоры, курили, угощали друг друга трофейным шоколадом.

И не только люди — машины устали. Черные, покрытые грязью танки и низкорослые самоходки остывали, медленно отдавая тепло окружающему снегу, превращая его в грязь.

А мы в штабе уже прокладывали новый маршрут. И я мысленно видел — весь удар направлен в самое сердце Германии. Пройдет еще день-два, и мы ступим на вражескую территорию, а там недалеко и Берлин. Главное — не терять времени. Пока что наши танки опережают отступающего противника. Фашисты никак не поймут наш замысел. Они не успевают оседать на промежуточных рубежах, в панике мечутся от одной бреши к другой.

Начальник штаба лукаво мне подмигивает:

— Здорово мы сегодня ошарашили немцев.

В открытую дверь автобуса врывается команда «Смирно».