Ангел с железными крыльями - Виктор Тюрин

При этих словах с лица поручика сошла угрюмость, на щеках появились слабые пятна румянца, а в глазах заплясали огоньки какого-то ненормального веселья.

«Похоже, эта месть стала его навязчивой идеей», – но так я только подумал, а спросил его о другом:

– Где они квартируют?

Но вместо Мелентьева мне неожиданно ответил Пашутин:

– Если я правильно уточнил наше местоположение, то полк стоит от нас в четырех-пяти километрах. Рядом с деревней находится поместье. Думаю, что именно в нем остановились на постой офицеры полка. Я прав, поручик?

Мелентьев посмотрел на Пашутина с каким-то настороженным любопытством.

– Правы настолько, что я просто вынужден спросить: откуда у вас такие подробные сведения о том, чего вас не должно касаться?

– Ничего удивительного в этом нет, Иван Васильевич. Две недели до того, как оказаться на передовой, я находился в штабе, изучая район боевых действий. Плюс к этому у меня очень хорошая память. Вы удовлетворены?

– Вполне. Так вот, господа, предлагаю отправиться туда прямо сейчас, чтобы затем, ближе к ночи, проникнуть в поместье.

Пашутин сразу отреагировал на предложение поручика – поднявшись с земли, он стал завязывать вещевой мешок.

Добравшись до места, мы поочередно наблюдали за поместьем в бинокль, пока окончательно не стемнело. Большое здание с пристройками, чьи крыша и обветшалые стены требовали хорошего ремонта, было окружено забором. У ворот находился флигель, в котором немцы поместили караул. Кроме офицеров в доме жили денщики и повар.

Спустя десять минут, после смены караульных у ворот, со стороны деревни появился шатающийся из стороны в сторону унтер-офицер. Когда те попытались его остановить, он начал что-то путано объяснять, а потом вдруг споткнулся и рухнул в дорожную грязь. Часовые попытались выяснить у него, как тот здесь оказался – и не заметили за своими спинами появления другого человека. Два удара – и тела, с разницей в несколько секунд, рухнули на землю со звуком, весьма похожих на падение тюков мокрого белья. Поднявшийся с земли прапорщик и подбежавший Мелентьев помогли мне убрать трупы с дороги. Следующим пунктом в нашем плане было уничтожение солдат во флигеле. Осторожно подкравшись к домику, я заглянул в окно. Унтер-офицер и солдат, со скучными сонными лицами, при свечах, играли в шашки. На топчанах, стоявших в глубине комнаты, спали солдаты. Неожиданно рядом со мной появилась фигура поручика. Заглянув в комнату, он посмотрел на меня и кивнул головой в сторону. Дескать, давай отойдем! Подошли к Пашутину, который сейчас стоял у входной двери, прижимаясь к стене.

– Что там? – шепотом спросил нас прапорщик.

– Ворваться не можем – шум будет, – высказал я свое мнение.

– Полностью согласен, – поддержал меня поручик.

– Значит, будем ждать, – подвел итог Пашутин.

Впрочем, ждать нам пришлось недолго. Дверь распахнулась, и на крыльцо вышел унтер с дымящейся папиросой в руке. Не успел он закрыть за собой дверь, как ему на голову обрушился страшный удар прикладом винтовки, которую Пашутин использовал как дубину. Подхватив тело, я осторожно отволок его за угол и положил у стены, после чего осторожно подобрался к окну и заглянул внутрь. Солдат, до этого игравший в шашки, продолжал сидеть за столом, но теперь он положил голову на скрещенные на столешнице руки. Выждав несколько минут, я осторожно поскреб по стеклу, но тот никак не отреагировал на звук. Я вернулся к остальным.

– Пошли.

Спустя пять минут в комнате, кроме нас троих, никого в живых не осталось. Втащив в помещение труп начальника караула, мы затушили две свечи, оставив только одну из трех для маскировки, а затем вышли из флигеля. Путь в поместье был открыт. В этот самый миг вдруг неожиданно вдали послышался шум двигателя автомобиля.

«Неужели сюда?» – подумал я.

Мы замерли. Поручик отреагировал на изменение ситуации первым:

– Будем изображать часовых у ворот. Богуславский, прячьтесь за стеной! – и он бросился к флигелю. Спустя несколько минут он уже выбежал одетый в шинель немецкого солдата, держа в руках винтовку. Только успел встать у ворот, как к поместью подъехал, освещая фарами дорогу, легковой автомобиль. Сразу возник вопрос: они ехали мимо или именно сюда, в поместье? Если здесь ждут приезда гостей, то выйдут их встречать, если же нет, то вопрос будут решать при помощи начальника караула. Первым из машины вылез шофер. Открыв заднюю дверцу, солдат вытянулся в струнку. Из чего можно было сделать вывод, что он привез какого-то важного чина, звания которого я не мог различить в темноте. Одновременно с ним, с переднего сиденья, выбрался еще один офицер. Обогнув капот машины, он быстрыми шагами подошел к Пашутину и что-то ему сказал. Отдав честь, Пашутин четко отрапортовал, но что-то пошло не так, потому что уже в следующее мгновение прапорщик ударил офицера в висок. Выскочив из своего укрытия, я двумя ударами оглушил растерявшегося майора и солдата-шофера. Только я начал их связывать, как подошел Пашутин:

– Обратно решил на машине ехать?

– Почему бы и нет.

Прапорщик усмехнулся краешками губ и кивнул головой в знак согласия. Втащив во флигель труп лейтенанта, а затем майора и шофера, мы направились к центральному зданию. Дверь была закрыта. На осторожный стук нам открыл сонный и недовольный денщик. Стремительное движение руки Пашутина солдат еще увидел, но среагировать на него не успел. Нож вошел ему в горло. Он даже захрипеть не успел, как перчатка «унтер-офицера» запечатала ему рот, а затем последовал новый удар – лезвие ножа пробило сердце. Подскочив, я помог уложить на пол сползающее по двери тело. Помимо него, при обходе первого этажа, мы обнаружили шестерых спящих солдат. Перед тем как подняться по лестнице на второй этаж, Мелентьев вдруг снял шинель без погон и бросил ее на пол, оставшись в парадной форме русского офицера. На его груди тускло блеснули два ордена. Мы с Пашутиным переглянулись и уставились на поручика, ожидая объяснений. Ответ не замедлил себя ждать:

– Хватит подлых действий. Пусть германцы видят, что по их души пришел русский офицер, а не подлый убийца.

Не сознавая, а может и специально, он своими словами оскорбил как меня, так и Пашутина. Я тут же мысленно пообещал себе, что, когда мы доберемся до своих, то у меня к поручику будет отдельный разговор по поводу этих слов.

Немецких офицеров было восемь человек: полковник, майор, два капитана и четыре лейтенанта. Согнанные в гостиную, в наброшенных на плечи кителях и кальсонах, заправленных в сапоги, уланы, молча, таращили на нас глаза. В их взглядах был страх, смятение и удивление. Их нетрудно было понять. Перед ними стояла такая разношерстная компания: русский офицер в парадном мундире, немецкий унтер-офицер в перепачканной шинели и здоровяк в грязном коричневом пальто. В их глазах проявилось понимание ситуации только тогда, когда поручик достал из нагрудного кармана фотографию, затем сделал пару шагов вперед и на вытянутой руке показал ее им.

– Помните ее?! Вижу, что помните! Это моя невеста! Теперь вы понимаете, почему я здесь?!

Пашутин перевел его слова немцам, после чего последовало несколько секунд полнейшей тишины, а затем раздались выкрики. Мне даже перевода не надо было, чтобы их понять. Они понятия не имеют, о чем говорит этот русский офицер, и никогда не видели эту девушку. Мелентьев какое-то время слушал перевод Пашутина, потом натянутым, как струна, голосом сказал:

– Значит, вы все утверждаете, что у нас нет доказательств?! Хорошо! Будут вам доказательства! В ночь на семнадцатое сентября вы надругались над двумя русскими медсестрами. Это случилось на дне рождении командира уланского полка Дитриха фон Клазевица. Полковник, скажите мне: когда день вашего рождения?!

Тот ничего не ответил, глядя презрительно и высокомерно куда-то в пространство над нашими головами. Наступила тяжелая, тягучая тишина.

– Теперь посмотрим документы господина полковника. В них написано, что он родился именно семнадцатого сентября. Очень странное совпадение. Не правда ли, господа офицеры? А приходил тем вечером в сарай обер-лейтенант Генрих Краузе. Это ты! – и поручик указал стволом револьвером на плотного немца с вытянутым лицом и кривыми ногами кавалериста. – Ты! Наш фельдшер, который сидел в сарае вместе с девушками, очень хорошо описал мне тебя!

Немец, увидев направленное на него оружие, подался назад, при этом инстинктивно выбросил вперед правую руку в жесте защиты.

– Думаете, откуда я все это знаю?! Все очень просто! Ваши болтливые часовые у сарая, где держали пленных, не знали, что один из них знает немецкий язык. Что вы на это скажете?

– Скажу, что вы разыграли глупый спектакль, поручик! Что вы собираетесь этим добиться?! Не понимаю! – Это было сказано по-русски, причем на неплохом языке, капитаном, имеющим римский профиль, усы а-ля кайзер и жесткий взгляд врага. Попадись такому в руки, подумал я, пощады не жди. Он, полковник и еще пара офицеров выглядели относительно спокойными, что говорило об их силе воли.