Нити разрубленных узлов - Вероника Иванова

Снова разыгрывать из себя неосведомленного простака было мучительно скучно, но ничего другого не оставалось.

— Демон? Что это за тварь?

Эвина смерила меня внимательным взглядом, стараясь понять, насколько я искренен в своем недоумении, но все же ответила:

— Они приходят из-за грани бытия. Когда сами того пожелают. И дарят людям то, чего те сами захотят.

— А чего хотел этот Даннио? Убивать людей одним ударом?

Благороднейшая из благородных дернула подбородком:

— Никто не знает. Но всякий, кто пытался к нему приблизиться, погиб.

— Значит, его нужно уничтожить?

Голова Эвины неопределенно качнулась, ни соглашаясь со сделанным мною выводом, ни противореча ему.

— Он опасен для жителей города, ведь так?

— Да, без сомнения.

— Так чего же все ждут?

— А как, вы думаете, можно справиться с тем, кто никого не подпускает к себе?

— На крайний случай, можно сжечь дом. Или обрушить, — предложил я другое решение, видя, как страдальчески скривилось лицо женщины.

— Обрушить, да… — Она перевела зачарованный взгляд на пустые окна второго этажа.

— И нужно поторопиться, потому что, если он выйдет на улицу, трупов окажется намного больше.

Эвина не ответила, продолжая смотреть на дом, и мне почему-то вдруг почудилось, что она вовсе не желает избавлять город от демона, а, напротив, собирается помогать тому, кто уже стал причиной девяти смертей.

Возможно, так и произошло бы, но зеваки вдруг резко умерили свой галдеж и расступились, пропуская группу людей, одетых в точности так же, как тот оставшийся целым мертвец. Только на их камзолах выкрашенные кармином пряжки на длинной цепи были закреплены посреди груди, а не болтались как попало, и у того, кто шел впереди, на черном шелке сверкал самый настоящий крупный рубин.

— Счастлив приветствовать благородную эрриту, — поклонился предводитель черномундирников, выделяя из всей толпы только Эвину Фьерде и глядя лишь на нее одну.

— Не вижу поводов для счастья, эррете, — сухо ответила та.

Они были непохожи друг на друга во всем, в чем только возможно. Черные пряди непослушно колыхались, сбегая вниз по обнаженным плечам, светлые — лежали волосок к волоску, хотя вряд ли их хозяин только что прибегал к услугам гребня. Сливово-карие глаза то и дело вспыхивали огнем, не удерживающимся в пределах сердца, темно-ореховые смотрели холодно и бесстрастно. Женщина, казалось, вся состояла из порывов степного ветра, мужчина был спокоен, как скала. Та самая, что возносится к небесам и, возможно, выше всех прочих. Но если между этими двумя и существовало чувство, то к любви оно не имело отношения.

А еще блондин был молод. Намного моложе благороднейшей из благородных. Но это становилось заметным, только когда мужчина говорил: движение черт не оставляло на коже лица ни единой морщинки.

— Видеть вас — может ли быть иное счастье в этом мире?

Льстит? Непохоже. Скорее, восхищается, причем довольно искренне.

— Только не говорите, что явились сюда лишь посмотреть на меня.

А вот она собеседником вряд ли восторгается, вели цедит слова со столь плохо скрываемым презрением.

— Я прибыл по долгу службы.

— Службы, которую сами себе определили.

Последняя фраза прозвучала чем-то вроде обвинения Да, между этими двумя нет даже намека на мир.

— Кто-то должен был взять на себя защиту жителей Катралы.

— Но этому кому-то вовсе не обязательно было называть себя верховным бальгой.

Ага, так вот это кто! Глава той пресловутой бальгерии, которая так не нравится «миротворцам». Будем иметь в виду.

— Оставим в покое прошлое, эррита. Поговорим о настоящем.

Блондин посмотрел в том же направлении, от которого не отрывала взгляд благороднейшая из благородных, и коротко заметил:

— В доме засел ийани.

Времени расспрашивать Натти не было, но бальга, похоже, вел свое происхождение от демона. Или просто был очень хорошо осведомлен, что тоже возможно. И даже обязательно.

— Это мы и так знали, — огрызнулась Эвина. — А вот в город он пришел с помощью вашего же брата!

О, и хозяйка имения Фьерде не чужда особым подробностям происходящего! Она что, тоже недокровка, если так ясно чует присутствие демона? Нет, скорее всего, лишь имеет в своем подчинении подходящих ищеек. Иначе рыжий меня бы предупредил. Хотя… А не эту ли тайну нашей гостеприимной хозяйки он хотел мне поведать, когда начался весь шум-гам?

— Нашего брата? — Мужчина повел носом, словно принюхиваясь, безошибочно определил место, где за спинами толпы лежало мертвое тело, и направился к нему, ускоряясь на каждом шаге.

Добравшись до мертвеца и рассмотрев его лицо, блондин состроил скорбную гримасу.

— Юный Вито… Жаль. Он подавал много надежд. — Потом бальга щелкнул пальцами, подзывая к себе одного из черномундирников, и указал на пятна кровяного следа, тянущегося по улице. — Я хочу знать все, что возможно. И поскорее.

Хотя он не повысил голос ни на тон, подручный поклонился, сглатывая слюну, кивнул своим товарищам и быстро засеменил прочь, присматриваясь к цепочке темных пятен на мостовой. Следом на некотором отдалении отправились еще двое, а блондин, словно мигом растеряв интерес к собственному же приказу, вернулся на покинутое было место поблизости от Эвины.

— Имена погибших уже известны?

Женщина зябко повела плечом:

— Говорят, что супруги Элларте тоже среди них. Так утверждает портной, признавший работу своей мастерской в этих… ошметках.

Бальга удовлетворенно кивнул и задал следующий вопрос:

— Больше в доме нет людей?

— Только наследник семьи Элларте. Даннио.

— Хорошо.

Он расслабленно скрестил руки на груди, приготовившись явно наблюдать, а не участвовать в каких-либо действиях. И как вскоре выяснилось, подручным блондина дополнительные приказы не требовались.

Один из черномундирников несколькими ударами кремня высек огонь и подпалил факел, к которому тут же были поднесены плотно скрученные жгуты из сухой травы и лозы. В воздух поднялись струйки белого дыма, но толпе не дали вдохнуть ни глотка: подожженные комки полетели прямо в раскрытые окна и задымили вовсю, уже находясь внутри дома. Проемы ломаных рам заволокло непроглядной белой пеленой, похожей на натянутый занавес, но она провисела нетронутой недолго. Прошла минута, может, две, и белизну запятнали очертания чьей-то фигуры, прохрипевшей:

— Я хочу побыть… хочу побыть… хочу…

Наверное, это и был виновник происходящего. Он добрался до окна, так и не закончив излагать свое желание, высунулся наружу, желая вдохнуть чистого воздуха, и полетел вниз, на мостовую. Высота была вовсе никакая, однако, приземлившись, тело замерло без движения. Неужели разбился?