Обманутая - Барбара Делински

— Это ему принадлежит ресторан?

Она кивнула.

— А меня на самом деле зовут не Глори, а Глория, но все здесь называют меня Глори. Вы тоже можете, если хотите.

Джефф не собирался заводить знакомства в городе и тем не менее непроизвольно кивнул:

— О’кей, — и, помолчав, добавил, ощутив исходящую от нее нежность: — А ты можешь звать меня Иван.

— Тебя так зовут?

Он кивнул.

— Иван, а дальше?

— Уолкер. Иван Уолкер. — На это имя он купил дом. Это же имя стояло в свидетельстве о рождении, карточке соцобеспечения и водительских правах, которые лежали у него в портфеле. Иван Уолкер — по крайней мере тот, что родился в Южном Коннелсвиле в Пенсильвании в 1948 году — умер два года назад, но об этом никому не было известно.

— Красивое имя. Я рада, что вы здесь живете. Отсюда все разъезжаются, когда вырастают. Приезжает же мало кто. — Она понизила голос и перешла чуть ли не на шепот. — Приятно разговаривать с новыми людьми. Старые только повторяют одно и то же, снова и снова…

— Глори! — раздался крик из кухни. — Взяла заказ?

Глори быстро преобразилась в официантку и с виноватым, чуть ли не испуганным видом поднесла карандаш к блокноту.

— Вы решили, что будете есть?

Джефф взглянул на разрозненные части меню. В нем значился кусок мяса с костью, что звучало аппетитно, но стоило дороже остального, поэтому Джефф не стал заказывать его. Гордон и так уже решил, что он лентяй с деньгами. Не желая, чтобы подобное мнение о нем утвердилось, он стал подыскивать что-нибудь подешевле.

— Как ваша тушеная говядина?

— О, замечательная. Папа готовит свежую каждое утро. Он кладет в мясо морковь, картошку и лук, и подается это с пшеничным хлебом; а, если хотите, вместо хлеба я могу принести вам простые булочки.

— Пшеничный хлеб, прекрасно. А порции? Приличного размера? — Уже от одних ее слов у него потекли слюнки. Ему казалось, что он готов съесть лошадь.

— Вполне приличные порции, — ответила она совершенно искренне. — А если вам будет недостаточно, я могу принести добавки. Папа позволяет мне это делать, особенно в это время дня. У нас больше всего посетителей в ленч. Папа не любит выбрасывать пищу в конце дня, а утром он все равно готовит заново.

— Тушеное мясо будет замечательно, — решил Джефф и принялся доедать похлебку.

К моменту, когда он с ней покончил, Глори принесла мясо, и оно ничуть не уступало ее описаниям. Пшеничный хлеб тоже был хорош, и он попросил добавки и того и другого, завершив все яблочным пирогом и еще одной чашкой кофе. Вспоминая изысканные блюда, которые готовила Лаура, он не мог припомнить ни одного, которое доставило бы ему столько удовольствия.

Конечно, отчасти это было вызвано тем, что целую неделю он провел в одиночестве и впервые за неделю ощутил себя человеком, а Глори была одним из самых мягких людей, каких он когда-либо встречал. Остатки кофе он допивал как можно медленнее, не желая вставать и уходить. Мысль о возвращении в хижину на откосе не привлекала его.

Но это было неизбежным. Хижина — его укрытие, пока он не примет решения, куда отправляться и что делать. Поэтому он заплатил по счету смятыми однодолларовыми купюрами, которые запихал себе в карман, оставил щедрые чаевые Глори и попрощался. Затем он двинулся по улице к магазину.

Внутри было с полдюжины покупателей. Сторонясь людей, он купил головку сыра, дюжину яиц, несколько упаковок апельсинового сока и пригоршню шоколадок «Херши».

— Холодновато там, на холме, — заметил кассир, когда он расплачивался, и Джефф узнал в нем одного из мужчин, сидевших за стойкой в ресторане.

— Ага, — ответил он, роясь в карманах. На этот раз он расплатился десятками, тоже умышленно смятыми. — Скажи, не знаешь кого-нибудь, кто бы продал грузовик недорого? Мне нужно что-нибудь для передвижения.

— А как ты добрался сюда?

— Приятель подкинул. Но у меня все подходит к концу, и скоро мне потребуются запасы. — По предположениям Джеффа, через пару недель он мог бы рискнуть выбраться куда-нибудь подальше.

— Я могу доставлять тебе запасы.

— Мне потребуются газеты, книги и всякое такое.

— А книги вон там, — и кассир указал пальцем на единственную вращающуюся стойку с книжками в бумажных обложках. Углы у многих были затрепаны. Джефф решил, что искусство просматривания книг развилось здесь в искусство их прочтения не отходя от прилавка.

— Ага, — кивнул он. Он не хотел обижать продавца. — Хорошо. — Подойдя к стойке, он обнаружил, что уже читал кое-какие из книг в твердых обложках. Взгляд его остановился еще на нескольких названиях, и хотя вряд ли он купил бы их в Нортгемптоне, где приключенческая литература котировалась значительно ниже изданий по тибетской культуре, современной астрологии и интроспективной терапии, здесь они могли отвлечь его от навязчивых мыслей.

Поэтому он выбрал несколько книг, невозмутимо взял газету из стопки и вернулся к кассе заплатить за дополнительные товары.

— И все же я буду очень благодарен, если ты разузнаешь о машине. Я зайду через пару дней.

— Иван Уолкер, так?

— Верно. — Джефф застегнул парку, опустил капюшон пониже, надел перчатки, взял сумку со своими покупками и двинулся к оврагу.

11

Если бы Кристиан начал задумываться о пенсии, он в качестве места жительства выбрал бы Таити. Три года подряд он возвращался на этот остров и с каждым разом находил его все более красивым. Ему нравился тропический бриз, высившиеся скалы, душевное тепло и искренность жителей. Ему нравились блестящие черные волосы женщин. Их золотистая кожа. Их изящество. Их улыбки, с такой готовностью расцветавшие на полных губах, и то, как эти губы выговаривали французские слова, компенсируя его примитивное знание таитянского. Он жил вдали от грязи и шумных толп Папеэте в курортном местечке, принадлежавшем его старому приятелю по колледжу из Миннесоты, который вскоре после окончания учебы приехал на Таити отдохнуть, влюбился в таитянку и остался здесь навсегда. Со временем курорт становился все более роскошным, чтобы полностью соответствовать вкусам сливок общества, посещавших остров.

В каждый свой приезд Кристиан делал фотографии, снимая не только в Папеэте и в глубине острова, но и на других островах Полинезийской цепи. Эти фотографии отличались от снимков, которые он делал в Австралии, но всегда находился какой-нибудь журнал путешествий, покупавший их.

Если не считать фотографии, никакой другой деятельностью он не занимался. Живописный пейзаж и тропический климат Таити располагали к праздному образу жизни. Кристиан либо сидел в шезлонге на крыше, либо в любимом ресторане, наблюдая за прохожими, либо наслаждался закатами на пляже. Еще он ходил в гости к друзьям. За прошедшие годы он познакомился не только с переехавшими сюда американцами, но и со многими коренными жителями — таата Таити. В любой момент, когда он испытывал потребность в обществе, оно было к его услугам.