Вдовы - Эд Макбейн

— Да, сэр. Он именно так сказал.

— А вы не пробовали расшевелить его память?

— Сэр! Мы бились с ним час, может, даже больше. Его заявление лежит в деле.

— Он по-английски двух слов связать не может, — сказал Браун. — Откуда-то со Среднего Востока.

— Вот и поговорите с ним еще раз, — приказал Бернс. — Вернитесь к началу.

Вначале была мертвая девушка.

Глотка перерезана. Множественные порезы на лице. Лет девятнадцать — двадцать; длинные светлые волосы, изумленные голубые глаза, очень широко раскрыты. Красивое молодое тело под исполосованным кимоно с кроваво-красными маками.

Они опять были в ее шикарной квартире, стояли в той же самой комнате, где убитая лежала тогда у кофейного столика. На столе — мартини, колечко лимона на дне бокала, фруктовый нож на полу, рядом с телом, лезвие в крови, которая, казалось, выхлестнулась из сотни ран и порезов.

На этот раз привратник был здесь с ними.

Его звали Ахмад Какой-то. Карелла записал фамилию, но произнести ее не мог. Невысокий, квадратный, цвета пыли; узенькие усики, похожий на дворцового охранника в своей серой униформе с алой окантовкой, прячущий глаза, усиленно пытающийся понять, что говорили полицейские.

— Вы сюда кого-нибудь впускали?

— Моя не помни, — произнес он.

Ярко выраженный восточный акцент. Они не допытывались, откуда он родом. Карелле подумалось, что не худо бы иметь переводчика.

— Постарайтесь вспомнить, — сказал он.

— Много присылки всегда, — промолвил Ахмад, беспомощно пожав плечами.

— Это должно было быть в конце дня или вечером.

Медэксперт установил, что смерть наступила примерно между пятью и шестью часами. А привратник, было видно по всему, ломал себе голову. Карелла догадался, что слова «пополудни» и «под вечер» были для него пустым звуком.

— Пять часов, — сказал он. — Шесть часов. Вы работали в это время?

— Да, работал.

— О'кей. К вам кто-нибудь подходил и спрашивал мисс Брауэр?

— Моя не помни.

— Это важно, — сказал Браун.

— Да.

— Эту женщину убили.

— Да.

— Мы стараемся найти, кто убил.

— Да.

— Ну так помогите нам, пожалуйста. Постарайтесь вспомнить, впускали вы кого-нибудь наверх или нет?

Что-то сверкнуло в глазах привратника. Сначала это заметил Карелла, потом Браун.

— Вы чего-то боитесь? — спросил Карелла.

Привратник отрицательно помотал головой.

— Скажите нам.

— Никого не видел.

Но он таки видел, видел! И они теперь это знали.

— В чем дело? — поинтересовался Карелла.

— Что, хотите проехаться с нами в полицию? — спросил Браун.

— Обожди секундочку, Арти, — сказал Карелла.

Снова игра: добрый полисмен — злой полисмен. Команды поднять занавес не требовалось: оба знали свои роли наизусть.

— Тоже мне — обожди, — зло передразнил Браун, входя в роль безжалостного зверя. — Этот тип зубы нам заговаривает, лжет в глаза.

— Ну, он немножко напуган, — мягко сказал Карелла. — Так, сэр?

Привратник кивнул, потом опять помотал головой, снова кивнул.

— Ну-ка, мистер, пошли, — зарычал Браун, доставая наручники из-за пояса.

— Обожди же, Арти, — увещевал его Карелла. — В чем дело, сэр? Ради Бога, скажите, чего вы так боитесь?

Привратник выглядел так, словно в любую минуту мог заплакать навзрыд. Усики дрожали, глаза увлажнились.

— Присядьте, сэр, — попросил Карелла. — А ты, Арти, убери наручники с глаз долой.

Привратник уселся на кожаную софу, Карелла сел рядом. Браун оскалился, повесил наручники на пояс.

— А теперь скажите, — мягко попросил Карелла. — Пожалуйста.

Оказалось, что он — незаконный иммигрант. Купил липовый вид на жительство и карточку для получения пособия, то и другое по двадцать долларов. И теперь смертельно боялся вляпаться в эту историю: власти же тогда все узнают и вышлют на родину. В Иран. А он знал, какие чувства питают американцы к иранцам. Если он влезет в эту историю, власти пришьют ему дело с убитой девушкой. Вот он и не хотел вляпаться… Все это он поведал на ломаном английском, готовый разрыдаться.

Карелле подумалось, что, будучи нелегальным иностранцем, Ахмад очень быстро многому научился: никто в этом городе не хотел влезать ни в какие истории.

— Все-таки скажите мне, — попросил он, — посылали вы кого-нибудь в квартиру мисс Брауэр?

Ахмад рассказал все, что собирался рассказать. Теперь он взирал в мистическое пространство с обреченностью фаталиста.

— Мы и пальцем не тронем ваш вид на жительство, — сказал Карелла. — Нечего из-за этого беспокоиться. Просто расскажите, что было в тот вечер. О'кей?

Ахмад продолжал смотреть в бесконечность.

— Ах, дерьмо, ну хватит, — проговорил Браун, снова доставая наручники. — Поехали.

— Что ж, — тяжело вздохнул Карелла. — Я сделал все, что мог. Теперь он твой, Арти.

— Витториа, — промолвил Ахмад.

— Что? — спросил Карелла.

— Ее имя, — сказал Ахмад.

— Чье имя?

— Женщина, которая приходила.

— Какая женщина приходила? — спросил Браун.

— Тот день.

— В тот день приходила женщина?

— Да.

— Назовите ее имя еще раз.

— Витториа.

— Может, Виктория?

— Да, Витториа.

— Ее имя — Виктория?

— Да.

— А фамилия?

— Сигаа.

— Как?

— Сигаа.

— Как бы вы это написали? По буквам.

Ахмад непонимающе посмотрел на них.

— Как у него это выходит по буквам, Стив? Начинается с буквы «С»?

Ахмад, вздрогнув, повторил:

— Сигаа.

— Какая она из себя?

— Высокая, тонькая.

— Тонкая? Худая?

— Да, тонькая.

— Белая, черная?

— Белая? — переспросил Ахмад.

— Какого цвета волосы?

— Моя не знай. Она носить…

Не найдя нужного слова, Ахмад накрыл голову носовым платком и завязал его под подбородком.

— Шарф? — спросил Браун.

— Да.

— Какого цвета глаза?

— У нее очки.

— На ней были очки?

— Да.

— И вы не видели цвета глаз?

— Темные очки.

— Солнечные очки?

— Да.

— А в чем была еще?

— Брюки, рубашка.

— Цвет?

— Песок.

— Что сказала?

— Говорила она, Витториа Сигаа, скажи мисс Брауэр.

— Что именно?

— Что Витториа Сигаа здесь.

— И вы сказали?

— Сказал, да.

— Что потом?

— Она велела послать наверх.

— И та пошла?

— Да. Идти на лифте.

— Все-таки, как по буквам? С, И, И, Г? — опять спросил Браун.

— Сигаа, — сказал Ахмад.

— Сколько было времени? — спросил Карелла. — Когда она поднялась?

— Пять. Немного больше.

— Вы видели ее, когда она возвращалась?

— Да.

— Это во сколько времени?

— Шесть.

— Ровно в шесть?

— Немного больше.

— Значит, она была там целый час?

Ахмад замолчал.

— Вы смотрели на свои часы?

— Нет.

— Это был просто ваш подсчет?

Снова молчание.

— Была на ее одежде кровь?

— Нет.

— А что вы еще о ней помните?

— Сумка. Хозяйственная.

— Она несла сумку?

— Вы имеете в виду сумку для покупок?

— Да.

— Видели, что было в сумке?

— Нет.

— А наверх она с сумкой поднималась?

— Да.

— И спустилась с ней.

— Да.

— Все-таки, может быть, попробуете сказать по буквам фамилию?

Ахмад опять углубился в безнадежное молчание.

Браун покачал головой и сказал:

— Это — Сигер.

Почти точно, почти рядом, но уж во всяком случае не так, как назвал Ахмад: не Сигаа…

В телефонных справочниках всех пяти округов города оказалось тридцать восемь Сигеров, Сейгеров и Сеегеров, но никто из них не был Викторией. Также имелись восемь Сиегеров и одиннадцать Сигрэмсов. Тоже не с именем Виктория. Сотни и сотни Сигалов, Сегелов, Сегельсов, Сиглов и Сиголов. Одна оказалась Викторией но не той, семеро из них просто предварялись в справочнике буквой «В». Не исключалась возможность, что искомая Виктория могла проживать в квартире, скажем, Марка Сигала, Изабеллы Сигел или Хэрри Как Хотите…

— Сорок полицейских должны работать полгода, круглые сутки чтобы изучить всех этих лиц, — подытожил Бернс. — А мы даже не знаем наверняка, назвал араб имя точно или нет.

На самом деле Ахмад был вовсе не арабом, а выходцем из иранского Курдистана, это отнюдь не арабская этническая группа, но американцам вообще нет дела до таких тонкостей.

Они опять поехали в понедельник вечером на квартиру Брауэр, снова стояли там, где когда-то была распростерта изрезанная Сьюзен, где ее раны беззвучно вопили в темноте, повсюду алая яркая кровь, изуродованная плоть. Немой крик в ночи…

Теперь квартира была тихая-тихая…

Свет ранних сумерек пробивался сквозь шторы в гостиной.