Белое пламя - Ирмата Арьяр

— Тогда какого демона ты спрашивал, почему я полез спасать никому не нужного парию? То, что я не оказался в свое время на месте этого мальчишки Ильде, — чистая случайность. Если бы я не унаследовал ваш проклятый дар магов-риэнов, то пришли бы вы за мной? Нет! И моя так называемая мать сделала бы и меня храмовой подстилкой!

Бесплотный Баэр успокаивающе дунул холодом на разгоряченный доб Наэриля.

— Успокойся уже. Ты избежал этой печальной участи, мой риэн!

Но беловолосого прорвало, хотя его глаза уже закрывались от разморившего тепла, но спать было нельзя, и он говорил и говорил:

— Избежал? Только теперь я могу быть спокоен. Вспомни, Баэр, сколько раз, пока я не вырос, моя так называемая мать пыталась похитить меня обратно в свой вертеп? Вспомни судьбу моего отца. Ему тоже казалось, что он-то, лорд-риэн, избежит мести какой-то там ничтожной синтки. Где он сейчас? Даже вы, духи, до сих пор не смогли найти. Позорище на все Белогорье! Придумали версию о его самоубийстве в жерле вулкана. И все поверили. Радуетесь, что уже нет королевы, способной вывести эту ложь на чистую воду. А Саэтхиль до этой ночи присылала мне гниющие частички его тела. Я каждый день жил в страхе. Для меня она обещала приготовить нечто особенное. Совсем безумное. И сегодня храмовый раб заставил меня вспомнить те еженощные кошмары, которые ты у меня забираешь. Спасибо тебе, кстати…

Дух смущенно кашлянул:

— Гхм… да ладно. Иногда ты позволяешь нам взять и полноценные мгновения твоей жизни. Вчерашний вечер с девушками, например. Ты ведь понял, что я хватанул лишнего?

— Понял. Этого дерьма тоже не жаль, уж прости. Лучше и не помнить себя такого… — Лорд помолчал, но старая боль этой ночью всколыхнулась слишком сильно, и он уже не мог держать ее в себе, как держал, сколько себя помнил. — Если бы вы меня не вытащили, Баэр, моей первой женщиной стала бы при посвящении главная жрица. То есть родная мать! А после мою задницу порвал бы какой-нибудь ублюдочный четвертый сын синтского старейшины! Это им страшно льстит — трахать и истязать бастардов, о существовании которых их высокородные отцы даже не догадываются, потому что вы, дариэны, по-своему извращенно заботитесь о нас и спасаете только тех, в ком есть родовой дар. А остальные как же? Не горцы? Не живые? Не чувствуют боли?

Баэр перешел на мысленную речь: «Тише, Дасса с мужем на подходе. Поверь, неблагодарный, из-за одного только тебя у Белогорья масса проблем с синтами! Как же, вмешались в их священные традиции. А ведь ты — не единственный маг, вытащенный нами из их беленьких паучьих лапок. К счастью, большинство старших лордов-риэнов разборчивы в связях, и такие дети, как ты, редкость. Синты же тысячелетиями мечтают заиметь в своих тайных норах хотя бы одного риэна, потому отдают лордам дочерей в наложницы, а потом скрывают их детей, и даже то происшествие с дочерью вождя проглотили без бунта. А вот смерть главной жрицы, пусть парии и шлюхи, они не проглотят».

«Не смей так говорить о Саэтхиль!»

«Уж определись, мать она тебе или нет. Ты обязан так наказать убийцу, чтобы все остались довольны. Тогда мир вершин и недр будет сохранен. И хорошо, если ты сделаешь это до вмешательства Совета кланов и тем сохранишь тайну своего происхождения. И еще, Наэриль, помянул бы ты покойницу хоть одним добрым словом. Не гневи горы!»

Он не успел умолкнуть, как в купальню торопливым шагом вошла Дасса, бережно державшая чашу с зельем. Позади нее, опустив глаза, вышагивал ее мрачный и молчаливый муж с внушительным котелком в могучих руках. Этого рыжеволосого детину, обвиненного в воровстве каким-то графенком, Наэриль вынул из петли в одну из поездок по равнинному королевству, а Дасса уже в замке выходила висельника. С тех пор не было у лорда фьерр Раэн слуги преданней Жака. И даже то, что из-за поврежденного горла детина и спустя пять лет еще плохо говорил, только прибавляло ему достоинств.

— Это надо выпить до дна, мой лорд. — Дасса протянула Наэрилю чашу.

— Я же лопну! — ужаснулся он, косясь на дымившийся котелок. — Лучше бы я остался под завалом. В последнем шалаше еще можно было жить.

— Выпить надо только то, что в чаше, шутник.

После первого же глотка нестерпимо горького лекарства Наэриля едва не вывернуло, но он знал: возражать бесполезно. Дасса тут же пустит слезу, а от вида трясущихся губ и искаженных до безобразия лиц плачущих женщин его выворачивало посильнее, чем даже от жутких настоек. Приготовленных, кстати говоря, по семейным рецептам рода Раэн — сама кормилица ни демона не смыслила в магической силе трав.

Дасса, убедившись, что пациент покорно выдержал первое испытание, приказала мужу вылить в ванну горячий настой трав из котелка.

Пока несчастный лорд мучительно дергался и привыкал к горчичному жжению, охватившему его тело, Жак подтащил пустую бадейку и, взяв кувшин, начал лить воду на волосы Наэриля, положившего голову на мягкий валик на краю купели, а Дасса распутывала его длинные пряди и мыла.

«Помянуть добрым словом? — Перестав задыхаться, лорд мысленно продолжил беседу с духом-хранителем. — Их нет у меня для Саэтхиль. Особенно сейчас… Дьявол, как эта сулема жжет кожу! Вспомни, Баэр, сколько раз, когда я уже стал лордом, эта подземная гадюка подсовывала мне своих девок, даже девственниц, чтобы получить если не меня, то моего ребенка в храмовые рабы? Но я уже знал, что ей нужно».

«Но ведь ты не отказывался от таких даров, — заметил дух. — Причем брал… э-э… не традиционным способом».

«Клевета. Только тех, кто уже привычен к такому. Иных даже не трогал».

«И только беседовал до утра? Несчастные девочки! Они так потом жаловались на твою жестокость, что распугали всех горянок. Даже среди леди только и сплетен о том, как беловолосый негодяй Наэриль истязает маленьких синток. Надо же, мы-то печалились об извращенном вкусе нашего лорда-риэна, а у тебя, оказывается, имеется высокое моральное оправдание…»

— Пшш, Дасса! — прошипел вслух лорд. — Ты извела весь годовой запас горчицы?

— Это не горчица, а храш-корень. Лучшее средство для заживления внутренних кровотечений.

— А разве его надо принимать снаружи, а не внутрь?

— Риль, ты никак не можешь запомнить: внутрь храш-корень ни в коем разе нельзя, он сейчас в поры мягко впитывается, а изнутри — вмиг спалит.

— Сейчас это зелье тоже отлично справляется с превращением меня в вареный труп, — проворчал Наэриль.

«Мне плевать, Баэр, что вы все, включая обиженных девиц, думаете о моих вкусах, — мысленно говорил он в это время. — За все годы взрослой жизни у меня была только одна женщина, которую я не побоялся взять, как ты говоришь, традиционным способом и отдать ей себя до конца. Чужая служанка. Чужая жена. Я презирал себя, но был бесконечно ей благодарен. Сильвия подарила мне полноту ощущений. Дарила искренне, целую неделю. В ее глазах было счастье. И я действительно привез бы ее к себе в замок и готов был узаконить детей, если б они появились. А уродись хоть один риэном — женился бы на ней».