Троглобионт - Дан Борисов

– Здравствуйте, Егор Ростиславович, я вижу, вы уже пообедали… можем продолжить наши занятия?

– Здравствуйте, Семен Аркадьевич, я всегда готов, – неприязнь всё же шевельнулась в душе Егора, пока он разглядывал низенькую, кругленькую фигуру гипнотизера, особенно ему не понравились ботинки, выглядывавшие из-под криво одетых пластиковых бахил, они нехорошо гармонировали с потертым портфелем. Бахилы темно-синего цвета элегантно сочетались с очень приличным и видимо дорогим костюмом, а ботинки, как и портфель, были откуда-то из середины прошлого века.

Гипнотизер поставил свой портфель на стул, открыл его маленьким ключиком, достал оттуда школьную тетрадку со своими записями и диктофон, потом опять защелкнул замок, казавшийся на этом портфеле единственным прочным элементом. Эта тщательность опять неприятно поразила Егора:

зачем закрывать на ключ портфель, который можно просто разорвать в нужном месте при необходимости, настолько он казался дряблым.

– Ну-с, ну-с… Да вы присаживайтесь, Егор Ростиславович, присаживайтесь… вон туда, в креслице, как обычно.

Егор утонул в широком мягком кресле, а гипнотизер, по своему же выражению, «присел» на стул напротив Егора, заняв не больше половины сиденья и не касаясь спинки. Он включил и положил на журнальный столик диктофон, пошелестел листами своей тетрадки, задумчиво качая головой, и начал сеанс.

– До сих пор, милый вы мой Егор Ростиславович, мы с вами занимались подготовкой, только подготовкой, – он посмотрел прямо и резко в глаза Егору, чуть наклонив голову, как будто ожидая немедленного ответа, но, поскольку Егор молчал, он продолжил, – Да-с, вы оказались крепким орешком… вы плохо поддаетесь гипнозу, милый вы мой батенька.

– Я вообще мало чему поддаюсь.

– Да, наверное, – сказал гипнотизер и мелко захихикал, – Ну-с, а сегодня мы переходим к глубокому гипнозу, надеюсь распечатать вашу память сегодня, есть у меня такая надежда… даже уверенность, некоторым образом.

– Хорошо бы…

– Ну, конечно… мы все в этом заинтересованы… и ваше заточение здесь закончится…

– Меня, лично, это «заточение», – Егор подчеркнул это слово голосом, – Нисколько не угнетает, даже нравиться стало. Как там дела у Энн?

– Вы же знаете, её случай тяжелей вашего… ничего пока сказать не могу и кроме того… вы же знаете местные порядки – не имею права. Этот вопрос вы со своим куратором…

– Ну, не имеете, так не имеете, начинайте со мной…

– А я уже… уже начал, милый вы мой, неужели не чувствуете? – гипнотизер опять подхихикнул, – Все думают что гипноз это обязательно усыпить человека намертво и творить с ним потом что попало – ан нет, гипноз это вот такой вот милый разговор, в первую очередь, – он вытащил из кармана китайские шарики и начал их довольно ловко перекатывать в руке.

Егор слушал болтовню этого маленького круглого человечка в пол-уха, в его колючие глазки смотреть не хотелось, но китайские шарики невольно притягивали взгляд. Для такого вот толстячка у Семёна Аркадьевича были слишком изящные и тонкие кисти. Здесь был такой же диссонанс, как и в его одежде – стоптанные штиблеты с дорогим костюмом. Ловкие и гибкие пальцы этого неуклюжего с виду человека делали с шариками что-то невероятное.

– У меня к вам, милый вы мой, маленькая просьбочка… постарайтесь припомнить, пожалуйста, во что был одет майор Мишкин в тот день?

– В какой день? – Егор действительно не сразу понял, то ли в результате гипнотического воздействия, то ли просто после обеда его начинало клонить ко сну.

– Ну, как же, Егор Ростиславович, в тот день, когда вы уходили с заставы, когда в лодку садились.

– Ну, да… на нём бушлат был старый с новенькими погонами, он звание только получил…

– Знаю, знаю, как же… а на женщинах, что было одето?

– Не помню… хотя нет… на Энн был желтый спасжилет и шапочка… бейсболка такая же…

– А Ольга? Вспомните…

– Нет, не помню.

– А вы представьте себе тот момент, визуализируйте, милый вы мой, визуализируйте…

– Какая-то куртка с капюшоном… или пальто…

– Цвет?

– Что-то светлое, точней не скажу.

– А погода? какая была в тот день?

– Пасмурно, хотя дождя не было… ветер…

Егор слегка поёжился, как будто действительно на него дунул прохладный карельский ветер. Он вдруг почувствовал свежий запах воды с озера, слегка разбавленный бензиновым перегаром от лодочного мотора, и вибрацию этого мотора на правой руке, а потом увидел Казака, что-то ищущего в картонной коробке. Белая куртка на Ольге, белая с капюшоном, брюк не видно – она сидит спиной к Егору, Игорь – лицом… и тоже капюшон на голове. Страдает с похмелья. Игорь собирался ехать на озеро в сером повседневном костюме, его засмеяли и Егор выдал ему бэушный камуфляж, а куртка у него была хорошая своя – коричневая с капюшоном. Широкая протока, сосны в воде, маленький островок, якоря, стрельба по камушку среди воды, датчики возле берегов по островам, а вон и изба на Медвежьем… Не стрелять! И белая вспышка.

– Егор Ростиславович, проснитесь, Егор Ростиславович!

– Я не сплю… не спал… вроде бы? – Егор очнулся совершенно бодрым и свежим.

– Ну, конечно, милый вы мой, это не совсем сон… это погружение в прошлое, если можно так выразиться, – гипнотизер выглядел как-то иначе, его вкрадчивая дурашливость куда-то пропала, глаза стали искренне печальными, он встал со своего стула и прошелся по комнате, – Печально… очень печально, батенька. Уникальный случай. Я бессилен что-либо сделать еще. И дело тут даже не в вас… не в вашей сопротивляемости… я вас полностью… н-да… У меня такое впечатление, что с вами поработал очень сильный специалист… Так блокировать память! Хотя и это почти не возможно… Без ложной скромности скажу вам – я лучший специалист в этой области. Помните громкое дело?… хотя… н-да, забыл что вам нельзя…

Он еще походил по комнате туда-сюда, потом вернулся и опустился на свой стул уже полностью, даже развалился немного.

– Хотите послушать запись? – не дожидаясь ответа, он включил диктофон.

Егор услышал строгий сильный голос гипнотизера и свой, ослабленный и хилый. Свой голос в записи всегда слышится немного чужим, но здесь еще поражала какая-то безвольная, деревянная интонация.

– Не надо, доктор, выключайте, это наверно надолго, лучше просто расскажите…

– А рассказывать-то и нечего. Фиаско, батенька, полное фиаско. Я больше ничего не могу сделать.

Семен Аркадьевич сложил диктофон и тетрадку в портфель, закрыл его на замок, раскланялся и удалился.

Оставшись в одиночестве, Егор взял книжку и начал читать. Только минут через пятнадцать он удивленно отложил книжку в сторону. Его поразило собственное спокойствие. Даже не спокойствие, а равнодушие к исходу гипнотического эксперимента. Иметь такую дыру в памяти не очень приятно и он, безусловно, хотел всё это время избавиться от этой неприятности, надеялся на гипнотизера, верил ему. Еще больше он надеялся на то, что снимут амнезию с Энн – избавят его от неловкого положения необходимой лжи. Но, видимо, где-то в душе сидел неосознанный страх – а вдруг откроется что-то такое, с чем жить дальше станет еще тяжелее, а может и совсем невозможно. Может, лучше и не знать? Однако долго заморачиваться рассуждениями на эту тему Егор не стал – спокойно продолжил чтение.

2. Не солоно хлебавши

Зря Егор волновался в столовой. Энн не могла в это время прийти обедать. У неё были гости из Соединенных Штатов.

За рулем сидел Алекс – Саша Борштейн. Он взял машину у одного из своих многочисленных знакомых. Сегодня он ругался всю дорогу, добавляя к английской речи русские матерные слова, справедливо полагая, что пассажиры этих вставок не поймут. Его пассажирами сегодня были профессор Хотланд и неудачливый жених Энн – Ричард, он же Дик.

Хотланд сидел на заднем сидении, сразу за водителем, ветерок из приоткрытого окна спереди шевелил длинные волосы, прикрывавшие лысину, и это его раздражало.

– Алекс, поднимите стекло.

– Слушаю, сэр – привычка… в Москве я, вроде как попал на десять лет назад. Я тогда ездил на Жигулях… с закрытым стеклом в них задохнешься…

– Что есть «жигули»?

– А вон справа остановилась… консервная банка непонятного цвета, кстати, справа Большой театр, а слева Малый… – Алекс трудился еще и за экскурсовода. Они стояли перед светофором на левый поворот.

– Дик, не трясите ляжкой, – сегодня Хотланда раздражало решительно всё.

– Извините, шеф, – Дик отодвинулся в правый угол сиденья и облокотился, почти лег на свои высоко поднятые коленки, левая коленка продолжала дрожать, – Я волнуюсь, шеф, мне кажется, это должно быть понятно…

– Мне понятно, Дик, понятно… но еще более понятно мне, что эти русские крутят нам мозги… держат здесь уже третий день – то одно, то другое… Я боюсь, сегодня опять придумают что-нибудь, как вы думаете, Алекс?