Жестокие игры - Владимир Константинов

— Н-но это н-не п-правда! — Голос у него был такой же противный, как и он сам.

— Как это неправда?! — «возмутился» я. — Вы что же, милостивый государь, хотите сказать, что я вру?! — И тут я «увидел» у его ног кошелек и радостно сообщил: — Так вон же кошелек! Он выбросил кошелек!

Первой на мое сообщение среагировала дама. Она быстро наклонилась, подняла кошелек, сунула его в сумку, туда же отправила книгу, застегнула сумку на молнию и лишь после этого основательно взялась за «вора» — схватила его за грудки и принялась неистово трясти, сопровождая свои действия словами заимственными ею из прочитанных бестселлеров с жуткими назвваниями. Не знаю, как автор, а я бы не стал их воспроизводить на страницах этого романа. Похоже, что на этот раз он со мной согласился.

Поняв, что мой преследователь теперь ещё долго не сможет вырваться из железных «объятий» мадам, я пробрался к двери и вышел на первой станции.

Через полчаса я уже стоял перед кабинетом Потаева.

Глава третья: Беркутов. Возвращение блудного сына.

Я даже сам не заметил когда и каким образом мне удалось перескочить в мягкий вагон, предназначенный исключительно для «баловней жизни». Видно, судьба решила сжалиться надо мной и отпустить из «козлов отпущения». Интересно, — надолго ли? Не знаю, не знаю. А пока я ловил миг удачи и упивался свободой и счастьем близости с любимой женщиной, как радуется двоечник известию о болезни любимой учительницы. В самолете Настя спала, а мы со Светланой говорили, говорили и все никак не могли наговориться. Еще никак не верилось, что у нас в запасе целая жизнь и, что мы не только успеем наговориться, но и надоесть друг другу своими разговорами. Впрочем, что это я такое говорю?! Ну, не придурок ли! Как может надоесть общение со Светланой? Этого просто не может быть. Определенно.

В Новосибирск мы прибыли при полном радиомолчании, не выпустив в эфир ни одного телефонного гудка, ни одного позывного. Но мои друзья не были бы моими друзьями, если бы не предприняли ответных действий. Их глубокая разведка доложила им о нашем количестве, дислокации и даже о морально-волевом настрое. А потому в аэропорту Толмачево они встречали нас шумною толпой с широченными улыбками, цветами и даже, можете себе представить, с женами. Такого парада красивых и счастливых людей я ещё никогда не видел. Определенно. Здесь были: Колесов со своей Леной. Юра Дронов с Верой, Валера Истомин и даже мой непосредственный начальник полковник Рокотов и прокурорский генерал Сергей Иванович Иванов. Казалось, пустячок, а приятно.

Больше всех, само-собой, радовался Сережа Колесов. Он до того соскучился по моим приколам, что даже стал заметно полнеть. Ничего, он очень скоро обретет свою былую форму. Это я клятвенно обещаю его жене красавице Елене.

— Димка! Черт! — орал Сергей благим матом, тиская меня в объятиях. — Ну ты даешь! Ну ты молоток! Ну отмочил, так отмочил!

— Сережа, ты не прав, — сказал я решительно. — Мне кажется ты слишком злоупотребляешь положением друга. Сегодня все имеют равные права доступа к телу героя. Так что, освободи, пожалуйста, место. Дай возможность и другим насладиться общением со мной.

Колесов легко согласился и принялся лапать мою законную невесту, отбитую мной в честном бою у превосходящего численностью и всем прочем противника, приговаривая:

— Света! Какая ты! Ты стала ещё красивее! Повезло Димке! Здорово повезло!

Ко мне подошел Юра Дронов, крепко обнял, сказал проникновенно:

— Очень рад, что все так закончилось. С возвращением блудного сына в родные пенаты. Без тебя было скучно жить.

— Это я где-то понимаю. Но ничего, больше вам скучать не придется.

Затем меня принялась целовать Лена Колесова. И делала она это столь вдохновенно и профессионально, что вызвала явное недовольство своего ревнивого муженька.

— А ты что это, Лен? — спросил он ревниво.

— Что — «что»?

— Что это ты в нему прилепилась?

— Тебе — можно, я мне — нельзя? А тоже соскучилась по Диме, — ответила она, целуя меня в очередной раз.

— Странно. А почему ты мне не говорила, что соскучилась?

— Потому, что тебе невозможно ничего сказать — сразу кулаки сжимаешь.

Слова Лены были встречены дружным хохотом.

Ко мне подошел Валерий Истомин.

— Здравствуйте, Дмитрий Константинович! С возвращением! — и, не расчитав, так тиснул мою руку, что я едва не заорал от боли. Интеллигент с бицепсами Шварцнегера. Мучитель он, а не интеллигент!

— Друзья! — торжественно проговорил я. — Дайте мне поздороваться с руководством. Скажите, кого из вас встречало столь высокое начальство? То-то и оно. Дайте ж мне насладиться этой торжественной минутой. Может быть она у меня единственная в жизни и больше такой никогда не будет.

Твердой походкой подошел к Рокотову и, вытянувшись во фрунт, отрапортовал:

— Товарищ полковник, майор милиции Беркутов из бессрочной командировки по освобождению его внебрачной жены прибыл. Задание выполнено.

— Да ладно тебе, — махнул на меня рукой шеф, простецки улыбаясь. — Артист! — Обнял, похлопал по спине, будто по пресловутой груше, да так, что из моей головы осыпались последние мысли, сказал одобрительно: — А вообще-то ты молодец, Дмитрий Константинович!

— Ничего особенного, — скромно, как и подобает герою, ответил я. — Это, товарищ полковник, для одного вас открытие. Другие об этом давно знали.

— Ты от скромности не умрешь, — рассмеялся Рокотов.

— Это точно, — тут же согласился я. — Для нас, ментов, скромность — слишком большая роскошь.

— Привет, пижон! — сказал Иванов, пожимая мне руку. — Опять цирк устраиваешь?

— Это ещё надо разобраться — кто чего устраивает, — проворчал я.

— Разбиремся, — пообещал Иванов. — Завтра в девять быть у меня.

А я смотрел на их добрые улыбчивые лица и меня переполняла гордость за себя, любимого. Ведь все они пришли встретить ни кого-нибудь, а именно меня. Значит любят и ценят. А этим, извините-подвинтесь, не каждый может похвастаться. Определенно. И переполняемый щенячьим восторгом, провозгласил:

— Спасибо, господа, за цветы, за поздравления, за то, что так классно научили целоваться ваших жен! — При этих словах Сережа Колесов, будто мавр, засверкал глазами. — Искренне тронут и все такое. Но сегодня представления не будет. Извините! Маэстро устал с дороги и тоже имеет право на личную жизнь. Так что, запаситесь терпением до завтра, господа. Завтра каждый из вас получит именно то, чего заслуживает.

Дома мы умылись, плотно пообедали, затем я положил во внутренний карман наши паспорта, взял на руки Настю, и дружной семьей пошли в ближайший ЗАГС, где мы со Светланой наконец подали заявление. Пора кончать с этой неопределенностью. Правильно?

А потом была чудная ночь. И все было, будто в первый раз.

— Свет, роди мне сына, — попросил я.

— Обязательно рожу, — заверила она.

Не знаю отчего, но только я ей сразу поверил.

Утром ровно в девять ноль ноль я был в кабинете Иванова.

Вчера по дороге домой Колесов мне поведал, что у Сергея Ивановича со Светланой Козициной все, тасазать, на мази, хи-хи-хи, ха-ха-ха.

— Сережа, прекрати злорадствовать! — сказал я строго. — Стыдно, понимаешь ли! Хорошие люди создают семью, а ты злорадствуешь. Нехорошо! Я тебя не узнаю. Прежде ты был более гуманен и великодушен. Что с тобой сталось, дружище? Когда ты успел растерять свои лучшие качества?

— Я злорадствую?! — опешил Колесов. — С чего ты взял? Я совсем даже наоборот.

— А вот этого не надо, господин подполковник. У тебя ж лицо, как лакмусовая бумажка — ты ещё подумать не успел, а мысль уже на лице проявилась. Ты бы видел, какие у тебя лживые глаза и какая фальшивая улыбка. Эта улыбка может принадлежать кому угодно, но только ни старшему офицеру милиции. Вот отчего я, как твой лучший друг, искренне озабочен твоим нравственным здоровьем и психическим состоянием. Что случилось, Сережа? Отчего ты стал на скользкий путь клеветы и очернительства? Почему распространяешь грязные инсинуации о хороших людях, наших с тобой, Сережа, боевых товарищах? Как такое могло случиться, я тебя спрашиваю?!

— Да пошел ты! — здорово обиделся Сергей. — Клоун!

— Тебя, Дима, ему явно не хватало, — сказала Лена. смеясь. Он уже ни в одни брюки не стал влезать.

— Я это заметил, — ответил я. Обнял друга за плечи. — Теперь он у нас станет элегантным, как рояль. Определенно.

Сейчас, глядя на Иванова, я вспомнил вчерашний разговор и отметил в его внешности положительные перемены. Он разом помолодел на добрый десяток лет. Глаза горят, будто два авиационных прожектора. Рот до ушей, хоть завязочки пришей. А солидный генеральский мундир, будто подчеркивал несолидность его хозяина. Ё-маё! Неужели и я выгляжу также глупо? А то как же. Оснований выглядеть лучше у меня нет никаких. Определенно.

— Что смотришь на меня, как на икону Пресвятой Богородицы? — спросил Иванов.