Петербург - нуар. Рассказы - Андрей Кивинов

18 августа 20… года

— Угощайся.

Три дороги длиной в милю. Ага.

— Walk your mile.

Амфетамин. Начало бодрое.

— Что советуешь?

— Можешь заправить нос. Я заправлю кофе. Не люблю нюхать — насморк потом.

К. сметает свою дорогу в кружку с кофе. Поворачиваюсь к С.

— А ты что скажешь?

— Часть нюхни, часть — с кофе.

— Так и сделаем.

С. туго, в несколько приемов скатывает сторублевку. Проверяет, входит ли в ноздрю. Делит мою дорогу на две части. Протягивает трубочку.

— Что ж. Какие вещества, такие и деньги.

Вставляю купюру в правую ноздрю. Бумага скрипит. Вдыхаю. Передаю купюру С.

К. скидывает оставшуюся часть в кружку. Беру кружку и медленно начинаю пить.

Очистили стеклянную столешницу. Сидим.

— Не-не-не. Ни в коем случае.

К. берет у С. использованную сторублевку, сунутую в центр пачки. Расправляет, переворачивает и сгибает поперек.

— Это первое, на что они посмотрят.

Купюра идеально ровная.

С. лезет в Интернет, ставит музыку, видео.

Комната, в которой мы залипаем, находится на Комендантском. К., владелец квартиры, выкрасил комнату в белый цвет. В торце во всю стену шкаф, на нем нарисовано большое сердце.

Сидим на угловом диване рядом с окном. Перед нами стол, на нем монитор, кружки, набор для самокруток, табак, коричневый кубик гашиша.

За нашими спинами угловые полки. К. говорит, что доски для полок подобрал на берегу Финского залива. Доски мореные — прожилки, глубокие впадины, серая текстура.

На полках много чего навалено. В самом углу бюст Пушкина. К. говорит, что весной откопал его под грудой мусора. Бюст загрунтован.

В противоположном углу столярный столик. К. профессионально занимается обработкой дерева.

На часах полночь. Приехали сюда втроем на «дэу ма-тиз». Меня забрали с Петроградки.

По комнате медленно ходит собака породы терьер. Первое, что сделал хозяин, войдя в квартиру, поставил миску с едой. Кличка у собаки Шельма.

К. на столешнице нарезает тонкими квадратиками гашиш. Собирает штакет: на папиросной бумаге смешивает с табаком, скручивает с фильтром, залепляет и пускает по кругу.

«Скорость» не чувствуется.

— Пока ничего.

— Да там по чуть-чуть-то и было.

Гашиш притупляет реакции, перебираюсь в кожаное кресло рядом с диваном. Оно глубокое. Сползаю по спинке, вытягиваюсь. Чувствую небольшое жжение в мозжечке, перетекающее по скулам к сердцу.

— Ребята, скажу я вам, в этом кресле просто офигенски заниматься любовью, — говорит К.

Он достает из шикарного эбонитового чехла граммовые весы. Потом голубой пакетик с белым веществом. Кладет кулек на одну чашу весов, гирьки — на другую. Чаши в равновесии.

— Тридцать грамм.

К. берет зажигалку и запечатывает пакетик.

Сидим, пьем кофе.

— Ну что, приступим к вашему делу.

Поднимаюсь, иду в коридор. Здесь К. приделал к потолку стопку книг и выкрасил серебрянкой. Книги спускаются чуть ли не до самой головы. Беру из сумки сложенную в несколько раз салфетку. Возвращаюсь в комнату.

— Бабка моя звонила знакомой и говорила: «Приезжай скорее! Мой К. сошел с ума — он сверлит книги». Это когда я ту скульптуру делал.

Отдаю конверт К.

— Там и Маркс есть.

К. разворачивает салфетку. Внутри разделенный на несколько частей рафинад, захваченный из дома. К. берет инсулиновый шприц и опускает в небольшую емкость, как от зеленки или йода. Набирает и проверяет на свет. Заносит над двумя кусочками сахара. Осторожно капает. Проверяет шприц. Заворачивает кусочки в фольгу, каждый отдельно, убирает инструмент.

1200 за две капли английского ЛСД я передал С. еще в машине.

— Ну вот, готово.

К. откидывается на спинку дивана. Рубашка расстегнута и виднеется атлетичный торс. Для своих тридцати пяти К. выглядит где-то на двадцать пять. Небольшого роста, смуглый, поджарый, но какой-то исключительно медленный и оттого грациозный в движениях.

Кружка с кофе наполовину пуста. Полулежу в кресле.

С. по-прежнему копается в Интернете — ставит песни и видео. С. тоже атлетично сложен, но это другой атлетизм. Если у К. он от рождения и носит скорее римский, вальяжный характер, то С. — высушен спортивными упражнениями до греческого атлетизма. В юности он профессионально занимался баскетболом. С. блондин с голубыми глазами. К. шатен с карими. Большие, будто детские губы С. выдают чувствительную натуру.

Около часа ночи. Сидим курим второй косяк. Смотрим смешные видео. Кофе допит.

На стеклянной столешнице два свернутых из фольги кулечка.

К. входит в комнату с пистолетом. Черным, тяжелым, большим. Настоящим. Это видно сразу. Чувствую, как С. напрягается.

К. подходит к столярному столу, со странным задумчивым выражением держит пистолет близко от глаз.

Затем бросает его на стол. Звук дробный, громкий, неприятный.

Поднимаюсь, подхожу ближе.

— Настоящий? — разрываю кольцо напряжения.

Показываю на ствол.

— Да не боись, я боек спилил.

Чувствую, как комната выдыхает. Оживляется и С.

— Зачем он тебе?

— Надо сделать нерабочим.

Я беру пистолет, верчу в руках.

— Забавно: оружие, которое не может стрелять. Оно потеряло свое предназначение.

Пистолет тяжелый не только на вид. И он холодный.

К. берет у меня из рук ствол и белым грунтом, мастикой или замазкой с помощью мастихина наглухо заделывает отверстия под винты.

Звонок в дверь. Мы с С. передергиваемся. Шельма лает.

Входят двое. Один рыжий, высокий, с бородой колышком, глаза бегают. Второй пониже, поплотнее, с серыми кругами под глазами. Его зовут П., с ним пересекался в сибирском городе У. Он музыкант.

Здороваемся. Ребята садятся на пол. К. берет запечатанный пакетик со «скоростью», кладет на край стола.

— Вам повезло. Реально повезло. Товар чистейший. Давно такого не было.

Ребята кивают. Смотрят голодными глазами на голубенький мешочек. Особенно рыжий.

Сидим, лениво переговариваемся. К. крутит новый косяк. Пускаем его.

— Я, пожалуй, откажусь, — говорит рыжий.

И возвращается к созерцанию голубоватого цвета. Еще и тихонько покачивается.

П. берет косяк из моих рук. Я кладу ноги на подлокотник кресла.

П. передает дальше, достает маленькое плоское устройство, похожее на сенсорный телефон, устанавливает на стол. Нажимает. Зеркальные поверхности стола и этого устройства переходят друг в друга.

П. кладет сверху мешочек с амфетамином. Смотрит, кивает, убирает все.

— Ты, значит, музыкой занимаешься? — спрашивает К.

— Типа того, — говорит П.

— Ну поставь нам что-нибудь свое.

П. тушуется, но потом все же поднимается и садится перед компьютером.

— Вот, это из старой дэмки.

Начинает играть idm. Слышу записанные с радиоэфира голоса. Фокусирую взгляд на экране, пробую прочитать название группы. «Aurora Bagdad».

Докуриваем косяк.

— Ну мы, пожалуй, пойдем.

Ребята поднимаются. Прощаемся. С. и К. уходят в коридор провожать, я остаюсь в комнате.

Слышу:

— Мы на самокатах сюда приехали.

— Впервые ездил на самокате.

— Ну и как?..

Выходят за дверь, разговаривают там.

Пересаживаюсь на диван. Ищу что-нибудь в Интернете.

К. и С. возвращаются. К. скручивает новый косяк.

Говорю, что у него тут круто.

— Так ты не видел всю квартиру.

Часть кухни К. отвел под столярную мастерскую. Здесь у него верстак, струбцины, токарный инструмент. Во множестве стружки.

— Раньше я делал разные маленькие вещички и дарил их. Я называю их приятностями. Но потом понял, что они никому так не дороги, как мне.

К. задумчиво смотрит куда-то под потолок.

— А сейчас я их делаю для себя.

Возвращаемся в комнату. К. подходит к шкафу с сердцем. Открывает. Небольшой освещенный закуток, в котором на красном бархате расставлены миниатюрные вещи. К. берет идеально гладкое яйцо с подставки.

— Вот они какие.

Среди вещичек есть коробочка для обручальных колец и лестница Эшера из дерева.

К. возвращает яйцо на место и закрывает ящик.

Сажусь на диван, оказываюсь в самом углу

— Вот, правильно, — говорит К. — А теперь раскинь руки.

Раскидываю руки по полкам, которые начинаются там, где закругляется спинка дивана.

— Почувствуй весь кайф. Правда, похоже на крылья ангела?..

Действительно, что-то в этом есть. Откидываю голову назад. Перевернутый Пушкин. Руки лежат на мореных досках, готов взмахнуть ими и полететь.

К. присаживается, скручивает еще один штакет.

— Ну что, может, запустимся? — предлагаю.

— Почему нет… — реагирует С.