Клубника со сливками - Светлана Демидова

– Ну! И где же он прячется, Анютка? – хохотнул Никита.

– Он не прячется. Он здесь, Никита…

– То есть?

– В общем, я должна все-таки сказать… – задрожала голосом Анечка, – что Юрочка… Он на самом деле не твой сын, Никита… а Николая Витальевича… так вот получилось…

В комнате повисла тишина.

Несмотря на все возрастающий шум в ушах, Евстолия услышала главное. Юрочка – сын Николая Витальевича. Как же это Анечка хорошо сказала… Она, Евстолия, всегда чувствовала, что Юрочка – ее родная плоть и кровь. Раз он сын Николая, значит, и ее. Как же может быть иначе? И нечего Анечке примазываться… Вот теперь-то все наконец встало на свои места. Когда Анечка уезжала в деревню к своему мужу, у нее, Евстолии, как раз и родился Юрочка. Она это все наконец совершенно отчетливо вспомнила… И никаким шумом у нее это не отнимешь… Она уж не перепутает… Не дождетесь…

Первым напряженную тишину опять нарушил Никита.

– Че ты гонишь?! – очень по-молодежному спросил он, но Анечка поняла.

– Юра – сын Николая Витальевича, – повторила она.

Никита побагровел, и Лариса тут же вжалась в диванчик, потому что уже очень хорошо знала его в гневе. Вынырнув из своего кресла, Никита в один скачок оказался перед Анечкой и зашипел ей в ухо:

– Я говорю, че ты гонишь, коза деревенская? Он же наша с тобой сопля… банная… Меня ж чуть на тебе не женили, а теперь что же получается? Вы, две обезьяны облезлые, мной папенькин грех прикрыли?!!

– Евстолия Васильна ничего не знала, – сказала Анечка и опять заплакала.

– Да ты врешь, что Юрка… батин сын… – отмахнулся от нее Никита и даже уселся обратно в кресло, – …просто чтобы мои дела расстроить…

Анечка отрицательно покачала головой.

Тут наконец очнулся Юрий. Нервно дернув головой, он сказал:

– Я вообще ничего не понимаю… Вы же с мамой… с Евстолией Васильевной… недавно на этом же самом месте убеждали меня совершенно в другом, будто бы… Никита…

– Говорю же… Евстолия Васильна ничего не знала. Она думала, что ребенок у меня от Никиты, а я… В общем, я и сейчас промолчала бы, но, может быть, Юрочка… – Анечка несчастными, полными слез глазами посмотрела на него. – Нам сейчас всем как-нибудь поможет то, что ты сын Николая Витальевича…

– Нет, ты че? Все-таки серьезно, что ли? – всем корпусом подался к Анечке Никита.

– Серьезнее некуда… – ответила она, заставив себя прямо взглянуть ему в глаза.

– Так ведь у нас уже все документы оформлены с учетом, что я единственный папашин сын, – проговорил он и даже присвистнул. – Это что ж… опять переделывать?!! Так ведь никаких денег не хватит… Ах ты, змеюга… Ах ты, кошка драная… Да я тебя… – Никита медленно поднялся с кресла. В углах рта у него запузырилась слюна. Анечка медленно отступала к окну, но Никитины глаза вдруг радостно сверкнули, он остановился посреди дороги, щелкнул себя рукой по колену и выкрикнул: – Да у тебя ж доказательств нет!

– Это у тебя нет доказательств того, что Юра твой сын, – не сдавалась Анечка.

– Пока нет. Но суд потребует медицинской экспертизы – и все! Дело будет в шляпе! Сейчас в два счета докажут, что он мой сын!

– Наверно, докажут, что мы родственники – не больше… – вставил Юрий.

– Что надо, то и докажут! Это уж не твоего ума дело, тем более что Анькины доказательства – вообще вилами на воде писаны!

– Не вилами… – сказала Анечка, гордо выпрямившись. – У меня есть… письмо Николая Витальевича, где он называет Юру своим ребенком…

– Сама небось и состряпала! – рыкнул Никита.

– Графологическую экспертизу можно сделать, – решилась вставить свое слово и Лариса.

– Это кто там голос подал? – скривился Никита и обернулся к Юрию: – Это твоя Ларочка, Юрок! Сладкая женщина! Только продажная, как, впрочем, и все бабье! Ты только глянь, кто тебя окружает, Юрка! Анька, как оказалось, через раз то ко мне, то к папашке бегала, а Ларка – она вообще без тормозов!

– Что ты этим хочешь сказать?! – поднялся со своего места Юрий.

– А то и скажу! Думаешь, молчать буду, когда мне тут такую подлянку устраивают! Знаешь, кто этот «Часослов» выкупил? – И он потряс пакетом с книгой. – Не знаешь, а-а-а! А я знаю! Ларка твоя выкупила! А платила знаешь чем? Не знаешь? А ты догадайся с трех раз, Юрок!

– Он врет, Юра! – душераздирающе выкрикнула Лариса. – Он заставил меня!!!

Юрий рванулся к Никите, но тот уже был готов к этому и, перехватив его руку, ловко завернул ее ему за спину. Юрий взвыл от боли и стыда. Нет, не одолеть ему Никиту, как ни пытайся…

– Не вру я, – сказал Никита, выпуская его руку. – Незачем мне врать. Твоя Ларка простынкой под любого мужика стелется по собственному желанию! Ей хоть этот, который книгу купил, хоть ты, хоть я… А что такого?! Мы же братья, как утверждает эта милашка Анютка! А братья должны делиться! Мы ведь и папашкиной коллекцией поделимся, не так ли?!

Бледный Юрий обернулся к матери и глухо сказал:

– Ты-то что молчишь, мама?! Зачем «Часослов» продали?

Евстолия Васильевна не ответила. Она безучастно лежала на своих подушках, остановив остекленевшие глаза на портрете Николая Витальевича, висевшем на противоположной стене между книжными шкафами.

– Мама!!! – крикнул Юрий, бросившись к постели. – Ты слышишь меня?! Мама! – Он взял ее за плечи, слегка тряхнул, и голова старой женщины безвольно свесилась на грудь. – Мама!! Евстолия Васильевна! Нет!!! Анечка! Что с ней?!

– Она… она… кажется… умерла… – простонала Анечка. – Господи, царство ей небесное… отмучилась…

Римма Брянцева поражалась бессмысленности своей жизни. Зачем такие, как она, влачат свое жалкое существование? Государство обязано было предусмотреть учреждение по уничтожению ненужных особей. Это гуманно со всех точек зрения. С точки зрения самого государства – на лишнего члена общества тратятся лишние ресурсы, которые могли бы быть выделены, например, какой-нибудь матери-одиночке. С точки зрения лишнего человека – окончить мучения есть благо. Вот она, Римма, устроилась работать на почту, оператором. А может быть, кому-нибудь это место нужно гораздо больше, чем ей. Но уж раз устроилась, приходится работать…

Денег за операторство платили в два раза меньше, чем в «Петроспецмонтаже», но на что ей деньги? Поддерживать свое существование можно и меньшей суммой. Много ли ей надо, одной-то? На первую свою почтовую зарплату она сменила замок и поставила на входную дверь такой звонок, который можно отключать, находясь в квартире. Старый замок все время заедало, а кроме того, ключи от него были и у Егорова, и у Гарика. Никого из них видеть она не хотела. Скорее всего, Юрий Николаевич тоже не горел желанием с ней встречаться, хотя у нее остались кое-какие его вещи. Их было немного, потому что они, Юра и Римма, в основном жили в Анечкиной квартире, но на целый полиэтиленовый пакет средних размеров набралось. У Риммы не поднялась рука выбросить его вещи. Она затолкала пакет поглубже в шкаф. Может, и отдаст, когда все в душе отболит окончательно.