Классная дама (СИ) - Брэйн Даниэль

Я хлопнула входной дверью. Мы с тобой молодцы, козочка, ты молодец, где та робкая Софья, которая шарахалась от нищенок и испуганно вздрагивала, когда ее намеревались определить на содержание к какому-то Титу.

— Да лучше к Титу, — проворчала уязвленная Софья. — Он хотя бы богат. 

Я досадовала. Множество вопросов остались навсегда без ответа, но я при любом раскладе не поставлю на кон, что узнала бы, например, как к Ветлицкому попало письмо. Во рту пересохло, сердце гулко стучало, я остановилась на лестничном пролете и принялась натягивать курточку.

— Владыка, а если бы я в самом деле решила пойти к нему в содержанки? — жалобно захныкала Софья. — Как дешево я бы себя продала. Две тысячи — и тех у него нет!

— Твое платье стоит две тысячи? В списке этого не было, — мрачно уточнила я, но Софья мне отвечать не стала. Я вздохнула, застегнулась и спустилась на первый этаж.

Стемнело, падал редкий снег. Ветер встряхнул, обжег мне лицо и руки, но я сочла это за благодать. Авантюра удачна, я нашла такое важное для меня письмо и заострила внимание на послании госпожи Ветлицкой — худо-бедно отвела от себя подозрения. Я прошла в ворота мимо равнодушного дворника, убрала с лица растрепавшиеся волосы. Мимо пролетела, обдав подол вязкой жижей, роскошная карета.

— Сукин сын.

Где-то играла, набирая силу, развеселая музыка, я услышала фейерверк. У людей праздник, а я запрусь у себя, если меня еще пустят в проклятую академию, сяду и все обдумаю. Или отправиться во дворец? Как я есть, растрепанная, неприбранная, но я не так уж блефовала, когда говорила, что дойду до императрицы. Я помнила, что она в положении, что у нее непростая беременность — раз это известно за пределами дворца, то все слишком плохо, чтобы скрывать, но я надеялась, что, может быть, кто-то из секретарей или фрейлин…

Фрейлина. Мориц фрейлина, и та заговорщица, Лопухова, не пережившая допросы, была фрейлиной. Козочка, скажи мне, какого черта фрейлине нужна была ты, чтобы подобраться к наследнику? И в письме из того, что я успела прочесть, о наследнике нет ни слова?

— Летний дворец — резиденция цесаревича, тут нечего и гадать, — скривилась Софья. Ее задело, что герой несостоявшегося романа оказался обычным пьяницей, ей хотелось уединиться и пострадать. Я мешала.

— Тебе не кажется, что письмо похоже на оговор? — спросила я, сторонясь еще одного ретивого экипажа. — И куда мы идем, скажи на милость?

— На площадь. Здесь богатый квартал, извозчики только там. Что тебе не нравится в этом письме? Ты его так хотела заполучить.

— Все, — отрезала я.

Все логично — прелестная барышня отравит наследника после ночи любви, но Ветлицкий рассматривал академию как гнездо заговорщиков и место планируемого преступления. Он уверен — до недавнего времени был — что покушение произойдет на молебне, потому что наследник в отъезде и раньше не появится в городе, так как это вяжется с тем, что я нужна в царской спальне? Или молебен — запасной вариант, потому что на меня так никто напрямую не вышел?

— Бабы — дуры, — пробормотала я. — Непроходимые. Прости, козочка, я не о тебе. Так откровенно писать обо всем, выбирать для покушения особу, у которой паршивые характеристики. Мне кажется, или Ветлицкий сообразил, что зашел не туда, и потому ему наплевать, останусь я в академии или нет?

Софья переживала сердечную драму, картинно страдая, я злилась, и все потому, что вместо годной информации к размышлению мне достались объедки с полковничьего стола. На мне Ветлицкий поставил крест или на покушении?

Мимо проехала наконец телега, я остановилась и крикнула, но извозчик, у которого из шубы торчала одна борода, даже не повернулся.

— Зажрались вы тут.

— Софья Ильинична!

Я дернулась и с трудом удержалась, чтобы не задать стрекача. Выдавать собственный страх чревато, мне выгодней притвориться, что я вообще ничего не боюсь.

Петр Асафович остановил экипаж, и поручик спрыгнул с подножки. Я выдохнула и закрыла на мгновение глаза. Как он так быстро приехал сюда и зачем — за мной? Опять арестуют? И — стоп, это же экипаж, который выделил мне Ветлицкий, и человек, которого приставил ко мне Ветлицкий, почему теперь это все в распоряжении Ягодина, которому все тот же Ветлицкий отвесил пинка под зад?

Поручик, ни на секунду нельзя забывать, опаснее, чем сотни полковников. Мало ли, что он мне наговорил про магию и свои возможности, мог и соврать. Поручик был в красивом ярко-синем мундире с парадными эполетами, на плечи и фуражку ложился снег и таял, играя искорками в свете масляных фонарей.

В этом мире я заработала идиосинкразию к дворянам, в особенности к красивым мужчинам. Ты, козочка, исключение, без которого было бы дело дрянь, но я не знаю, как исполнять обещание насчет князей или графов. Скажи, а титулованный старикан тебя не устроит?..

— Поручик, откуда у полковника Ветлицкого взялось то письмо?.. — без предисловий спросила я, понимая, что он этого может не знать. Но надежда всегда умирает последней, а ты, парень, у меня вместо Люка Скайуокера.

— Из-за которого вас арестовали? — поручик нахмурился, но так обворожительно, что я мысленно отвесила себе подзатыльник и лишь потом смекнула, что трепет в сердечке не мой. Ты только что оплакивала его поддатое сиятельство, козочка! — О нем донес кто-то из прислуги Прасковьи Лопуховой, кто, я точно не помню. Это важно?

Самое подходящее место для разговора — вечерняя улица. Я напустила на себя серьезный вид и кивнула.

— Прислуга доносит на господ?

— Софья Ильинична! — фыркнул поручик негромко и слегка снисходительно. — Лопухова была фрейлиной. В их окружении шпион каждый второй, кто полицейский, кто жандармский, а кто и личной канцелярии его величества. 

Они сработали оперативно, проверили адресата, нашли у Бородиной письмо и сцапали меня. Как скверно все это выглядит, и пусть письмо кажется сущей липой, в эти милые времена на каторгу отправляли и не с такой хилой доказательной базой.

Я хотела полюбопытствовать, что он узнал о смерти Калининой, раз уж вывел Ветлицкого из себя этими поисками так, что тот указал ему на дверь — и обвинил в этом меня, дрянь такая, не завидую я его жене, хотя, судя по тону письма, кто кому не дает жизни. Над нашими головами разорвались две шутихи и рассыпались искрами, зигзагами поползли за крыши домов, и мой вопрос все равно Ягодин бы не расслышал.

— Малый парк украсили к празднику, — осторожно проговорил поручик, когда шутихи с шипением испарились, и посмотрел на меня умоляющими глазами. — Хотите взглянуть?

Он собирался подать мне руку, но удержался, сочтя, что я могу отказать. Я заглянула в его глаза, сейчас спокойные, но все еще непростые, и подумала: он — информация. Что еще мне получать от людей? У меня нет друзей, разве что несколько человек, возможно, замолвят за меня словечко. В том случае, если их доброта и благодарность за то, что мои действия привели к повышению их дохода, не сослужат им злую службу. Своя рубашка ближе к телу у всех.

Хочу я взглянуть? Мне нужна передышка. Полчаса, час, два часа. Я не живу — выживаю, и сколько осталось мне бунтовать против традиций, порядков и влиятельных лиц, сколько вообще мне ходить по улицам до того, как я начну срывать ногти о тюремные камни. Я хочу. Ягодин галантно подал мне руку, мило при этом покраснев. Софья тяжко вздохнула, я заметила:

— Козочка, он молод и красив, с многообещающей карьерой. Смотри, как он вырядился, не к добру, но, может, ты все же подумаешь, что он из-за тебя постоянно заливается краской? Не из-за меня же, мне ведь уже сорок три.

— Ты такая старая?..

Ну да, в эту эпоху — закат, дальше перспектива хорошо если сытой здоровой старости.

Экипаж поехал за нами следом, и я опять подумала — что за черт, если Ветлицкий избавился от Ягодина, то тот, похоже, мало что потерял.

— Как вы оказались здесь? — поинтересовался поручик, и я перевела с джентльменского на прямолинейный: что за дело у тебя было к полковнику? — Мне передали, что вы забрали мой экипаж и отправились к его сиятельству.