Живая статуя - Наталья Якобсон

— Раз он им не нужен, давай поймаем его и оставим себе, — с загоревшимися от восторга глазами предложила девушка.

— Ты предлагаешь сейчас же идти на улицу и разыскивать его по всему Рошену?

— А для тебя разве составит труд его поймать? — Флер искренне изумилась. — Первый же раз ты сумел где-то его отловить и принести ко мне.

Я решил умолчать о том, что нашел гремлина в ее же комнате, иначе Флер ударилась бы в истерику по поводу того, что упустила свою удачу — не смогла отыскать зверька первой.

— Поймать-то его я смогу, но что если он не захочет жить с нами. Ведь хоть его хозяева и безответственные, но он к ним уже привык, любит их, даже крадет вещи, чтобы оттащить к ним. В нас с тобой он признает только чужаков, а не господ и попросту зачахнет, — я попробовал сыграть на жалость, и это удалось. Флер тяжело вздохнула, но все-таки согласилась с тем, что я прав.

— Жаль, конечно, ведь я бы его накормила, — девушка отложила одно пирожное в салфетку, будто, и вправду, надеялась, что гремлин еще вернется к ней за подачкой.

Еды на столе стало еще больше, чем было до этого. Очевидно, Перси расстарался и пополнил наши съестные запасы во второй раз. Скорее всего, он неуловимо и быстро успел побывать в пекарне и кондитерской, и притащить к нам все, что ему понравилось. Я настаивал на том, чтобы мои подданные каждый раз оставляли золотые монеты на месте той вещи, которую забирают из закрытой на ночь лавки, но Перси почему-то решил, что на него этот указ не распространяется. К тому же, он считал, что пропажа будет выглядеть естественнее, чем золото, оставленное на ее месте. Я был уверен, что и в этот раз он не потрудился расплатиться.

Жжение огня в теле стало сильнее. Желудок свело от голода, но есть я не мог. Пища, которая подходила Флер, для меня стала совершенно непригодна. Обычно я утолял голод мясом только что задранной лани, зебры или антилопы и очень редко человеческим. Но сейчас лететь в лес, сидеть на суку дерева и ждать, пока можно будет ринуться на пробегающего внизу оленя, мне вовсе не хотелось. Не было желания охотиться, раздирать чье-то горло и приникать к ране. Этот голод был очень некстати. Жажда крови, как будто, вообще исходила не от меня самого, а от того чудовища, которое закопошилось внутри, алчно стало требовать казней и свободы для спертого в органах огня. Я потянулся к груди в поисках медальона, но не нащупал его. Мой чудодейственный золотой амулет остался в лапках гремлина. Значит, все равно придется идти на улицу и вылавливать эту нахальную зверюгу.

Только я хотел попрощаться и выскользнуть за дверь, как заметил, что Флер мерит перед зеркалом какое-то украшение, и, как это ни странно, узнал свой медальон.

— Он мне идет, правда? — Флер повернулась ко мне и кокетливо улыбнулась, чтобы я смог рассмотреть, как сверкает на ее шее овал из червонного золота, испещренного магическими рунами.

— Ты отняла его у того зверька? — я почувствовал, что задыхаюсь. Мне срочно надо было надеть эту вещицу на шею, чтобы удержать ярость и не спалить все, что меня окружает. Скорее снимай его, глупышка, иначе следующее мое дыхание может стать огненным, хотел крикнуть я Флер, но сдержался, хоть это и стоило мне трудов. На лбу выступила испарина, дыхание затруднилось, казалось, вот-вот из ноздрей хлынет кровь или огонь. Давай же, Флер, мысленно умолял я, иначе мой следующий вздох может опалить твое личико пламенем.

— Зверек сам его бросил, когда убегал, — беспечно пояснила Флер. — Наверное, ноша оказалась слишком тяжелой, чтобы с ней бежать, а, может, у него в тайнике припрятано множество таких вещиц. Думаешь, он, как сорока, тащит к себе, в спрятанное в подвале гнездышко, все, что может стащить?

Еще секунда, и она, наверное, с радостью предложит выследить зверька, когда тот, будет лезть к себе, в подвальное гнездо, и тут же его обобрать. Флер любовно поглаживала крышечку медальона у себя на шее и, по всей вероятности, считала его чудесным приобретением, а мне тем временем становилось совсем плохо. Еще чуть-чуть, и я не смогу больше контролировать себя. Тогда приобретение Флер станет для нее роковым и, возможно, для всего спаленного квартала.

— Отдай его мне, и я принесу тебе что-нибудь более изящное, — я взял себя в руки, строго велел всем своим отрицательным качествам ненадолго уснуть и полез в карман за брошью. Подарок теперь должен был стать выкупом, но броши в кармане уже не оказалось. Неужели гремлин стащил и ее. Я не сразу обратил внимание на мохнатое, безобразное существо, которое сидело под столом и пробовало на зуб крупный сапфир. Должно быть, это был тот самый хвостатый проныра, который до этого воровал со стола. Теперь он хотел разгрызть и камень, и изысканную огранку, как орех, но брошь, явно, была ему не по зубам. Наконец, он, недовольно фыркнув, запустил тяжелой вещицей в какого-то своего приятеля, который вылез из щели внизу стены и принялся лазить по полу, очевидно, тоже в поисках наживы.

Я нагнулся, ловко поймал брошенную брошь и протянул ее девушке.

— Возьми ее взамен медальона, — предложил я, но Флер только обиженно хмыкнула и с самым невинным видом произнесла:

— Это брошь и так была моей. Я не стану выменивать то, что и так мне принадлежит.

Тогда я разжал кулак и предложил Флер горстку самоцветных бус, появившихся на ладони, но и они ее не впечатлили.

— Эта вещица нравится мне куда больше, — девушка нежно коснулась медальона, было видно, что она не расстанется с ним и за сундук, полный сокровищ.

— Флер, будь благоразумна, — попросил я, стараясь даже не дышать в ее сторону, чтобы огненная струя, которая подступала к горлу, не опалила ее.

— Ты меня совсем не любишь, иначе не стал бы об этом просить! — рассердившись, крикнула Флер.

А почему ты решила, что я должен тебя любить, хотел спросить я, но удержался от колкости.

— Забирай! — Флер сорвала с шеи цепочку с медальоном и швырнула мне. — И больше не смей ко мне возвращаться!

— Ну и не вернусь! — я подхватил амулет, перешагнул порог и хотел громко хлопнуть дверью, но обнаружил, что мои карманы тоже очищены от вещей. В который раз уже я теряю бдительность и остаюсь без кошелька. Ну, ладно, деньги для меня еще не пропажа, о которой стоит переживать, но было кое-что поценнее монет, чего я снова лишился — мой блокнот со стихами. Я всегда носил его и перо с собой, но теперь в карманах не нашлось ни того, ни другого. Перо, которое записывало фразы, само не было волшебным, колдовской силой наделял его я сам, и ни Флер, ни бесовскому отродью, окружавшему ее дом, этот фокус бы не удался, так, что на этот счет можно было не переживать. Одной капельки засохших чернил им бы тоже вряд ли хватило, чтобы перепачкать весь блокнот, об этом я тоже мог не беспокоиться, но даже одна мысль о том, что посторонний, бесчувственный человек прочтет мои душевные излияния, приводила меня в ярость.