Царица роз и три папы - Янина Корбут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут же закралась другая мысль: как я им объясню, с кем я и где? Они сразу же решат, что это Дубровский втравил меня в эту мутную историю. И что я выгораживаю его по большой любви. Но я не могу скрываться от родни из-за своего дурацкого положения. А еще и подвергать опасности Славика. Нет, нам нужно срочно выбираться.
– Допустим, с полицией не стоит спешить. Но мне нужно позвонить моим, – все-таки решилась я.
– Я уже звонил! – обрадовал меня Дубровский. – Как только понял, где ты, сразу же попытался связаться с твоими отцами. Я тарабанил в ваш отель, но там вообще никто не брал трубку.
– Надо было еще раз…
– Говорю же! Звонил несколько дней – тишина. Может, их санинспекция закрыла?
– Нет, не может быть, у папы номер два везде прихваты… Как же так? Ведь они все должны быть в отеле. Давай я позвоню им на мобильный. Все номера я помню, в отличие от Славика.
Дубровский нехотя протянул мне мобильный, при этом весь вид его выражал скепсис:
– Ты понимаешь, как мы рискуем? Если эти люди подняли в небо частный борт, чтобы тебя похитить, что им стоит прослушивать телефоны твоей родни? Как только ты позвонишь своим, они установят наше местонахождение. А дальше…
– И что делать? Не сообщать о себе?
– Сообщи, но как-то завуалированно. На те каналы связи, которые вряд ли под наблюдением.
– Ты меня запутал…
– Ну, не знаю… У вашего отеля есть своя почта. Так?
– Конечно. Мамуля ее регулярно просматривает. Это ее обязанность.
– Вот и отправь ей письмо. Напиши, что тебя похитили, но сейчас с тобой все в порядке. А я попытаюсь нелегально отправить вас со Славиком домой. Правда, это будет стоить мне прилично, да и перед этим надо узнать, что за люди стоят за похищением. Если это залетные гастролеры – дело одно. А если это опасные типы… Тут надо будет через консульство действовать.
Дубровский сунул мне телефон, предварительно открыл какой-то почтовый ящик. Наверняка не свой, а какой-то другой, специально созданный для всяких афер.
Я попыталась в нескольких завуалированных фразах донести, что со мной все относительно неплохо. Для верности щелкнула на камеру себя и Славика, чтобы доказать, что жива.
– Обязательно намекни в теме письма, что это от нас! – заволновался Славик. – А то я бы на месте мамули все письма подряд не открывал! Ты знаешь, какие сейчас стали гадости рассылать? Вот давеча открываю я письмо, а там фото морской свинки в полный рост и подпись: «Каждый раз, когда ты открываешь это фото, случайный человек превращается в капибару». Я обомлел. Кругом происки Билла Гейтса! Он хочет сократить численность населения в мире, поэтому…
– Цыц! – рявкнула я на Славика, чтобы не мешал думать.
Подумав с минуту, в теме письма я указала «круговая подтяжка лица в подарок». Такое письмо мамуля точно не пропустит и откроет. Даже если после прочтения превратится в капибару. Подтяжка все исправит.
– Ох, и влетит же мне, – покачала я головой, осознавая, что делаю очередную глупость. Но взгляд Дубровского манил и лишал меня рассудка.
«Если они узнают, где я, то примчатся на следующий же день. И закрытые аэропорты их не остановят. А так я выиграю время и смогу провести с Дубровским пару дней бок о бок…»
Конечно, в этих мыслях я не признавалась даже самой себе, убеждая свой внутренний голос: так надо для безопасности. А еще мне жутко хотелось посмотреть, что будет происходить дальше. Но в глубине души было приятно, что Дубровский заботится обо мне. В конце концов, так хотелось переложить все заботы на его плечи и просто побыть слабой и беззащитной.
Возле неприметного на вид магазинчика мы притормозили, но вышел только Дубровский. Я сделала вывод, что местность он знает отлично.
Мы со Славиком остались в машине, просто составили Дубровскому небольшой список нужных вещей. Славик зачем-то внес в список пряжу, а когда я поинтересовалась, что он собирается вязать, покрутил пальцем у виска:
– А как я, по-твоему, смастерю бикфордов шнур?
– Я даже не буду спрашивать, зачем тебе бикфордов шнур. Просто напомню, как ты уже мастерил лук. Может, обойдемся без рукоприкладства?
Наш спаситель управился быстро, вернулся с двумя пакетами, рюкзаком со Спанч-Бобом для приятеля, а еще на самом деле купил Славику орешки, а мне – мороженое.
Ехали мы минут сорок. Дорога, конечно, была ужасная, и я поняла, что двигаемся мы отнюдь не туристическими маршрутами.
Славик успел задремать. Розочка тоже уютно свернулась колечком у него на коленях. Дубровский поглядывал на меня с ухмылкой, чем очень раздражал. Эдакий вездесущий спаситель, который всегда появляется в нужное время в нужном месте. В такие совпадения я не верила и твердила себе: если он здесь, значит, ему что-то нужно.
– По твоим поджатым пухлым губкам я прямо читаю: «Как он здесь оказался?» – жеманно перекривлял меня Дубровский, поглядывая на дорогу.
– А вот и да. Очень хотелось бы получить разъяснения. Только не говори, что тебя привело на рынок любящее сердце.
– Черт. Теперь придется придумывать новую легенду.
– Ты можешь хоть когда-то быть серьезным? Не стал бы ты просто так рисковать…
– Риск – благородное дело, – вздохнул Дубровский.
– Только к тебе оно не имеет отношения.
– Зря ты в меня не веришь. В общем так, рассказываю как есть. А ты уже сама думай – верить или нет.
И Дубровский поведал мне занимательную историю. Оказывается, какое-то время он сам жил у Петраса, греческого товарища его отца. Они даже имели какие-то общие делишки, но это место я попросила пропустить. Мой папа № 1 категорически против, чтобы я даже слушала про что-то незаконное. Он утверждает, что если ты знаешь про преступления и молчишь – значит, ты тоже соучастник. А я не хотела быть причастной еще и к каким-то там греческим преступлениям. И даже просто покрывать их.
Хватит того, что я и так покрываю одного полубезумного. Пытаюсь его социализировать, даю работу и слежу, чтобы он не нанес ущерб обществу. Я про Славика, конечно.
В общем, я прикрыла уши руками, и открыла, когда Дубровский уже вещал про какой-то частный самолет.
– Ну-ка, с этого места поподробнее.
– Греция – одна большая деревня. А Петрас не последний человек в этих краях. И через него проходит очень много разного люда. В основном те, кто занимается не совсем
