Перекресток двух полос - Оксана Алексеева

давно раскидал стопку на полезные и бесполезные карточки. Из первых, то есть времен учебы отца, было всего пять изображений, которые он по очереди перебирал. Заговорил едва слышно:

– Все это страшно бесит, Андрей. Непонимание. Я сейчас пытаюсь вспомнить разговор с матерью перед ее отъездом – и ничего, просто пробел. Мне же пятнадцать было, не такой уж маленький! Но я никак не могу вспомнить, плакала ли она или, наоборот, радовалась, что наконец-то уезжает. Почему даже не звонила? Я теперь не уверен, что она вообще жива.

– Скорее всего жива, – так же шепотом заверил Андрей. – Но может вообще о тебе не помнить.

– Кажется, это и есть доказательство. Но что мне теперь делать? У меня с отцом настоящая крепкая связь, я каждое его слово хватал, он для меня незыблемый образец для подражания. Был. А что если ты прав, и между нами на самом деле всякое случалось?

– Не грузись. Это сейчас не самое важное.

– А что тогда важное? – он поднял болезненный взгляд на Андрея.

И тот со вздохом показал ему экран его же телефона.

– Я набрал в поисковике фамилии остальных с того снимка. Вышла статья про какую-то олимпиаду, а потом заметка об их смерти. Они погибли в один день, сбила машина. Ни одного свидетеля, хотя происшествие случилось днем на центральной улице. Совпадение?

– Примерно середина второго курса? – догадался Захар. – Именно тогда отец и ушел из института, сразу взялся строить свою империю. Поворот его судьбы был причиной или следствием гибели трех друзей?

– Не знаю, – Андрей не хотел пока делать необоснованных выводов. – Сейчас понятно одно – из этой пятерки выжили только двое: твой отец и Иван Ручкин. Можно только предполагать, были ли они заражены духами уже в тот момент или получили их после. Уж очень сильно эта история напоминает нашу, не находишь? Только наши шахматисты пока еще живы. И, кстати говоря, по большей части за счет того, что я тебя от этого останавливал, переубеждал, видел последствия.

Базука поинтересовался вяло:

– Намекаешь, что отец и Рудольф своих шахматистов убили?

– Вряд ли вместе. Потому что при некроманте они бы воскресли.

– А, так ты намекаешь, что отец один их убил? Вот прямо сразу полегчало. Хотя я его и понимаю – мои меня тоже страшно раздражают. Если те были такими же неугомонными моралистами, которые никогда не останавливаются, тогда… Подожди! Но что от меня нужно было Рудольфу? Ведь он крутился рядом, лебезил, настаивал, чтобы я с шахматистами обошелся как можно жестче, а лучше бы убил. Зачем ему это было надо, если в его памяти было стерто все самое главное? Ведь иначе он бы обо всем мне рассказал! Я уже говорил, что ты его совсем не вовремя грохнул?

– Наверное, он помнил о чем-то одном – например, стать тебе близким и незаменимым другом.

– Зачем же? Если он уже моему отцу таким другом стал?

– Без понятия, хотя подожди… – Андрей посмотрел на него внимательно и осторожно продолжил: – Есть подозрение, что ты можешь забирать способности.

– Откуда такая информация? – Базука прищурился.

– Не спрашивай, тогда мне не придется чувствовать это давление на голову, – Андрей предупредительно вскинул руку. – Но это настоящий мотив для него! И, возможно, не единственный. Ведь заставить тебя это сделать нереально, можно только попросить, а пойдешь навстречу ты тому, кого уважаешь. Он мог быть подослан твоим отцом, но подробности они предусмотрительно утаили, оставили только генеральную линию поведения.

– Допустим. А ботаников убивать зачем? Тебя так вообще конкретно замочили. Это кому было надо – отцу или Рудольфу? Последний, кажется, про твое возможное воскрешение действительно не знал. Или это тоже подтерли?

– Не представляю, – Короленко развел руками. – Могу только предположить, что некромант себе пытался расчистить место. А твой отец мог просто захотеть, чтобы ты повторил его опыт – убрать тех, кто мешает.

– Не-ет, – задумчиво протянул Базука. – Не похоже. Он много раз повторял, чтобы я за них держался. Ничего не понимаю! Видишь, другого варианта нет? Я завтра же еду к нему и просто спрашиваю, мне нужны ответы. Уговорил, ты едешь со мной. А то получится глупо: он мне все честно расскажет – потому что у меня такая способность, а затем я начисто об этом забуду – потому что у него такая способность. Стой там и хотя бы немного нас обоих глуши. Только пулю не прохвати, ты мне мертвый до смерти надоел.

Андрей усмехнулся и кивнул, хотя от их встречи ничего хорошего не ждал:

– Возможно, что такие разговоры уже случались. Но ты о них не помнишь, потому что отреагировал как-то неправильно.

– А как мне реагировать?! – Базука вскипел. – Я ему чучело на шарнирах, которым можно управлять, или что?! Да я не посмотрю, что он мой отец! Во мне теперь хватит Зла, чтобы хотя бы самому решать, что делать! Нет, это же надо – подводить к какому-то решению, учить чему-то исподтишка. Сам разберусь, мочить мне старых друзей и единственную любовь, или нет!

– Вот примерно так ты и отреагировал. Во все десять предыдущих попыток, – предположил Андрей. – Иди уже спать, дебошир.

* * *

Но ехать на самом деле никуда не хотелось. Однако они встали спозаранку и все же завели машину. За руль сел Андрей – Базука никак не мог сосредоточиться. И совсем растерялся, когда из бардачка противным звуком затрещало. Мобильник, найденный в университете, все-таки подал признаки жизни – и в самый неподходящий момент. Но он вдохнул, показал Андрею рукой, чтобы притормозил, а сам расценил это как отсрочку.

Он ожидал услышать в трубке голос отца, но тот обескуражил, обратившись сразу к нему по имени и настолько непринужденно, как будто вообще ничего странного не происходило:

– Привет, Захар. День сегодня обещает быть солнечным. Может, приедешь сегодня – поболтаем? Или отбросим все дела и рванем на охоту, как в старые добрые времена?

Такой разговор мог бы произойти, если бы не по этому телефону. Базука даже отодвинул сотовый от уха, чтобы убедиться. За секунду расслабился и тоже заговорил так же мягко и вкрадчиво – его как раз этот самый человек с детства учил не поддаваться нервозности в самых критических ситуациях:

– Привет, пап. То есть ты уже знаешь,