Птице нужно небо. Часть I и II (СИ) - Икан Гультрэ

Мерлис наслаждался. С блаженной улыбкой пялился мне в лицо, а я только отводила глаза. Когда он не смотрел на меня, я украдкой бросала взгляды на спящего Леха. Мне показалось или нет, что он зашевелился?

«Лех! — мысленно завопила. — Лех, проснись!»

Теперь мне уже не казалось, я видела, что оборотень просыпается. Ему понадобились считанные секунды, чтобы сориентироваться и не выдать свое пробуждение. Вот только… сможет ли он освободиться? Позволят ему веревки обернуться? Вроде бы, при обороте распыляется одежда… случится ли то же самое с путами, или связанный в человеческой ипостаси связан и в животной?

Смог. Я пропустила этот момент, в очередной раз поддавшись боли. Лест Мерлис пропустил тоже, он не заметил стремительного прыжка… И лишь когда волчьи зубы сомкнулись на его глотке, человек успел-таки полоснуть косматую шкуру неизвестно откуда взявшимся ножом. И повалился на пол, захлебываясь собственной кровью. Через минуту все было кончено — Лест Мерлис лежал на спине, уставившись в потолок невидящими остекленевшими глазами. По волчьей шерсти Леха стекали бурые струйки — все-таки ранил его мерзавец.

Лех встряхнулся, воздух слегка заколебался вокруг волчьего тела — и через несколько мгновений передо мной уже разгибался, поднимаясь, человек. Я впервые видела оборот — не принято такие вещи демонстрировать посторонним. По плечу человека змеился розовой нитью свежий шрам — при обороте регенерация ускоряется во много раз, и раны заживают стремительно. Взгляд у Леха был ошалевший — и после сна, и после короткого сражения с врагом. Он подхватил выпавший из руки мертвеца нож, чтобы разрезать на мне веревки, но я мотнула головой:

— Не этот.

Лех бросил нож и заозирался. Обрадовался, увидев в углу обрывки моей одежды и меч.

— Можно?

— Да, конечно.

Оборотень легко подхватил клинок, в два счета освободил меня от веревок и подхватил, чтоб не упала. Взгляд у него был растерянный. Он отстранился от меня, оглянулся в поисках хоть какой-нибудь одежды — оба мы стояли посреди избушки голышом.

— Снимай с него, — велела я волку.

Он послушно шагнул к трупу, потом остановился, посмотрел на меня жалобно, внезапно осознав произошедшее:

— Я убил его.

— Ты правильно поступил. Иначе он убил бы нас обоих.

— Я убил его, будучи в звериной ипостаси. Меня никто не оправдает.

— Лех! Ты. Убил. Убийцу. Запомни это. Повтори.

— Я. Убил. Убийцу, — волчонок кивнул.

— И запомни еще одно: ты убил его, будучи человеком. Ножом убил. Зарезал. И всем будешь так говорить.

— Но ведь труп… Видно же.

— Лех, ты мне доверяешь?

— Да!

— Тогда не мучай себя, поверь — никто не обвинит тебя в его смерти. Никто не сочтет тебя опасным для общества. Ты. Зарезал. Преступника. Ножом. А теперь сними с него одежду. Тебе — штаны, мне — рубашку. Она достаточно длинная, чтобы прикрыть… самое главное.

Мы поделили одежду мертвеца. Рубашка, правда, была залита кровью, но меня это не особенно смущало. Моя собственная одежда все равно ни на что уже не годилась. Правда, я выловила из общей кучи трусики — они были порваны сбоку, но тесемка цела, и я все-таки смогла закрепить их на теле.

А вот теперь…

— Лех, найди тропу с острова — и сразу возвращайся обратно.

Оборотень вышел из домика, но уже через пару минут вернулся:

— Нашел.

— Хорошо. Теперь делай все, как я скажу: ты сейчас уходишь по этой тропе шагов на двести. И ждешь меня там. А мне нужно кое-что сделать. Потом я тебя догоню.

Лех возражать не стал — доверял. Вышел — я стояла в дверях и смотрела ему вслед, чтобы видеть, куда он пойдет. Потом вернулась в домик.

Глава 16

Я осталась одна. Смешно сказать — чтобы замести следы. Как будто преступники здесь мы. Я не знала, грозило ли Леху всерьез наказание за убийство человека. Пусть и в волчьей ипостаси — но ведь это же была самооборона! Но я решила подстраховаться — все-таки Лест из состоятельной семьи, кто знает, чего могут добиться его родственнички.

Для начала взяла в руки нож, которым был ранен Лех. Понюхала — блисса. Дерьмовая штука, и никакого противоядия добыть не получится. Разве что здесь, в импровизированной лаборатории Мерлиса. На всякий случай я перенюхала все флакончики и пузырьки, которые попались мне на глаза — ничего. Похоже, дядюшка увлекался только ядами, противоядия его не интересовали. Как и племянника. Остается надеяться, что при обороте не только заживают раны, но и яды утрачивают свою силу. Не очень-то в это верилось, но… Надеяться-то никто не запретит. Во всяком случае, живому или мертвому, я намерена была помочь своему другу избежать обвинений в отсутствии контроля над второй ипостасью.

Я перевернула труп на живот, нашла правильное место и аккуратными движениями ножа нанесла ритуальные символы по обе стороны позвоночника. Вот и все, теперь ни один сыскарь-некромант не сможет разговорить этого субъекта посмертно или призвать его дух. У меня скудные познания в некромантии, но… не зря я все-таки факультатив по ритуальной магии посещала.

Выпрямляясь, поморщилась — саднили, соприкасаясь с загрубевшей от крови тканью рубашки, многочисленные порезы и ожоги. Ни одной серьезной раны Лест мне не нанес, ему не нужны был преждевременный болевой шок и потеря сознания, но все в целом ощущалось — и тогда, и теперь — весьма болезненно…

Оставалось только уничтожить физические следы. Сначала я прибрала свои вещи — напялила на себя лекарский пояс и перевязь, сунула меч в ножны, отцепила от обрезков рубахи брошку-накопитель и закрепила ее на лекарском поясе, чтобы не потерять, — затем раскрутила лабораторную горелку и вылила на труп жидкость из нее. В оставшихся нескольких каплях смочила кончик лучины, запалила его от своего магического пламени — слабеньких искорок, которые мне едва удалось из себя выжать, — и подожгла тело. Отступила на несколько шагов, убедилась, что пламя хорошо разгорается, вышла из избушки и быстро зашагала по тропе туда, где меня ждал друг.

Лех встретил меня с радостным облегчением, которое почти сразу сменилось апатией. Мне не понравились его глаза — слегка замутненные, словно сонные. Все-таки действует отрава… Ничего не говоря, я отвела его до ближайшей сухой поляны. Теперь, когда за нашими спинами занималась пламенем избушка, найти нас не составляло труда, нужно было только дождаться. Мне. Леху оставалось часа полтора-два от силы, и помощи он уже не получит.

Я поймала его взгляд — затуманенный, сонный, равнодушный. За те пару минут, которые мы провели на полянке, с его лица словно сошли все краски: серые губы, пакля бесцветных волос, подернутые дымкой глаза. Я взяла его за руку, но ответного рукопожатия почти не ощутила — таким вялым оно было. Он все еще здесь, яд ослабил тело и сознание, но ничего необратимого не произошло. Пока. И моя змеиная память бессильна.

Мысль о змеиной памяти заставила меня собраться. Так. Если моя бессильна, то есть ведь настоящие ее носители, природные. Можно ведь спросить — вдруг поможет?.. Я извлекла из-под окровавленного ворота чешуйку в серебре, сжала ее в кулаке и позвала:

«Мать-змея!»

«Что, малышка?» — откликнулся голос у меня в голове.

«Беда у меня. Лучший друг умирает от яда — и я ничем не могу ему помочь» — и я в сжатом виде оттранслировала саа-тши события сегодняшней ночи.

Змея умолкла, и мне показалось, что связь прервалась.

«Мать-змея?»

«Я здесь. Просто тяжело говорить тебе об этом, все во мне протестует. Но я все же должна сказать: есть один способ — нужно передать ему свой дар с кровью»

«Как это?»

«Напоить его своей кровью, достаточно даже одного глотка, если при этом произнесены ритуальные слова передачи дара. Это магия змеиных правителей», — и саа-тши произнесла фразу, едва ли не полностью состоящую из шипящих согласных.

Как ни странно, я умудрилась запомнить ее с первого раза.

«Это все? И он будет жить?»

«Он будет жить. Но это не все. Когда ты передаешь ему дар, ты сама его лишаешься. Не навсегда — на время. В твоем случае — часа на четыре, примерно столько понадобится твоему волку, чтобы справиться с ядом. Но не стоит забывать, что ты и сама сейчас отравлена. И останешься без дара, в то время как яд еще не покинул твое тело. Стоит тебе передать дар, мералия начнет действовать. Может, чуть медленнее, но от этого не менее смертельно. Если ты продержишься эти четыре часа, будешь тоже жить, если нет, отдашь одну жизнь за другую»

«Я должна попробовать спасти его. Ведь и ранение отравленным ножом он получил, спасая меня».

«Детка, ты опять намерена делиться своей кровью… Я надеюсь, что ты будешь жить. Не спеши пока, дождись тех, кто вас ищет. Они уже близко. Когда появятся, тогда и передашь дар. У волчонка еще есть немножко времени в запасе».