Смертоносный груз «Гильдеборг» - Павел Гейцман

Мотор работал равномерно, машина даже не дрожала и не раскачивалась. Сказка! Таким образом я готов путешествовать аж на край света. Но у обочины дороги выскочил большой белый щит-указатель. Время не для снов и мечтаний. "Государственная граница — 20 км". И герб Родезийской Республики: две антилопы, стоящие на задних ногах, держат щит с киркой, над которым изображена птица, а под ней надпись: "Sit nomine digna".[12]

В душе у меня пробудился червь сомнения. Червь в форме печати. Пройдет ли это? Не будет ли затруднений? "Конечно, пройдет, — шептал внутренний голос. — Что это по сравнению с теми двумя парнями".

Я снял руку с рулевого колеса и погладил лицо где-то далеко витающей Корнелии. Веки задрожали, она возвращалась.

— Через минуту будем на границе, не хочешь ли привести себя в порядок?

— Она кивнула спросонья:

— Останови, я надену платье. Черные в Замбии к хорошо одетым людям относятся с почтением — как дети. Повяжи галстук.

Я пожал плечами:

— У меня нет никакого галстука. Я умылся и спешно побрился. Корнелия с отчаянным терпением до бесконечности приводила в порядок свою прическу. Я уселся за руль и ждал.

— Теперь мы квиты, а до остального мне нет никакого дела, — сказала она и отбросила ремень.

"Остальное" был я, «Гильдеборг» и те, другие. Она была права: до меня ей не было никакого дела, с какой стати это должно было стоить ей жизни? Потому что наняла не того человека? Но мне все же стало досадно — могла хотя бы помолчать. Или она хотела дать понять тем людям, что она в стороне от этого, что не имеет к этому никакого отношения. В любом случае я только шофер, и то, что мы спим вместе, относится к особым обстоятельствам. Белый господин тоже спит с черной служанкой, мне не следует забывать об этом.

Корнелия, одетая со вкусом и слегка накрашенная, села в машину.

— Можно ехать, — сказала она со слабым вздохом. Ее тоже охватили страх и неуверенность. — Дай мне свой паспорт; таможенный досмотр оформлю сама, и излишне не говори — у тебя иностранный акцент, они могут это заметить!

Но они ничего не заметили. На родезийской стороне она через окно кабины подала паспорта чиновнику таможни. Тот отдал честь, с улыбкой влепил в них печать, и мы въехали на великолепный мост через Замбези, перекрывающий своим сводом дикое ущелье, тысячелетиями выгрызаемое бурлящими водами. И политическая пропасть между обоими государствами была так же глубока.

С осмотром груза нас никто не беспокоил. Перед замбийской таможней мы три часа стояли посреди дороги на солнцепеке. Шлагбаум был опущен, и черные таможенники в белых мундирах обходили машину, передавали один другому наши документы, а потом снова исчезли в служебном бунгало. В этом направлении никто не проезжал. Здесь проходила фронтовая линия. Взаимоотношения между Родезией и Замбией были так напряжены, что временами одна из сторон закрывала границу. Но теперь граница была открыта, только мы ждали.

Неподалеку грохотал водопад Виктория, а на его берегу пробуждался элегантный мотель для миллионеров. Дыхание утреннего ветерка временами доносило даже сюда водяные брызги. Дым, который грохочет!

Влажность и жара становились невыносимыми. Мы не имели права даже выйти из машины, бог знает почему. Видимо, это относилось к местному ритуалу. Но страха я уже не чувствовал — Родезия была позади. Здесь кончилась власть "FOR EUROPEANS ONLY!" До тех пор, пока они вернутся к нам, будем ждать, хоть до вечера. Но виза была действительна, и, наконец, из бунгало вышла группа черных генералов, чтобы проверить нас. Корнелия обворожительно всем улыбалась.

— Цель пути, миссис, — спросил генерал в раззолоченной форме — если это был генерал. Я оцепенел, если бы он спросил меня, я бы не ответил. Я не знал, куда мы едем.

— Намвала, господин, Южная провинция, едем навестить родственников моего мужа.

Не говоря ни слова, он вернул ей паспорта, и группа исчезла в служебном бунгало. Мы ждали дальше. Через двадцать минут перед нами открылся шлагбаум. Я тронулся с места как можно медленнее, чтобы они имели время остановить нас, если это не было разрешение к отъезду. Мне пришло в голову, что я спасен. В это мгновение кончаются мои странствования, я уже одной ногой дома.

Я прибавил газу и одной рукой крепко обнял Корнелию. Она слабо улыбнулась.

— Ты знаешь, что для меня это значит? Можешь себе это представить? спросил я ее.

— Нет, — сказала она иронически. — Ночью нам ведь было так хорошо, не хотелось бы тебе это повторить?

Глава X

"COBALT SCHIPPER CORPORATION — BRUSSELS[13]

Латунная дощечка ослепительно сверкала перед моими глазами в сиянии полуденного солнца. Я опирался о дверцу машины в тени густого субтропического сада и рассматривал цветущие фламбоямо, эуфарбии и сверхъестественный, построенный из розового камня дом на окраине Намвалы.

Городок, если можно так назвать скопление строений, был обычной путаницей туземных хижин с единственным хорошо застроенным проспектом вдоль шоссе. Но присутствие латунной дощечки на этом доме указывало, что Намвала вовсе не обычная деревня, что всюду здесь под землей лежит несметное богатство. Кобальт, олово, медь и бог знает что еще. Иначе "Корпорация Кобальт Шиппер" не открыла бы тут свой филиал.

Корнелия около часа тому назад исчезла за широкими стеклянными дверьми, и я, с запыленным, обшарпанным грузовиком, полным старого барахла, терпеливо ждал, что будет дальше. Собственно говоря, с нашей стороны было неприлично въехать в этот сад перед этим домом с такой машиной. Я не мог представить, насколько обрадуется владелец дома содержимому кузова.

За то время, которое Корнелия была внутри здания, никто не вышел, чтобы пригласить меня войти или предложить перекусить. Вероятно, потому, что было жаркое послеобеденное время и прислуга спала или просто никого не было дома. Однако из открытого окна первого этажа все время слышался раздраженный разговор, содержания которого на таком расстоянии я не мог понять.

Голос Корнелии звучал решительно и резко, а другой, мужской, — злобно возражал. Никакой большой любви. Просто ругались. Ей тоже не устроили горячую встречу. Именно этого она, по-видимому, и опасалась. Вероятно, это и вызвало ее вопрос, можно ли на меня положиться, может ли она на меня рассчитывать.

Могла! Особенно после той бурной ночи.

— Это мне ясно, — орал не видимый мне мужчина, — ничего не объясняй. В такой ситуации я не могу взять из торгового дела даже франк, все рушится! Хочешь меня на самом деле уничтожить? Этого Бернард никогда бы не позволил!

И тишина.

Тень мертвого стояла около меня.

Корнелия что-то насмешливо ответила.

— Ты принуждаешь меня поступать так же. Пойми, что у тебя ничего нет на руках…

Ссора, по-видимому, достигла критической стадии.

— В этом весь ты, — кричала Корнелия, и ее голос срывался. — Хочешь всех нас обокрасть, хочешь обокрасть моих детей. Я плюю на твои деньги, я не хочу твоих денег, ты отделался бы слишком дешево!

Что же она хотела? Я знал только, что речь шла о займе, но я был здесь для того, чтобы помочь ей. Я открыл дверцу кабины и перекинул ремень автомата вокруг шеи. Точно так, как я впервые увидел это на цветных вербовочных плакатах Макса Гофмана в Порт-Элизабете. Самоуверенная и довольно беззаботная рабочая выправка храбрых белых парней. Возможно, это подействует, увидим, что дальше делать.

Я прошел мимо сияющей таблички и вошел в вестибюль. Меня обдало холодом из кондиционера. Траурный зал крематория. Боже мой, куда они тут поставят старую рухлядь, оставшуюся после бурских предков? Я открыл обитые медным полированным листом двери. Сухощавый холеный старожил, в английских до колен шортах, сидел за письменным столом. Рыжеватые волосы и невероятно светлые глаза, увеличенные толстыми стеклами очков. Наклонившаяся вперед и разгоряченная Корнелия опиралась ладонями о стол, и в ее лице не было ничего от выражения колониальной леди. Она кипела!

— Вы меня звали, миссис? — спросил я едва слышно и оперся о створку начищенной до блеска двери. — У вас, вероятно, затруднения?

Они обернулись. Только теперь они осознали мое присутствие. Воцарилась глубокая тишина. Мужчина в золотых очках непонимающе смотрел на меня. Его глазами на меня смотрела вся "Корпорация Кобальт Шиппер". По паспорту, лежащему у меня в кармане, мы были, вероятно, родственниками.

— Сержант Краус — "Анти-Террористическая Уния", — сказала Корнелия равнодушно. — Мой спутник.

Мгновение мы смотрели друг на друга.

— Ах так, ах так, — выдохнул наконец намвальский Шиппер тихо, — твой сообщник…

— Мне кажется, — сказал я и предплечьем оперся о приклад автомата так, что ствол неопределенно передвинулся вверх, — что господин ведет себя не совсем вежливо. Могу я чего-нибудь выпить?

Несмотря на то, что на границе утром я умылся и побрился, после семичасовой дороги я выглядел совсем не привлекательно. Мужчина встал и пошел налить мне бренди.