Под тенью Феникса - Андрей Годар

– Подожди, я не улавливаю, к чему именно ты клонишь…

– Да не клоню я ни к чему! Пока что. Просто рассуждаю вслух, а ты мне в этом помогаешь, понял.

– Понял, продолжай.

– Так вот. Как ни верти, эти люди уже являются частью той системы, системы грабежей и паразитизма, с которой мы боремся. Они видели, как легко отнимать. Они знают, как можно вероломно нападать на соседей. Они настолько привыкли к относительно лёгкой жизни грабителей, что разучились вести самодостаточное хозяйство – ты же сам слышал! Вот это очень характерная черта, прямо готовый индикатор.

– Думаешь, те, кто начали грабить, уже не могут вернуться к нормальной жизни?

– Ну, чисто теоретически могут, я думаю. Однако никогда этого не делают. Вспомни сам: ты когда-нибудь видел шакалов, которые остепенились, возделали поле, построили конюшню с курятником, наклепали детей и тихонько себе живут? Если человек один раз попробовал взять чужое, и у него это получилось… честно работать он не пойдёт никогда. А зачем, спрашивается? Теперь для него просто: кто сильнее тот и прав. Помнишь того субчика, которого мы допрашивали в декабре? Рассказывал нам, что те, кто не могут защититься – «терпилы», и в том, чтобы гнуть их, ничего плохого нет. Сами себе таблетки от совести прописали, паскуды!

Разгорячившись, Томми вскочил со стула и начал ходить вперёд-назад по комнате. Обычно педантичный и аккуратный, он не заметил приставшие к штанам скорлупки семечек, которые теперь при каждом его шаге осыпались на пол. Я пока решил ограничить своё участие в обсуждении простыми вопросами, которые просто направляли бы его мысль:

– То есть ты считаешь, что такие люди для нас и для общества потеряны?

– Преимущественно, да. Посуди сам – они уже отошли от законов жизни в обществе. Они уже почувствовали себя силой, которая может ломать, которая может не уважать и идти вопреки. Сам способ мышления изменился, деградировал. Это ведь не дети, которые накапливают опыт и меняются по внешним обстоятельствам. Это взрослые люди, которые совершили свой выбор сознательно… или не вполне сознательно, что уже не важно. Они никогда не смогут стать прежними.

– Не смогут отложить оружие и взять за плуг?

– Думаю, что не смогут. Разве что на некоторое время, под давлением. Но будет ли у нас время и возможности содержать их под конвоем? Они уже стали хищниками, и без ошейника спокойно вести себя не смогут.

– А если набирать их в отряды? Восстанут?

– Может восстанут, а может и нет. Но проблемы будут создавать постоянно. Начиная с нарушений дисциплины, и заканчивая дезертирством. Снова тебе говорю – они иначе мыслят, не смогут быть чем-то большим, чем цепные псы! У нас на всех ошейников и будок не хватит…образно выражаясь, конечно.

– А если периодически бросать им куски кровавого мяса?

Томми остановился и посмотрел на меня растерянно и настороженно:

– Ты это что имеешь ввиду?

– Ну, например, как было в армии у Чингисхана. От покорённых народов, из самого отребья, набирались особые отряды для первых шеренг в построении. Не слышал?

– Нет. И что?

– Так вот эти самые передовые отряды первыми врубались в ряды противника, потери у них были самые страшные, но зато они обладали исключительным правом первыми приступать к грабежам и мародёрству. И вообще, им были позволены бесчинства, которые в рядах регулярной армии жёстко пресекались. А оформиться в обособленную силу они просто не успевали, потому что эти бесстыжие вояки дохли как мухи, состав постоянно обновлялся. Но ты можешь себе представить, как эти черти, живущие сегодняшним днём, сражались!

Молодой атаман задумался, но всего лишь на секунду. Исчезнувшее с его лица выражение недоумевающего воодушевления тут же вернулось:

– Ты меня совсем не слушал, что ли? Какие грабежи? Чингисхан был завоевателем и тираном, а у нас основная работа – мирное присоединение людей к обществу, которое стремится стать цивилизованным! Будет цивилизованным, и никак иначе!

– Ну, может, мы сможем предложить им что-то другое? Какие-то исключительные права, которые бы не очерняли наше дело?

– Вот когда придумаешь, что именно нужно предложить, тогда и будет разговор. Абстрактные предложения это прекрасно, но не в тот момент, когда нам нужны конкретные действия!

Томми плюхнулся на стул, вытянул вперёд ноги и принялся растирать ладонью лицо. Он, конечно, был чертовски умен, эрудирован и даже мудр, но горячность молодости никуда не девается – её можно только перерасти и обуздать. Иногда нужно подождать, пока он просто выкипит. Он и сам это прекрасно понимал, а потому никогда не принимал глобальных решений под влиянием эмоций. Мы оба это понимали. Минутного молчания мне показалось достаточно.

– Итак, у нас первый раз всплыла такая ситуация. По-своему удивительно, но, в конце концов, раньше нам могло просто везти на вменяемых адекватных людей. Согласен?

– И? – Томми отнял руку от лица и поднял на меня выжидающий взгляд своих красных глаз.

– Так вот, это прецедент, и нам необходимо сделать его, во-первых, еще одним символом всего, к чему мы стремимся, а во-вторых, положить в начало эксперимента. Понимаешь, нам наверняка придётся сталкиваться с подобным в будущем, и больше это не должно быть чем-то из ряда вон выходящим. Ещё одно направление большой работы.

– Скажи мне что-нибудь, чего я до сих пор не понимаю. Ну так, для разнообразия, а?

– Хорошо, вот тебе конкретика. Эти потерянные люди… мы хотим ввести их в общество, но не имеем возможности и желания содержать их под конвоем. Значит, нужно сделать так, чтобы их сдерживала сама окружающая среда. Плюс сделать так, чтобы их дети воспитывались в правильном направлении. Звучит непросто? Но самый простой вариант – это расстрел. Он же самый худший и он же постоянно доступный, поэтому есть смысл попытаться совершить ход конём.

Выдержав паузу, я поднялся и принялся расхаживать и рассуждать вслух, как это совсем недавно делал Томми. Собеседник лучше проникается, когда ты размышляешь прямо перед ним и вместе с ним, а не сразу вываливаешь готовый план.

– С вдовами и стариками мы поступим, как и с прочими ущербными посёлками – направим туда наших людей поднимать хозяйство. Конечно, с изменёнными планами, которые надо будет дополнительно проработать, и с охраной. На первое время. НО! Этот случай мы предадим самой широкой огласке. Мы будем кричать на каждом углу о том, как мы уважаем Человека, и как готовы давать ему шансы вернуться к нормальной жизни. Погоди, не кривись… Нужно показать, что новые подопечные просто запутались и пошли неправильной дорогой в нашей непростой жизни, другие люди должны научиться видеть в них заблудших братьев. Братьев! И помогать вернуться к обществу, не теряя при этом бдительности. Если продолжать твоё сравнение их с одичалыми собаками, можно сказать, что, лишенные клыков и приведённые к людям, они просто не будут иметь других вариантов, кроме как вести себя спокойно. В свою очередь, это поможет и другим людям почувствовать себя более причастными к нашему большому делу объединения.

– А что дети? – Томми слушал с выражением недоверчивой заинтересованности, ещё не сообразив, расценивать услышанное как романтический бред или как дельный план действий. Этого вопроса я ждал с особой готовностью.

– А детей мы заберём в лагерь и займёмся их воспитанием в правильном и нужном ключе. Они будут рады отвлечься от полевых работ. Их сознание – это мягкая глина, из которой при желании и старании можно изваять натуру храброго и преданного воина.

– Изваять натуру, говоришь? – Томми ухмыльнулся. – Да ты у нас ещё и поэт, Феликс Звездоносный. Хоть представляешь, насколько это будет нелегко? Систему образования вот так на пустыре построить? Воспитывать из волчат матёрых волкодавов?

Эта беззлобная колкость заставила меня машинально поднять руку и почесать действительно похожий на звезду шрам на щеке. Ну что ж, раз поэт, то и говорить буду поэтично:

– А когда нам приходилось легко, Томми? Только и делаем ведь, что, сбивая ноги в кровь, бежим навстречу светлому будущему. Ну и потом, заняться подготовкой молодых бойцов нам в любом случае придётся, причём в самом скором времени.

– Да, я и сам об этом в последнее время много думаю. Заниматься этим нужно, нужно… Только где же взять инструкторов, учебные программы, – он пожевал губу и, хитро прищурившись, посмотрел мне в глаза, – ты же в военной академии поучиться успел какое-то время, да?

Я улыбнулся. Пытался, чтобы получилось скромно, но в итоге получилась такая широченная самодовольная ухмылка, аж до самого уха:

– Это было давно…

– Вот и отлично. Значит, имеешь какое-то представление о том, как учебный процесс выстраивается. И какая литература лучше подходит. И какой распорядок в учебке. Так ведь?

– Да, кое-что помню ещё. Нужно читать, восстанавливать былые знания.