Потерянные души - Поппи Брайт

Точно так же вели себя и его друзья дома. Когда предыдущий бойфренд Джули подарил ей на день рождения билеты на концерт "Cure" в двадцатом ряду, а не в десятом, как она хотела, она устроила настоящий спектакль вселенской скорби. По вечерам она никуда не ходила: сидела у себя в комнате и читала стихи Сильвии Плат и Энн Секстон. И без того слишком худая, она ещё похудела на целых шесть фунтов. Когда кто-нибудь в школе пытался с ней заговорить, она выдерживала театральную паузу секунд на пять, потом печально качала головой и уходила прочь. Так продолжалось неделю.

И Зиллах теперь демонстрировал точно такую же неизбывную скорбь. Но Никто это не злило - да, Зиллах откровенно им манипулировал, но он это заслужил, потому что сделал Зиллаху больно. Его злило другое: что он действительно чувствовал себя виноватым. Он действительно все испортил, и всеобщее унылое настроение - целиком его вина. Только из-за того, что красивое лицо Зиллаха было безнадежно обезображено, Никто чувствовал себя так, словно он обоссал Мону Лизу или что-нибудь в этом роде. Все угрюмо молчали. Никто даже не пил. Атмосфера непреходящего праздника, царившая у них в фургончике, как-то разом померкла, сменившись серой апатией. Никто вдруг задумался, и уже не в первый раз: а сколько лет его новым друзьям? Они казались ему намного старше его самого - старше и мудрее, - но сейчас они вели себя как обиженные подростки, которые психуют друг на друга и сами толком не знают почему.

Когда они в третий раз проезжали мимо музыкального магазина, Твиг притормозил и указал на плакат в витрине:

- Эй, малыш. А ну глянь.

Никто посмотрел. На плакате - таком же зернистом, как и фотка надгробного камня на обложке кассеты "Потерянных душ?", - был изображен каменный ангел с расправленными крыльями, опущенными долу глазами и рукой, поднятой в жесте то ли предостережения, то ли благословения. Прямо поперек фотографии шла витиеватая надпись: "ПОТЕРЯННЫЕ ДУШИ?" СЕГОДНЯ У СВЯЩЕННОГО ТИСА.

- А где он, этот священный тис? - спросил Молоха. - Где-нибудь на кладбище?

- Наверное, это какой-нибудь клуб, - сказал Никто. Он уже принял решение. Зиллах, наверное, будет только рад избавиться от него; а если нет, они могут убить его прямо здесь, посреди Потерянной Мили. - Высади меня где-нибудь, - попросил он Твига. - Я хочу сходить на концерт.

Твиг притормозил.

- Ты что, уходишь от нас?! Теперь, когда начинается самое интересное?!

- А давайте его съедим? - сказал Молоха вполголоса. Зиллах, похоже, пришел в себя. Он поднял голову и посмотрел на Никто. Никто тоже смотрел на него, пытаясь осмыслить то, что он видит. Разорванная кожа на губах у Зиллаха почти зажила; там, где должны были быть кровоточащие раны, остались лишь свежие розоватые шрамы. Сломанный нос почти выпрямился. Его десны ещё кровоточили, но не из-за выбитых зубов. Они кровоточили потому, что у Зиллаха росли новые зубы - ослепительно белые на фоне нежно-розовой плоти.

- Больно, между прочим, - сказал Зиллах.

Никто опустил глаза:

- Я знаю.

- Когда заживает, больно. Я чувствую каждую клетку: как они тянутся навстречу друг другу, - чувствую каждый нерв. И знаешь, когда меня в последний раз откуда-то выносили? ЗНАЕШЬ?

- Когда?

- В 1910-м. Мне тогда было примерно столько же лет, сколько сейчас тебе. Меня подобрал молодой офицер артиллерии, дело было в Саванне, штат Джорджия. Я попросил его провести меня на офицерскую вечеринку... сказать, что я его младший брат... там подавали пунш, которым разве что бальзамировать трупы. Чего там только не намешали: вино, ром, джин, бренди, виски, шампанское...

Никто вспомнил коктейль, который они с Лейном придумали, когда ещё только учились пить, - граммов по пятьдесят из каждой бутылки из бара родителей. Гадость была отменная, но по шарам ударяло знатно.

- В общем, я так надрался, что стал буянить. Сломал руку какой-то барышне из семьи старых аристократов, прокусил ей левый сосок и выбил глаз. Пятеро взрослых мужчин еле сумели меня урезонить. Меня избили до полусмерти и выволокли на улицу. Там меня повесили на ближайшем же дереве, а когда все ушли, я перерезал веревку. И с тех пор ничего подобного не случалось, ты понимаешь? ДО СЕГОДНЯШНЕГО ДНЯ НИЧЕГО ПОДОБНОГО НЕ СЛУЧАЛОСЬ.

Зиллах наклонился так близко к Никто, что их лица теперь разделяло лишь несколько дюймов. Никто действительно видел, как рваные шрамы на лице у Зиллаха бледнеют прямо на глазах и проходят, не оставляя следов.

- Я понимаю, - сказал он Зиллаху. - Я ухожу.

Зиллах внимательно посмотрел на него.

- Нет, - прошептал он. - Нет, ты никуда не уйдешь. - Странная улыбка блуждала на его полузаживших губах. - Твоим друзьям мы ничего не сделали, так? Но ты получил свой урок. Так что лучше нам досмотреть представление всем вместе.

И Зиллах наконец протянул Никто руки. Его ладони были повернуты кверху, а пальцы слегка дрожали. Никто был почти уверен, что эта дрожь была непритворной. Почти. Он взял руки Зиллаха и поцеловал обе его ладони.

* * *

Остаток вечера Стив либо маялся от скуки, либо дрожал от возбуждения. Дух наблюдал за тем, как он демонстрирует стивофинновский вариант хождения из угла в угол, а именно: лежание на диване со сменой позы каждые десять секунд. Он заворачивался в плед и пытался читать. Он брал гитару или банджо, но убирал их в сторону, даже не прикасаясь к струнам. Потом он встал и достал старую коробку из-под обуви, где у него хранились записки, открытки и письма от Энн. Взял наугад конверт, поддел ногтем марку и медленно оторвал её. Потом взял ещё конверт... а на третьем Дух не выдержал и ушел к себе в комнату.

Там он разделся и лег в постель. Включил радио и около часа просто лежал и слушал тягучие темные голоса на волне современной церковной музыки. Он старался не думать о незнакомцах, которые ворвались к нему в дом. Он был уверен, что Никто ему снился: для Духа сны о событиях, которые ему предстоит пережить, и о людях, с которыми предстоит встретиться, были таким же обычным делом, как поболтать по телефону с кем-нибудь из приятелей.

И тут он вспомнил одну вещь, связанную с именем Зиллах. Тот странный цветочник упоминал это имя, и при этом его бледное лицо озарилось безумной надеждой: "У тебя есть новости от Зиллаха?" Вот она - связь. Но Дух по-прежнему не знал, кто эти ребята и что им нужно в Потерянной Миле. Трое из сегодняшних непрошеных гостей чем-то напоминали тех близнецов на холме: тот же показной блеск при общем болезненном впечатлении.

В Никто этого не было - пока ещё не было. Но остальные давно уже поднаторели... в той боли и смерти, с которыми они сталкиваются постоянно. Дух понял только, что они никакие не люди, хотя - судя по укусу на руке у Стива и по синякам у него на запястьях и на ногах, где Молоха с Твигом его держали, - они были более плотскими, чем близнецы на холме.

Да, замечательно у него получается не думать о них. Дух вздохнул с облегчением, когда чуть позже Стив заглянул к нему в комнату:

- Давай собирайся, нам ещё звук настраивать. И я хочу успеть выпить пива перед концертом.

Дух встал и быстро оделся. Джинсы, драные на коленях, мешковатая футболка и свитер, камуфляжная куртка и шляпа с разноцветными лентами. Когда он вышел, Стив уже стоял у входной двери: нетерпеливо теребил ручку, покачивая в руке футляр с гитарой и то и дело поглядывая в окно. Дух решил пока не заводить разговор о сегодняшних нежданных гостях. Если Стив захочет об этом поговорить, он сам заведет разговор.

Они молча уселись в машину. Дух смотрел прямо перед собой, на холодное полотно пустынной дороги, пока Стив давал выход злости: с остервенением жал на педаль газа и крутил ручку радио так, словно мстил ни в чем не повинной музыке за сегодняшнее унижение. Сегодня машин было мало. Ржавый синий пикап с открытым кузовом, набитым спелыми дынями, которые отражали бледный оранжевый свет луны. Междугородный автобус, направляющийся на север. Атмосфера внутри "тандерберда" была вся пропитана раздражением Стива. Дух знал, что сегодня вечером Стив напьется.

Ну и ладно. Какого черта?! Он сам тоже напьется. Наверное.

Но только после концерта.

Они приехали в "Священный тис" и сразу же приступили к настройке звука. Дух сидел на краю сцены, болтая ногами и слушая, как Стив материт дерьмовый пульт и дерьмовые усилители и периодически напевает по две-три строчки в микрофон. Когда звук был худо-бедно настроен, Стив пошел в бар отдельное помещение в дальнем конце клуба. Дух тоже поплелся в бар, ведя пальцем по стене, разрисованной красками, цветными мелками и маркерами. Были здесь и рисунки Духа. Любой, кто хотел поучаствовать в этой "наскальной живописи", мог обратиться к бармену - краски и маркеры хранились у Кинси под стойкой.

Дух знал здесь каждый уголок, каждую плиточку "под антикварную позолоту", которыми Кинси выложил потолок, каждую надпись на стенах в сортире. Когда ты играешь в каком-нибудь клубе сорок недель в году, он поневоле становится твоим вторым домом.