Бездушная - Джейд Вест

весь в крови, и это, безусловно, была не его кровь. Его белая рубашка была забрызгана красным. Его пиджак был мокрым, а лицо — таким же багровым. Пальцы в перчатках, сжимавшие ключи, были в крови, а глаза блестели темным светом. Злом. Но не со злостью на меня…

Я даже не знала, какие вопросы задавать. У меня пересохло во рту. Я отступила, чтобы пропустить его, и он вошел целеустремленный и сильный, такой властный, каким я его еще никогда не видела. Затем он улыбнулся. Люциан Морелли, весь покрытый кровью, улыбался мне.

— Доброе утро, милая.

Он направился прямиком на кухню, включил кофеварку, прежде чем бросить перчатки в раковину. Затем достал две кружки и принялся за работу, молча, не произнося ни слова.

Именно я, наконец, обрела дар речи и задала самый очевидный вопрос.

— Что случилось?

Его глаза заблестели, когда мы встретились взглядами.

— У меня были кое-какие дела.

— Дела?

Он рассмеялся.

— Да, милая, дела. Дела для тебя.

Я оглядела его с ног до головы, все еще пытаясь осознать, что, черт возьми, происходит.

— Для меня? Как, черт возьми, это может быть для меня?

Он небрежно облокотился на стойку, будто это не было каким-то альтернативным измерением безумия на рассвете.

— Ну, это зависит от того, кому принадлежит кровь, не так ли?

Меня пробрала дрожь, потому что этого не могло быть… это не могло быть из-за того, кто причинил мне боль. Но это было так. Конечно, это было так. Мой желудок странно сжался. При этой мысли мое сердце бешено заколотилось — одновременно и от волнения, и от страха.

— Кто это был? — спросила я, затем перевела дыхание. — Это был дядя Лионель?

Даже мысль об этом приводила в ужас — потому что, если бы это был дядя Лионель и люди узнали — если бы люди узнали, они сложили бы все воедино, и на этих кусочках огромными заглавными буквами было бы написано «МОРЕЛЛИ», а «МОРЕЛЛИ» значило бы «ЛЮЦИАН МОРЕЛЛИ».

Только это был не дядя Лионель.

— Это был Преподобный гребаный Линч, — сказал он мне. — Я разорвал этот кусок дерьма на части.

Я в шоке уставилась на него. Люциан убил человека, который готовил меня к наказанию и заставил меня принять его от рук других людей. Тот, кто был моим смертельным врагом всего несколько дней назад, разорвал на части человека, который был моим настоящим врагом с тех пор, как я была маленькой девочкой.

— Ты убил Преподобного Линча? — спросила его я.

Он ухмыльнулся мне.

— Я определенно убил его, Илэйн. Уверен, он был чертовски рад, когда я это сделал. Он едва ли наслаждался последними мгновениями своей жизни, это я могу тебе обещать.

Мысль о страданиях Преподобного Линча была странно приятной. Даже после стольких лет было приятно думать о том, что ему больно, как и во всех тех случаях, когда он наслаждался моей болью. Только он был мертв. Люциан убил его. Преподобный Линч на самом деле мертв.

Это не должно было меня удивлять, потому что передо мной стоял Люциан Морелли, а Люциан Морелли, несомненно, был самым порочным человеком на свете. Он причинял людям боль ряди забавы и очарования. Подстраивал смерти ради собственной выгоды, когда ему было удобно. Меня удивило то, что его руки были испачканы, и все из-за меня. Он убил кого-то ради меня. Снова. Он убил кого-то, потому что они причинили боль мне.

Я не уверена, что у всех было такое традиционное представление об идеальном парне, но в какой-то долбанной части моей души мне так казалось.

Следующие мои слова были шепотом, пока я пыталась переварить услышанное.

— Преподобный Линч мертв.

Люциан налил мне кофе.

— Линч и эта злая старая сука Маргарет тоже. Я прикончил ее, быстро свернув шею. Вряд ли это можно назвать пыткой, но с ней покончено.

— Ты убил Маргарет?

— Конечно. Я также убедился, что двери девочек были открыты, прежде чем ушел, хотя они крепко спали.

— Вау! — Он убил их и освободил девочек. Я улыбнулась ему. Этим девочкам пришлось пережить столько же, сколько и мне. Монстр освободил жертв.

— Спасибо, — сказала я, и это было самое жалкое слово на свете.

Его ухмылка стала шире, чем когда-либо.

— Всегда пожалуйста, Илэйн. — Его глаза горели, когда Люциан посиотрел на меня. — Он будет первым из многих.

— Многих?

От его улыбки у меня внутри все загорелось.

— Многих. Поверь мне, детка, у меня есть целый список следующих кандидатов. Я буду наслаждаться смертью каждого из них.

У меня голова шла кругом от одной мысли об этом. Я все еще пыталась понять, правильно ли поняла его, потому что если это так…

— Ты имеешь в виду людей, наряду с Преподобным Линчем?

— Я имею в виду каждого мужчину, который когда-либо прикасался своими больными скрюченными руками к твоему милому маленькому телу. Расплата будет божественной, — ответил он.

Да, он определенно подходил на роль идеального парня. Я не знала, что делать, поэтому ничего не делала, все еще пытаясь собраться с мыслями. Потом взяла у него свою кружку трясущимися пальцами, все еще пораженная тем, насколько непринужденно вел себя этот монстр после того, как только что разделал кого-то.

Я смотрела на него, любя его. Весь груз того, что он для меня сделал, обрушился на меня, как поезд, когда я, наконец, пришла в себя настолько, чтобы осознать это. Преподобный Линч был мертв, а девушки, окружавшие его — свободны. Не знаю, кто был удивлен больше, когда я бросилась к Люциану и обняла его за шею. Он все еще был мокрым от крови, но мне было все равно. Все, что меня волновало, — это быть рядом с мужчиной, которого я люблю.

Я не просто любила Люциана Морелли, я обожала его. Обожала его настолько, насколько вообще возможно кого-то обожать. Он был для меня как бог — прекрасный, порочный бог, который убивал ради меня, как благородный мститель.

— Спасибо, — прошептала я, и на этот раз это прозвучало из глубины моего сердца. — Спасибо, что любишь меня, Люциан.

Он отодвинул меня ровно настолько, чтобы посмотреть мне в глаза.

— Знаешь, я сказал ему, что люблю тебя, — прорычал он. — Сказал этому сукиному сыну, что влюблен в тебя, прежде чем окончательно прирезать его.

Эта мысль наполнила меня гордостью. Меня переполняло ликование от того, что Преподобный Линч узнал, что наконец-то кто-то полюбил меня настолько, что заставил его заплатить за свои грехи. Просто позор, что это был один из Морелли, а не Константин.

Люциан провел большим пальцем по