Царь Кровь - Саймон Кларк

– Убежище! – выдохнул я, и голова закружилась от радости. Труба была достаточно большой, чтобы забраться туда на четвереньках. Если банда меня не увидит, я спасен.

Держа винтовку одной рукой, я забрался внутрь. Там было жарко и душно, но если она скроет меня от ищущих глаз этих гадов, это будет место не хуже самого рая.

Прополз я только шагов восемь, как в темноте наткнулся на что-то лицом. Протянул руку.

Черт возьми!

Труба была перекрыта железной решеткой. Может, удастся выдернуть прутья – по ощущению, они были изъедены ржавчиной. Надо отступить, развернуться ногами вперед и попытаться выбить решетку.

Я отодвинулся на пару шагов.

И снова услышал “У-у-у-у!”

Меня схватили за ноги, свирепо дернули назад.

Я вцепился в решетку обеими руками. Так мне не продержаться дольше пары секунд. Я попытался отбиваться ногами но меня держали за лодыжки. Еще секунда – и меня вытащат и разорвут на части. Они сегодня отобедают моим сердцем и печенкой.

Руки начали соскальзывать с решетки. Я завертел головой. В устье трубы виднелись силуэты голов, лезущих в нетерпении до меня добраться.

И тут я увидел еще кое-что. Бетонная труба почернела изнутри.

Этого не может быть. Здесь нечему гореть. Но вдоль трубы тянулись полосы сажи.

Мозг за это зацепился. Что-то здесь горело, что-то горит, что-то горит…

Черт… что есть такого под землей, что горит? Отчего вырывались из земли языки пламени?

Что шипит в плите, когда повернешь ручку?

Я даже не успел это обдумать. Вцепившись левой рукой в решетку, я отпустил правую. Сразу же левое плечо пронзила резкая боль, когда все напряжение легло на него.

Не важно. Если не поможет, меня все равно уже нет.

Одной рукой я поднял винтовку, сунул дуло в решетку.

И спустил курок.

Пуля полетела под полями в трубе, полыхнуло пламя. Я даже видел, как летит пуля яркой искрой, будто в замедленной съемке. Грохот выстрела оглушил.

И тут же все и случилось. Я отпустил руку.

Меня потащило по трубе, ликующие крики каннибалов слились в дикий вой.

Вылетая из трубы, я увидел далекий желтый блик в туннеле.

Меня подбросило в воздух; сила тяги орды была так велика, что мою голову вынесло выше края канавы.

И тут я увидел зрелище ужасное и величественное.

В долю секунды, пока я падал, я успел увидеть, как взлетают крышки люков по всему полю вдоль стока. Сначала взлетела дальняя в ореоле голубого пламени, потом средняя, потом ближняя. Как будто реактивные двигатели поставили на землю гнать перегретый газ и пламя на пятьдесят метров в небо.

Я падал навстречу воде.

Мне запомнилась сцена, как фотография.

Орда сбилась в кучу в канаве. Они скалили зубы, глаза горели жаждой свежего мяса. Лысый стоял возле устья трубы, как в круглой раме.

Они распевали так громко, что не слышали рева горящего газа в люках, и они точно не были готовы к тому, где он прорвется потом.

Сила тяжести бросила меня в воду с оглушительным всплеском.

Я задержал дыхание и вцепился руками в илистое дно потока. Глаза были открыты. В клубах взмученного ила мелькали руки, чтобы схватить меня и вытащить, и мне бы точно пришлось узнать, насколько остры эти мясницкие ножи.

Я постарался уйти поглубже. Господи, милый Господи, еще только миг под водой, чтобы…

В-в-в-ухх!

Вода вспыхнула яркой синевой. Ложе потока встряхнуло.

Потом я оказался в ванне из жидкого золота. Из носа пошли пузыри, я посмотрел вверх. Поверхность всего в нескольких сантиметрах от глаз. А над ней – будто кусок горящего солнца спустился в канаву.

Тут же исчезли нашаривающие меня руки, и приглушенный грохот как от реактивного сопла раздался над головой.

Я ждал, сколько мог выдержать; пока легкие не стали гореть и мышцы живота не свело от кислородного голодания.

Тогда я вынырнул, ловя ртом воздух. В первую секунду я ничего не видел. Только слышался запах, какой бывает, когда упустишь мясо на решетке барбекю и оно сгорает, шипя и брызгаясь жиром. Я проморгался, выплюнул изо рта воду, огляделся.

Из устья трубы валил пар и падали маленькие шарики огня.

Каннибалов не было. Когда я говорю “не было”, я имею в виду, что они не представляли больше опасности. Многие убежали, когда бетонная труба изрыгнула пламя, как чудовищный огнемет. Некоторые не успели.

Рассыпанные вдоль склонов и в самой воде, лежали с десяток или больше обгоревших тел, еще дымящихся. Даже лица их исчезли во взрыве метана. Он вспыхнул от срикошетившей пули, от ее искр. Некоторые были еще живы, они лежали и тряслись, будто от холода.

После того что они сделали с той женщиной, они не заслуживали милосердия. И все же я их стащил с берега и положил лицом в воду, чтобы они захлебнулись.

Не знаю, куда девалась винтовка. И мне было все равно. Рик Кеннеди хотел только одного: убраться из этого разреза ада. Я вылез из канавы и побрел обратно той же дорогой, и вода с одежды шипела, падая на раскаленную землю.

Мои друзья сидели под деревом, пьяно похохатывая над остатками виски. Они посмотрели на меня удивленно. С меня капала вода, ноги до колен почернели от золы. На локтях и коленях кожа слезла начисто, когда меня тащили по наждачной бетонной трубе.

Они глядели, пораскрывав рты, ожидая, что я им расскажу о своих приключениях.

Но во мне не осталось слов. Ни одного. И ни единого чувства. Ужас, отвращение, жалость, ненависть, гнев вытекли из меня как кровь. Я поднял рюкзак, набитый найденными припасами, закинул лямки на плечи и пошел, не слыша ничего, кроме хлюпанья воды в кроссовках и стука собственного усталого сердца.

44

Кэролайн улыбнулась мне, и зеленые глаза ее вспыхнули. Я любил эту улыбку. Она была такой приветливой, такой доверчивой. И я был рад, что могу ее обрадовать, просто сказав “привет” после двух дней отсутствия, когда я обшаривал местность в поисках нескольких банок бобов или не замеченного другими мешка с картошкой.

Кэролайн улыбалась, шептала “пять минут подожди” и исчезала в деревьях за гребнем. А я через пять минут шел за ней с колотящимся сердцем, с расходящимся от паха жаром, представляя себе, как она лежит, обнаженная, на траве или сидит на валуне, касаясь голыми ягодицами шероховатого камня. И ждет меня, знает, как я хочу ее, вожделею – назовите это как хотите, оголодав за два дня разлуки.

Текли недели, и вот так мы жили. Стивен работал день и ночь. Для него это стало делом всей жизни – обеспечить наше выживание. Он организовал склады провианта – обычно это были ямы на пустоши, тщательно замаскированные вереском и отмеченные камнями. Он хотел быть уверен, что если на нас нападут вооруженные банды, у нас будет доступ к запасам консервов. Он лично искал новые места для лагеря на случай, если нас найдут и придется уходить.

Мы посылали небольшие охотничьи группы. Они уходили в большой страшный мир за пределами Фаунтен-Мур и обыскивали каждый оставленный дом, сарай и садовое строение. К тому времени все это было уже тщательно обобрано. Если кто-то находил среди обломков мебели банку томатов или пачку сушеных фиников, он победно возносил ее над головой и вопил. Остальные хлопали его по спине, будто он забил решающий гол в финале кубка.

К этому времени мы делали двухдневные выходы. Но скоро придется сделать их трехдневными, потому что мы уходили все дальше и дальше в поисках еды.

И мы избегали дорог, будто они были заражены страшной проказой. Повсюду стояли блокпосты, и там были люди, готовые с радостью избавить тебя от груза консервов, а может, и от груза существования, если им придет в голову. И каннибализм становился обыденностью. То и дело попадались кострища, где среди пепла бананом желтел череп или два.

И мы крались вдоль изгородей с робостью кроликов в сезон охоты. Иногда даже проползали пару километров на четвереньках. Выработалось шестое чувство – знать, не ждет ли тебя за углом кучка свежеиспеченных дикарей с ножами.

А людей все еще была чертова уйма. То и дело попадались деревни, даже городки, превращенные в крепости. Люди свирепо защищали все, что им удалось собрать; наверное, в хорошо организованных общинах была и живность, и выращивали что-нибудь на футбольных полях и в палисадниках. Иногда из этих самодельных крепостей слышался стук пулемета, когда чужак подходил слишком близко. Бывало, что они горели, когда тысячи голодающих предпочитали риск гибели от пули в лоб перспективе неизбежной смерти от голода – тогда они бросались на приступ. Иногда им везло. Они опрокидывали защитников, брали что хотели и поджигали деревню.

Говард Спаркмен нашел наконец четырехместную “сессну”. Теперь он облетал местность, используя пастбище в долине как аэродром. Он находил точки – отдельные дома или брошенные грузовики, – которые имело смысл осмотреть наземным группам. Или предупреждал нас, чтобы вон в ту деревню не совались, потому что там вокруг стоят лагерем двадцать тысяч беженцев.