Ранчо - Стил Даниэла

– Жаль, тогда я не ведала того, что знаю сейчас, – мягко сказала она Мэри Стюарт. Таня молча ждала. – У меня нет права говорить тебе все. Сейчас просто не верится, какой я была глупой. С тех пор часто об этом думаю. Однажды я села писать тебе письмо – тогда у меня впервые покончил с собой пациент, Я восприняла это как кару свыше за то, что так жестоко обошлась с тобой.

Казалось, это послужило ей напоминанием о том, что случилось с Элли, и как она была несправедлива к Мэри Стюарт. – Ведь в таких вещах некого винить, и мы не смогли бы ей помешать, даже если бы попытались. Поначалу вмешательство, безусловно, помогло бы, но потом она все равно бы это сделала, раз появилась такая склонность. В молодости я была слишком невежественна; думам, кто-то из нас должен был заметить грозные симптомы, и в первую очередь ты, раз была с ней наиболее близка. Я не могла поверить в то, что ты не знаешь, как она глотает таблетки и пьет. Теперь понимаю: это продолжалось не один месяц; наверное, она научилась скрывать свои пороки. Элли могла остановиться, если бы захотела, но вся беда в том, что она не хотела и поступила по собственному желанию и разумению.

От Зоиных слов Мэри Стюарт расплакалась. Ей казалось, что речь идет не об Элли, а о ее Тодде. Зое это, конечно, невдомек. Таня обняла Мэри Стюарт.

– Жалко, что я тогда так и не написала тебе, Стью, – сожалела Зоя, Теперь и у нее глаза были на мокром месте. – Я никогда не могла простить себя за то, что тебе наговорила. Кажется, ты тоже меня не простила. Я не осуждаю.

Ссора положила конец их союзу. Зоя обошлась с ней жестоко, несколько дней не давая ей спуску, и даже на похоронах отказалась сесть рядом. Обвиняя Мэри Стюарт в том, что та не смогла схватить подругу за руку. Мэри Стюарт страшно переживала из-за несправедливых слов, хотя тогда поверила в их обоснованность. Ей потребовались годы, чтобы преодолеть чувство вины из-за неспособности спасти подруге жизнь. Она долго еще ощущала себя убийцей...

А потом История повторилась с Тоддом. Казалось, ужас так никогда и не прекращался. Только теперь стало еще хуже: прокурором выступил муж.

– Прости меня! – произнесла Зоя, подсев к ней. – Я весь вечер хотела сказать тебе эти слова. Даже если мы обе завтра утром уедем – тем более если мы так поступим, – я не смогу успокоиться. Просто обязана сказать тебе, что была тогда не права, показала себя настоящей дурой. Ты правильно делала, что все эти годы меня ненавидела. Прости, если сможешь. – Она говорила все это сквозь слезы. Сейчас ей важнее всего покаяться и примириться с людьми, которых когда-то обидела, а у Зои таких наберется немного.

– Спасибо тебе за эти слова, – проговорила Мэри Стюарт, рыдая и обнимая подругу. – Только я всегда считала, что ты права. Я сама не могла понять, как не раскусила, что она затевает? Как я могла быть такой слепой? – Те же вопросы она задавала себе, лишившись сына. В некотором смысле гибель Тодда очень напоминала гибель Элли – как возврат старого кошмара, только проснуться нет никакой возможности. Кошмар длится без конца...

– Она струсила и захотела умереть, – просто заявила Зоя.

Двадцать лет практики многому ее научили. – Ты не смогла бы помешать.

– Хотелось бы мне в это поверить! – грустно отозвалась Мэри Стюарт. Она уже не знала, о ком они толкуют – о подруге или сыне.

– Уж я-то знаю! – Зоя так же твердо стояла на своей новой позиции, как когда-то на противоположной. – Ведь Элли не хотела, чтобы ты узнала, чем она занимается. В противном случае ты бы еще сумела ее остановить. А так все было бы бесполезно.

– Жаль, что я даже не попыталась. – Мэри Стюарт смотрела на свои руки, безжизненно лежащие на коленях. Две женщины не сводили с нее глаз. Тане стало тревожно. – Жаль, что в обоих случаях я ничего не знала. – Она подняла глаза, и подруги прочли в них муку.

– В обоих?.. – переспросила Зоя, не понимая, о чем речь.

Мэри Стюарт не торопилась отвечать. Затем она подняла голову – и Зоя поняла, что готова умереть за обеих подруг. Только сейчас она осознала, что пережила Мэри Стюарт! Сколько бы лет ни минуло со дня смерти Элли, она переживала ее снова и снова, с каждым разом все мучительнее, Зоя догадалась, что имела в виду подруга, когда говорила об обоих.

– Боже! – Она обняла ее и зарыдала с ней вместе. – Боже, Стью, какой ужас!

– Хуже! – всхлипнула Мэри Стюарт. – Это было невозможно вынести. Билл говорил то же самое и еще почище. – Казалось, от рыданий у нее вот-вот разорвется сердце. Но сама Мэри Стюарт знала, что этого уже не произойдет: от ее сердца уже давно остались одни осколки. – Билл по-прежнему считает меня виноватой. Он меня ненавидит! Сейчас он в Лондоне, без меня, потому что не может меня видеть, и я его не осуждаю. Он считает меня убийцей его сына; самое меньшее, что я, по его мнению, совершила, – это позволила сыну умереть. Помнишь, ты считала то же самое насчет Элли...

– Я была тупицей, – ответила на это Зоя, продолжая обнимать Мэри Стюарт. Какое же слабое утешение – ее слова! – Мне было всего-то двадцать два года. Что ожидать от желторотой кретинки? А вот Биллу должно быть стыдно.

– Он убежден, что я могла остановить Тодда.

– Значит, кто-то должен открыть ему глаза, что такое самоубийство. Учти, Стью: если он этого захотел, его не оттащил бы от пропасти целый табун диких лошадей и ты бы не увидела никаких предупредительных сигналов.

– Я их и не видела, потому что он их не подавал. – Мэри Стюарт высморкалась в платок, протянутый Таней.

Зоя откинулась, не убирая руки с ее плеча.

– Тебе не за что себя винить. Остается смириться со случившимся. Как это ни ужасно, ты уже ничего не изменишь. Ведь даже тогда ты не имела власти над событиями. Теперь у тебя одна возможность – продолжать жить, иначе погубишь себя и всех своих близких.

– Это и происходит. – Мэри Стюарт снова высморкалась и улыбнулась сквозь слезы обеим подругам. – От нашего брака не осталось ничего. Абсолютно ничего!

– Если дело в том, что он тебя обвиняет, еще не все потеряно. Кто-то должен его вразумить.

– Пусть этим занимается мой адвокат. – Мэри Стюарт грустно улыбнулась, подруги ответили ей улыбками. Она уже начала приходить в себя. Зоя держала ее за одну руку, Таня за другую. – Я почти окончательно решила поставить на этом точку. Когда он приедет из Лондона, то услышит, что все кончено.

– Что ему там понадобилось? – полюбопытствовала Зоя. Семья подруги как будто жила в Америке, а не в Англии.

– Занят на крупном судебном процессе. Это работа на два-три месяца, но он не позволил мне его сопровождать.

Зоя приподняла одну бровь. На ее лице появилось давнее циничное выражение, так памятное подругам. За прошедшие десятилетия она здорово смягчилась, но такой характер трудно переделать.

– У него, случайно, никто не завелся?

– Вряд ли. Со времени смерти Тодда мы с ним ни разу не были близки. Он вообще перестал до меня дотрагиваться. Это как безмолвное наказание. Наверное, я вызываю у него такое отвращение, что прикоснуться ко мне превыше его сил. Но в появление другой женщины я не верю. Это было бы слишком просто.

– Что-то я сомневаюсь!.. – бросила Зоя. Сейчас и в тоне ее цинизма было больше, чем сочувствия.

– Некоторые люди после подобных травм превращаются в лед, – молвила Таня. – Типичная реакция. Я уже о таком слыхала. Но сохранению брака это, конечно, не помогает.

– Вот именно! – Мэри Стюарт попыталась улыбнуться, – я уже знаю, как поступить. Он все равно не сможет простить, так что с этим лучше покончить. Жить с ним – все равно что ежеминутно вспоминать о своем прегрешении. Я так больше не могу.

– И не надо, – поддержала ее Зоя. – Пускай посмотрит правде в глаза, в противном случае ты будешь вынуждена от него уйти. По-моему, ты на правильном пути. Но как к этому отнесется твоя дочь?

– Боюсь, она сочтет меня виновницей развода, – ответила Мэри Стюарт со вздохом. – Вряд ли поймет, как меня замучил отец. С ее точки зрения, он просто очень занят. Сначала я тоже так считала. Но со временем он перестал скрывать подлинное отношение. Я больше этого не вынесу, даже ради Алисы или его самого. Я ему больше не жена. Мы не разговариваем, никуда не ходим, он от меня шарахается. Видели бы вы, как он на меня смотрит! Я бы предпочла побои.