Черепаший вальс - Катрин Панколь

А бывало и так, что, собрав свои щипчики, пилки и пинцеты, масла и лаки, она остановится на пороге и скажет: «Вряд ли я еще вернусь, душа у вас уж больно гнусная, воняет серой и гнилью, туда и навозный жук не проберется». Расслабленный, ублаженный клиент возражал с кушетки, что он чист и невинен, как ребенок. «И не спорьте, — отвечала мадам Сюзанна. — Вот раскаетесь, исправитесь, тогда я, может, загляну, помну ваши пятки».

Мадам Сюзанна со своим чемоданчиком и острым личиком вещуньи появлялась у них раз в месяц. Иногда Марсель, совершив какой-нибудь подвох или финансовую махинацию, пытался не подпустить ясновидящую к своей стопе: больше всего он боялся утратить ее уважение. Тогда мадам Сюзанна говорила, что в безжалостном мире бизнеса иногда приходится бороться с конкурентами их же методами, и если не обижать тех, кто слабее тебя, то плутовство простится.

— Меня как выпотрошили, — продолжала Жозиана. — Я как будто не в себе, как будто раздвоилась. Ты видишь меня, но это не я.

Марсель Гробз недоверчиво слушал. Никогда Конфетка не говорила ничего подобного.

— Может быть, у тебя депрессия?

— Все может быть. Только этой хвори у меня сроду не было. В наших краях она не водилась.

Он задумался. Положил руку на лоб Жозианы и покачал головой. Температуры не было.

— Может, у тебя легкая анемия? Ты сдавала анализы?

Жозиана сморщила нос.

— Ну тогда начнем с них…

Жозиана улыбнулась. Ее славный толстяк волновался. У него была такая озабоченная физиономия, что становилось ясно — она для него свет в окошке. Достаточно на него посмотреть.

— Скажи, Марсель, ты меня по-прежнему любишь, как Пресвятую Деву в постели?

— И ты сомневаешься, Конфетка? До сих пор сомневаешься?

— Нет. Но мне так нравится, когда ты это говоришь… Любовь питается повторениями!

— Так вот слушай, Конфетка, что я тебе скажу: ни дня не проходит, слышишь? — ни единого дня не проходит без того, чтобы я не возблагодарил небо за такое невероятное счастье — за тебя.

Они сидели на кровати, тесно прижавшись друг к другу. Думали о странной болезни, поразившей Жозиану, о непонятной тоске, которая обволокла ее, лишила аппетита, жизненных сил, желаний — всего того, что с детства било в ней фонтаном и не давало пропасть.

Обед удался на славу. Марсель Младший важно восседал во главе стола в детском стульчике, — ни дать ни взять король на троне. В руке он держал бутылочку с соской и стучал ею по подлокотникам, дабы изъявить свою высочайшую волю. Он любил, чтобы стол был накрыт по всем правилам, чтобы приборы лежали на своих местах, и если кто-то из гостей нарушал порядок, он долбил по стулу бутылочкой до тех пор, пока виновный не исправлял ошибку. Сосредоточенно насупив брови, он явно пытался следить за ходом беседы. И тужился от напряжения.

— По-моему, он какает, — шепнула Зоэ Гортензии.

Марсель положил в каждую тарелку подарок. Детям — по купюре в двести евро. Гортензия, Гэри и Зоэ разинули рты, достав из конвертов по большой желтой банкноте, сложенной пополам. Зоэ чуть не спросила: «А они настоящие?» Гортензия сглотнула и встала из-за стола, поцеловать Марселя и Жозиану. Гэри смущенно посмотрел на мать: не стоит ли отказаться? Ширли покачала головой — молчи, а то Марсель рассердится.

Филипп получил в подарок бутылку «Шато Шеваль Блан», премьер Гран крю класса А, Сент-Эмильон, 1947 год. Бережно поворачивая бутылку, он разглядывал ее, а Марсель рассказывал, как описывал вино владелец винного погреба: «Насыщенный рубиновый цвет, тонкий, изысканный, бархатный вкус. Виноград из терруара с гравийно-песчаной почвой, гравий днем накапливает тепло, а ночью отдает его ягодам». Филипп, улыбаясь, склонился в легком поклоне и пообещал, что они разопьют это вино вместе, на десятилетие Младшего.

Марсель Младший звучно рыгнул в знак согласия.

В тарелки Жозефины и Ширли Марсель положил по браслету белого золота, украшенному тридцатью гранеными алмазами, а в тарелку Жозианы — клипсы из крупных серых таитянских жемчужин с бриллиантами. Ширли начала спорить, она не могла принять такой дорогой подарок. Ни в коем случае. Марсель заявил, что уйдет из-за стола, если она откажется. Что для него это будет оскорбление. Она настаивала — он не уступал, она упрямилась — он упорствовал, она отнекивалась — он стоял на своем.

— Обожаю изображать Деда Мороза, у меня полный мешок подарков, надо же его время от времени вытряхивать!

Жозиана задумчиво гладила сережки.

— Ну, это слишком, дружок! Я буду похожа на новогоднюю елку!

Жозефина прошептала:

— Марсель, ты с ума сошел.

— Сошел с ума от счастья, Жози. Ты не представляешь, как я рад, что вы пришли, какой это для меня подарок. Я и не мечтал… Ты гляди-ка, малышка Жози, да я никак сейчас разревусь!

Голос его дрожал, глаза увлажнились, он моргал и морщил нос, не в силах справиться с переполнявшими его чувствами. У Жозефины тоже перехватило дыхание, а Жозиана украдкой всхлипнула.

И тут неожиданно выступил Младший. Он мигом разогнал тоску, изо всех сил стукнув бутылочкой по стулу, что явно означало: хватит нюни распускать, мне скучно, я требую действия!

Все удивленно обернулись к нему. Он широко улыбнулся и вытянул шею, словно предлагая поговорить.

— Кажется, он хочет что-то сказать, — удивился Гэри.

— Смотри, как шею тянет! — отозвалась Гортензия, отметив про себя, что малыш от этого выглядит сущим уродом: шея длинная, тощая, рот разинут, глаза вытаращены…

— С ним все время надо разговаривать, иначе он скучает… — вздохнула Жозиана.

— Это, наверное, выматывает, — произнесла Ширли.

— К тому же ему не расскажешь какую-нибудь ерунду, он начинает злиться! Его надо насмешить, удивить или научить чему-нибудь новому.

— Вы уверены? — спросил Гэри. — Он слишком маленький, чтобы вас понимать.

— Я тоже себе это каждый раз говорю и каждый раз удивляюсь!

— Представляю, как вы устали, — посочувствовала Жозефина.

— Погодите! — сказал Гэри. — Я сейчас скажу ему что-нибудь такое, чего он точно не поймет.

— Давай-давай, — подзадорил его Марсель, уверенный во врожденной мудрости своего отпрыска.

Гэри задумался, вспоминая что-нибудь умное — испытать сорванца. «До чего же у него забавная мордашка!» — не удержался он от мысли. Малыш не спускал с него глаз и взволнованно покрикивал от нетерпения.

— Придумал! — ликующе воскликнул Гэри. — Этого уж ты, старичок, точно не поймешь, сколько ни пытайся!

Младший поднял подбородок, как гладиатор, принимающий вызов, и выставил перед собой бутылочку, будто щит.