Зона испытаний - Александр Бахвалов

– Жабры надо выбрасывать! – кричал он. – Говорю тебе, на них всякая дрянь оседает!

Валерия сидела в настороженно-застывшей позе. Изредка она поворачивалась на голос Витюльки и видела руки Долотова, распутывавшего лесу. Они казались Валерии не по-человечески цепкими и злыми.

– Погодите малость, – продолжал бакенщик. – Мы вот рыбалку как следоваить наладим, плохо-бедно, а тебе на прокорм добудем. Гляди, и ты в тело войдешь

– У вас есть попить? – спросила Валерия, поднимаясь.

– Как не быть? Эвон в пристройке. Ведро там, мелированное.

Войдя в пристройку позади дома, она едва успела поднять кружку с водой, как почувствовала, что кто-то встал в дверях, за ее спиной.

«Он!..» – туг же подумала Валерия и, обернувшись, увидела Долотова. Рука ее, державшая кружку, ослабла и опустилась. Не в силах, произнести ни слова, она заворожено уставилась на него, не видя лица: освещенный со спины, он казался тенью.

– Вы тоже… попить, да? – с трудом выговорила она.

В каком-то раздумье оглядев небольшое помещение, заваленное сеном, бухтами толстой проволоки, веслами, Долотов шагнул внутрь и закрыл дверь. Стало темно, хотя сквозь многие щелк ярко прорезывался свет.

– Вы что? – шепотом вскрикнула она, задыхаясь от страха, жары, запаха сева.

– В прошлый раз вы не захотели слушать меня… Почему? Я вам неприятен?

– Вы?.. Н-нет!… Откуда вы взяли? – бормотала она, не решаясь отвести взгляда от его блестящих, пугающих решимостью глаз.

– Все это время я думал о вас. Мне нужно сказать… Наверное моя идея никуда не годится, но… Она появилась с, тех пор, как я увидел вас – и тут ничего не поделаешь. Глупо признаваться в любви человеку, которого видел два раза в жизни. И все-таки мне нужно знать.

– Что знать?

– У, вас есть кто-нибудь?

– Нет… Только Витя.

– Вы его любите?

– Я? Он… Он хороший.

– Тогда послушайте… – Он протянул руку.

– Не надо!

– Что не надо?

– Ничего не надо!

Ни слова не сказав больше, Долотов повернулся и вышел. В пристройку хлынул свет. За распахнутой дверью ослепительно сиял день. Плечи Валерии опали, дыхание далось торопливым, а колени мелко дрожали, словно она спаслась бегством. Выбравшись на воздух, она подошла к ограде и, едва владея руками, принялась обдирать кору на жердях.

С берега доносился смех Извольского. «Зачем он привез меня сюда? Зачем я поехала?» Над рекой пронесся долгий песенный зов. На том берегу стояла женщина, выделяясь на фоне плотной зелени деревьев ярким палевым пятном.

– Кличат никак? – встрепенулся бакенщик. – Ай почудилось?

– Аким!.. – неожиданно ясно послышалось из-за реки. И совсем отчетливо: – Старый черт…

– Есть! – Бакенщик отложил работу. – Должно, Степанида. Я е вчерась перевозил, к тетке в Выселки наведывалась… Счас! – сердито бросил он в сторону реки и двинулся к лодкам, заносчиво приподнимаясь на негнущейся ноге.

Он долго, по-стариковски копотливо возился с веслами, а когда начал грести, лодку уже отнесло течением. Пересекал реку он медленно, едва приметно для глаз, не верилось даже, что ему удастся перебраться на тот берег.

Из-за дальнего поворота реки показался пароход. Медленно надвигался топающий и плещущий звук гребных колес.

Не зная, что делать, чем занять себя, Валерия долго смотрела на него, стараясь прочитать название, и наконец это удалось ей. «Чернышевский» – дугой было написано над колесами. На палубе, позади надстроек, женщина в белой косынке развешивала белье, истово встряхивая каждую тряпицу. Рядом прыгала на одной ножке девочка лет восьми.

Пароход уже миновал домик и его водопадный шум стал затихать, когда вернулся бакенщик. Послышался заглушаемый водой булькающий лязг причальной цепи. Первой от берега поднялась молодая женщина. Она с интересом взглянула на Валерию, приветливо поздоровалась с Долотовым и встала у крыльца домика, чтобы снять туфлю и вытряхнуть из нее песок. Затем принялась убирать волосы.

– В Выселках была? – насмешливо спросил у нее пришедший со стороны деревни крупный небритый мужчина в рубахе навыпуск и руками в карманах.

Ну, была, – держа в зубах заколку, а потому невнятно ответила женщина. А когда уложила волосы в узел и, опустив подбородок, воткнула заколку на место, прибавила: – Еще чего скажешь?

На лице ее обозначилось презрительное равнодушие.

Мужчина направился к лодкам, а женщина, еще раз взглянув на Валерию, вышла на тропинку и легкой походкой зашагала в сторону деревни.

О чем-то коротко переговорив с мужчиной, отплывшим вскоре вниз по реке, к домику поднялся бакенщик.

– Приехал, – пренебрежительно сказал он, принимаясь за прерванную работу. – Муж ейный. То есть, вернее сказать, они разведенные. Развели, пока отсиживал. Пять лет влупили. О как нынче!.. А не зверствуй, рукам воли не давай.

Разметан золу костра, с реки потянул ветерок.

– Ну что, молодежь, двинули? – сказал Козлевнч и поглядел на Валерию.

Они сразу понравились друг другу. На пути к дому Козлевнч совсем не обращал внимания на друзей, говорил только с ней.

– Познакомились с Акимом? Это человек. Всех мер!.. Я с ним каждое лето рыбачу. Профессор! А глянешь – так себе, верно? Ни лицом, ни статью. Да еще хромой. А жена – красавица, вроде вас! Так уж повелось в деревнях: у хорошего работника и жена что надо. Не зря говорится: возле умного мужика и глупая жена – умница, а у дурака и умная – дура. Уважает его. Все «бычком» зовет. Фамилия у него – Бычков…

В резиновых сапогах и старых брюках, заросший щетиной, Козлевнч своей говорливостью и простецким видом, сам того не подозревая, смягчал ту натянутость, которая образовалась между его спутниками:. Шагая рядом с Валерией; он добродушно корил ее за неумение пользоваться своей красотой, иначе «эти двое несли бы ее на руках», рассказывал о своих детишках, четверо из которых отправились в город на утренний спектакль.

Валерия слушала с интересом. Тот страх, который она пережила полчаса назад, сменился легким возбуждением, потребностью двигаться, телесной ловкостью. Упруго шагая рядом с Козлевичем, она то и дело оборачивалась, всякий раз порывом, лихо встряхивая волосами, и с кокетливым недоумением глядела то на Долотова, то на Извольского, как бы говоря: «Не надо ссориться из-за меня!» Но втайне была довольна насупистым лицом Витюльки.

А тот попросту не понимал, зачем они идут к Козлевичу и на кой черт нужна им эта уха…

«Пора выбираться из этой глупости, – думал, в свою очередь, Долотов, безуспешно стараясь не замечать Валерию, не слышать ее голоса, не видеть ее живости, ее короткого сарафана. – Хоть бы Извольский догадался увезти ее с глаз долой!»