Под стягом Москвы. Войны и рати Ивана III и Василия III - Владимир Волков

Сложность изучения времени и обстоятельств появления в составе русского войска пищальников связана не только с поразительно малым количеством источников, в которых упоминаются воины, вооруженные ручным огнестрельным оружием, но и с тем, что в документах того времени термином «пищальники» зачастую обозначались и артиллеристы – пушкари и затинщики.

Пищальники набирались преимущественно из городского населения. В отличие от «посохи», они выставлялись на службу не с сохи, а с посадского двора. Население обязано было снабжать стрелков оружием, боевыми запасами, одеждой и продовольствием. Существовали и «казенные» пищальники, получавшие огнестрельное оружие от правительства. Вряд ли им доставалось денежное или продовольственное содержание из казны, хотя Павел Иовий (правильнее – Паоло Джовио, он же Павел Новокомский) записал в свое время, что Василий III «учредил отряд конных стрельцов», однако никаких других свидетельств существования такого подразделения не обнаружено. Между тем этот фрагмент «Книги о московитском посольстве» Иовия содержит много погрешностей в описании русского войска. Так, по его ошибочному мнению, русские продолжали использовать в то время щиты, лишь немногие из них имели сабли, сражаясь обычно копьями, булавами и стрелами[329].

Включавшиеся в состав походного войска пищальники, как и другие отряды даточных людей, предназначались для непосредственного участия в военных действиях, заметно отличаясь от «посохи», выполнявшей по преимуществу инженерные работы и лишь изредка вводившейся в сражение или посылавшейся на штурм. В боевых действиях пищальники участвовали в конном и пешем строю, в последнем случае их доставляли на войну на телегах или судах.

Появление отрядов пищальников позволило правительству впервые широко применить на поле боя ручное огнестрельное оружие, усилив конницу, преимущественно вооруженную луками со стрелами и сулицами (дротиками). Главным недостатком ополченской организации службы пищальников был ее временный характер, необходимость подниматься в поход со своим оружием и за свой счет. Ситуация изменилась лишь с образованием в царствование Ивана Грозного стрелецкого войска.

Первые сведения о комплектовании русского войска наемниками относятся к 1513 году, когда, готовясь продолжить борьбу за Смоленск, Василий III при помощи Михаила Глинского завербовал в Европе отряд пехотинцев. Их нанял в Силезии и Чехии по просьбе Глинского саксонец Христофор Шляйниц. Тогда же на Русь были приглашены и итальянские артиллеристы[330].

После крымского нашествия 1521 года на окском «Берегу» нес охранную службу отряд наемников, насчитывавший 1500 человек («литовцев и всякого сброда»). Но неизвестно, были ли они пехотинцами, нанятыми в 1513 году Шляйницем, или другими солдатами. Этот же отряд, по-видимому, участвовал и в походе 1524 года на Казань[331].

В случае надобности к ратной службе привлекалось тяглое городское и сельское население, зачастую – вполне добровольно. В летописях сохранилось упоминание о примечательном случае, произошедшем в 1517 году на южном порубежье. В тот год 20-тысячное крымское войско Токузак-мурзы перешло русскую границу и «около Тулы и Беспуты начаша въевати». Воеводы великого князя выслали вперед небольшие отряды «людей» под командой детей боярских – Ивана Тутыхина и князей Волконских. В мелких стычках эти отряды уничтожили много татар. Узнав о приближении воевод с основными силами, Токузак-мурза повернул обратно, но путь к отступлению был закрыт. Летописец сообщает, что «наперед их зайдоша по лесом пешие многие люди украйные да им дороги засекоша и многых татар побиша». Судя по рассказу летописца, упомянутые «пешие люди украйные» были местными жителями, выступившими против врага по собственной инициативе. Ожесточенные бои с татарами шли «на Глутне (река, приток Упы – В. В.) на лесу и по селом, и по крепостем, и на бродех». Вскоре на помощь тулянам подоспели великокняжеские войска и вместе с «украйными людьми» довершили разгром противника: «а передние люди от воевод приспевше конные начаша татар топтати, а пешие люди украйные по лесом их бити, и Божиим поможением татар многых побиша, а иные многие татарове по рекам истопоша, а иных живых поимаша». Из устроенной порубежными людьми ловушки в засечных лесах смогли вырваться и вернуться в Крым около 5 тыс. воинов[332].

Отдельно следует рассмотреть действия казаков, которые в рассматриваемый период еще не вошли в состав вооруженных сил страны, но использовались русскими государями в своих целях – как сила, способная сдерживать или затруднять действия врагов на южном порубежье. Только с середины XV века при описании боевых действий русских войск начинают упоминаться служилые казаки, составлявшие отряды пограничной стражи, преимущественно из местного населения.

В XV – начале XVI веков на Руси казаками именовали всех вольных людей; ряды казачества пополняли русские беглые крестьяне и холопы, селившиеся на дальних «украйнах», зачастую за пределами земель, подвластных московским государям. Предшественниками самых известных из них – донских казаков – некоторые исследователи склонны считать упоминавшихся в летописях «бродников» Приазовья, иногда принимавших участие в междоусобных войнах и походах русских князей, подчас вместе с половцами и монголами. Однако подтвердить гипотезу убедительными доказательствами ее сторонники так и не смогли[333]. Подобно болгарам и половцам, большей части черных клобуков, «бродники» были ассимилированы народами, пришедшими в XIII веке с монголами в приазовские и причерноморские степи, войдя в состав татарской народности.

Слово «казак» тюркского происхождения и означает «вольный человек», «удалец». Несомненно, первыми казаками были выходцы из степных орд, объединявшиеся в отряды, подчинявшиеся собственным вожакам, которые выдвинулись за счет своих военных талантов и храбрости. Во время больших походов ордынских ханов казаки присоединялись к их армиям, в мирное время промышляли разбоем и угоном скота. Постепенно в ряды казаков начали вливаться русские удальцы, так называемые «заполяне», уходившие на степные («запольные») реки «в молодечество». Они перенимали образ жизни «ордынских» казаков, их хозяйственные занятия, а главное – способы ведения степной войны[334]. Следы совместной жизни сохранялись достаточно долго. Еще Сергей Михайлович Соловьев приводил в подтверждение этого интересный пример – в XVI веке одним из главных донских атаманов был Сары-Азман, а предводителем азовских казаков – Семен Ложник, преследовавший русского посланника Новосильцева[335]. Контакты рязанцев со степными разбойниками вызывали опасение у московского великого князя. Об этом свидетельствует интересный документ – послание Ивана III вдовствующей рязанской княгине Аграфене Васильевне, датированное 1502 годом. Обращаясь к ней, московский государь требовал принять самые решительные меры против донских казаков и тех русских людей, кто «пойдет самодурью на Дон в молодечество»[336]. Рязанская земля, находившаяся на границе Руси и «Поля», стала колыбелью русского казачества. Первое упоминание о рязанских казаках относится ко времени битвы на речке Листани в 1443 году. Пришедшие тогда в Рязанскую землю отряды татарского «царевича» Мустафы были атакованы не только войском московских воевод Василия Ивановича Оболенского и Андрея Федоровича Голтяева, но и мордовскими лыжниками и казаками, пришедшими «на ртах (лыжах. – В. В.) с сулицами и с рогатинами, и с саблями»[337]. Совместными усилиями противник был разбит. Исключительно важная роль, сыгранная жителями рязанского порубежья в формировании казачества, подтверждается и другими дошедшими до нас документами. В 1501 году прибывший из Кафы посол Алакозь просил у Ивана III нанять «казаков рязанских десять человек, которые бы на Дону [дороги] знали». Великий князь с пониманием отнесся к просьбе посла и обратился с соответствующим распоряжением к княгине Аграфене Васильевне. И в данном случае Иван III не преминул подтвердить «заповедь» русским людям уходить «в молодечество» на Дон. Семьи ослушников подлежали казни или продаже в холопство[338].

В те же годы казачество зарождалось и на русских землях, входивших в состав Великого княжества Литовского. Уходя от тяжелого панского гнета, многие жители Приднепровского края бежали «за пороги», на впадающие в Днепр и Южный Буг степные реки. Первые достоверные известия о поселениях казаков в низовьях Днепра относятся к 1489 (в Подолии) и 1492 (на Киевщине) годам[339]. Центром возникшего в нижнем течении Днепра казачьего района стал о. Томаковка (Буцкий остров), затем, во времена Д. И. Вишневецкого – о. Хортица, с сохранением Сечи на Томаковке. После уничтожения татарами в 1593 году Томаковской Сечи (во время похода запорожцев на Киев), казаки перенесли свое главное поселение на о. Базавлук. Как и в Рязанском княжестве, многие днепровские казаки поступали на службу к литовским вельможам, таким как Евстафий Дашкевич, староста Черкасский и Каневский.