Команда кошмара - Харитон Байконурович Мамбурин

— И что⁈ Нормальные люди черные дыры у Омска не открывают! Они их вообще нигде не открывают! И вообще, слушай сюда…

Вслушиваться в ворчание подвыпившей феечки, привольно раскинувшейся на пашкиных коленях, я не собирался. Была идея получше — нажраться, чем я и занимался в меру сил и приличий, а не так, чтобы окружающие подумали, что мне настолько жалко запасов порошка, что планирую их заглотить один. Впрочем, так и так бы не вышло, потому что вторгнувшаяся в номер, где происходило веселье, Юлька, решила, что ей тоже не помешает расслабиться.

…а затем ввинтилась в меня, заставляя окружающих уронить челюсти.

— А… — хрипло пробормотал так и не закусивший башкир, — Так вот почему она на тебя клюнула. Мы всё гадали…

— Вы ничего не видели, — заявил я, опрокидывая в себя полный стакан. Плану надо следовать, несмотря на всяких там нахлебниц.

В итоге все нажрались если не до свинячьего визга, то до потери осторожности точно. Первыми ушли сестры Умаровы, в обнимку и по полу, аккуратно левитируя над собой вырубившегося Салиновского. Вру, не аккуратно, совсем не аккуратно, ржали мы как помешанные, голосом советуя пьяным сестрам как и куда идти, попутно вопя «вира, помалу!» и «майна! Майна, я сказал!». Следующей жертвой алкоголя пала Акрида, причем в обнимку с Конюховым и после того, как они половину вечера клялись друг другу в дружбе, понимании и уважении. Отдельный стакан я выпил за то, чтобы прекратить пытаться понять взаимоотношения между почти-насильником и почти-изнасилованной. Эта парочка меня постоянно вгоняла в ступор.

Дальше марафон пошёл спокойнее, потому что остались либо самые пьянчуги, либо самые крепкие, то есть я, Рамазанов и Довлатова. Веселившаяся весь вечер панкушка, добравшаяся, наконец, до выпивки, внезапно разнюнилась и сообщила нам, что не знает, как жить эту жизнь. Вместе с трезвостью, хорошим питанием и физическими нагрузками ей в голову стало лезть слишком много мыслей, которые смущали её своей неочевидностью. Пришлось дать ей на удивление вредный совет, сказав попросту не париться, так как утром, по трезвяку, она снова станет сама собой и поделать с этим ничего будет нельзя. Треска сидела, обиженно надув губы и хлопая глупыми глазами, пока вся глубина моей мысли не осела на гладкой коре её головного мозга. А потом, успокоившись, тоже вырубилась. Мол, утро вечера мудренее.

— Я же говорил, что ты мудак, — с глубоким удовлетворением заявил башкир, — И Юля — тоже стерва редкостная, чего уж тут.

— С волками жить — по волчьи выть, — заявила высунувшаяся у меня из груди народная певица, смешно морща нос, — Вы бы сами, А-а-азамат Бикметович, тоже бы… это самое. Если б вас это… копать заставили. Месяцами. Лопатой прям. Говно… всякое.

Да, Юлька нализалась тоже. Она копировала моё состояние, позволяя ему воздействовать на её собственное сознание, от чего натурально умудрилась забухать. Причем, что меня натурально тревожило (то есть, будет тревожить. Потом), ей сам процесс понравился.

— Ага, вижу я как вы копаете, уважаемая Юлия Игоревна, — ехидствовал пьяный снайпер, — Прямо измучились вся.

— Ты даже не представляешь, о чем говоришь, — внезапно быканула полупрозрачная девушка, вылезая из меня по пояс (это очень странное ощущение, честно), — Т-ты хоть п-понимаешь, что я-я… годами занималась… баловством? На п-п-потеху п-п-ублике⁈ Д-дурью маялась⁈

— Так ты ж вечная, девочка! — башкир явно нарывался и испытывал какой-то неправильный кайф от этого, — Что ты там потеряла-то? Пару лет?

— Х*елет! — тут же ругнулась Палатенцо, — А что приобрела⁈

— Ну это ты как капиталист заговорила… — тут же осклабился, выпивая, Слон, — Прямо как махровый!

— Дядя Азамат, сходите на хер с такими провокациями, — с достоинством вступился я за честь невесты, — Мелким шагом и не оглядываясь. Посидите там и подумайте над вашим поведением. Моральное удовлетворение, если вы не знали, призракам не полагается. Не полагалось, раньше. На них все смотрели как на мебель. А теперь, когда они стали чувствующими, желающими и способными выбирать собственный путь — их называют чуть ли не предателями.

— Точно, — желчно улыбнувшись, башкир засадил еще полстакана, — Поэтому наша краса-девица теперь мстит за такое всей стране своими новыми песнями, да?

— Это не месть, ты, алкоголик, — показала язык Юлька, — Это сигнал!

Сигнал всем, что она и подобные ей готовы играть по правилам. Понимают их важность и даже необходимость. Готовы сотрудничать. Но… в меру. К примеру, такая идея, витающая в Кремле, как запустить призраков в космос, создав им минимальные условиях для работы на сверхэкономичной станции (или колонии) — уже не встретит понимания. Сейчас, пока все советские призраки под крылышком у Окалины-старшей, имеющей на данный момент максимум влияния в Стакомске, такой прозрачный, мягкий и очень внушающий намек как раз уместен.

Но Слону мы об этом, конечно, не сказали. Он и не пытался узнать, как дела обстоят на самом деле. Мужик, лишенный мести и свободы, подозревающий, что первого ему не видать, как своих ушей, просто был слегка желчным и доставучим. И несчастным, конечно.

Так что, в итоге, выслушав наше бессвязное бухтение по поводу того, что «подавать сигналы — важно!», этот взрослый и поживший человек, улыбаясь снисходительно и с превосходством, пошёл к себе неровной походкой, сделав, конечно же, свои взрослые и снисходительные выводы. А мы пошли гулять. С Юлькой. Пьяные. Убрались в номере, открыли настежь окна, чтобы все проветрилось от табачного дыма, да попёрлись разгуливать вокруг омской гостиницы. Тут неплохие такие дорожки в парковой зоне. Ну а кто нам чё скажет, половина третьего ночи?

Я неторопливо шёл и курил, а Юлька дурачилась, то вылетая из меня, то влетая назад. Её сильно забавляли изменения в собственном состоянии. Оказавшись на свежем воздухе, призрак быстро и безболезненно трезвела, приходя в свое стабильное состояние, а затем её снова нахлобучивало, когда она залетала внутрь меня. На моё несерьезное бурчание, что это вообще противоестественно и жутко, пьяная женщина лишь громко и неприлично ржала, делая грязные намеки или еще более пошлые предложения. Удивительно, на что способны призраки, дорвавшиеся до эмоций и физического контакта.

— Нет, мы не будем этого делать над Омском, — бурчал я, стараясь наступать на асфальт дорожки, а не мять своими кедами траву, — Во-первых, это неприлично. Во-вторых самолёты. В-третьих, я не испытываю ничего особого в туманной форме.

— Девчонки говорили, что ты её еще как используешь! — обвинила меня девичья голова, высунувшаяся из моей ширинки.

Это было щекотно.

— Использую тогда, когда уже и в теле особо-то ничего не чувствую… Эй, хватит меня шатать!

— Нет, шатайся!

— Да не хочу я…

— П-аааадай, я сказала!

— Фиг тебе! — упорствовал я, балансируя на одной ноге под непрекращающимися «атаками» Палатенца. Это было весело, это было забавно и… я, пьяный и довольный тем, что мозг разгружен от всего этого музыкально-сверхсекретного дерьма, на секунду утратил бдительность.

Да, просто-напросто забыл о том, кто я, кто она и что это вообще за мир.

— А ну отошли друг от друга! — полный злости мужской крик разорвал ночную темноту, — Отошли я сказал!!

Не успело отзвучать эхо, как Юля, вполне натурально взвизгнув, «нырнула» в меня, прячась. Просто прикрытие для того, чтобы холодным и собранным голосом произнести мне на внутреннее ухо следующее:

— «Наконец-то. Витя, соберись. Этого человека нужно нейтрализовать».

— «Кто он?», — прошептал я одними губами, глядя на приближающуюся слегка пошатывающуюся фигуру коренастого и низкого парня с лицом, искаженным от злости. Он снова заорал, требуя, чтобы Юлька немедленно вылетела из меня.

— «Поклонник, псих, криптид, хвастался, что у него пять способностей», — коротко и ёмко высказала моя невеста, — «Опасен. Я знала о нём лишь то, что он живет в Омске. Будь предельно внимателен, Витя. И не убивай его! Он еще ничего не сделал!»

— «Да какого…», — у меня появилось много вопросов, причем, большая часть из них была сплошным матом, только времени их задать не было.

— Я! Сказал! Отойти!! — взвыл коротышка, подпрыгивая в воздух метра на три, зависая там и запуская в меня пару сформировавшихся у него в руках шаров энергии, сияющих солнечным светом. Очень ярко сияющих.

Они еще и рванули в том месте, где я стоял до момента превращения в туман и ухода закрученной свечкой в небо, с такой силой и вспышкой, что будь у меня глаза — ослепило бы нафиг!

…коротышку ослепило точно. Я уже и Юльку оттягал подальше, спрятав за деревом, да и сам, вновь став человеком, правда трезвым, голожопым и злым,