Император открывает глаза - Дмитрий Колосов

Так и есть – Гамилькар был очень расчетливым человеком. Прагматиком, как сказали б сейчас. И никогда он не опускался до бессмысленной авантюры. Никогда, кроме того единственного раза, когда решился с кучкой воинов, нанятых на собственные деньги, покорить громадную страну.

– Я мог бы править Карфагеном, – задумчиво делился он с друзьями, – но мне скучно здесь. Я не желаю властвовать над торгашами, только и думающими о том, как потуже набить свой кошель. Я хочу быть властелином людей воинственных, способных с мечом в руке отстоять право на честь и свободу. И потом, я должен найти людей, способных помочь мне сокрушить Рим. Должен…

К тому времени Гамилькар окончательно сформировался как полководец и государственный муж. Он любил славу и деньги, но не был ни корыстен, ни тщеславен. Он был воинственен, но всегда готов разрешить конфликт за столом переговоров. Он легко, равнодушно жертвовал людьми. Любовь и равнодушие – свойство великого, сильного человека. Быть может, потому он поначалу был мало любим солдатами, покуда не научайся сам любить их.

Гамилькар не имел слабостей. Он был умерен в быту, почти не пил вина, отвергал изысканную пищу. Он был силен и вынослив, упорен и жесток, расчетлив и коварен. Единственной слабостью, что Гамилькар себе позволял, была ненависть к Риму. Но то была именно та слабость, что делает сильным.

Человек, собиравшийся перевернуть мир, был одним из величайших людей своего времени. Такие покоряют народы и основывают великие царства. Такие оставляют о себе вечную память.

Но Гамилькар не думал покуда о памяти. Его занимала одна-единственная мысль – посчитаться с Римом. А для этого требовалось войско, куда более сильное, чем мог набрать Карфаген, и богатая казна, чтоб не зависеть от прихотей оккупировавших Совет торгашей.

Все это можно было найти в одном-единственном месте – в Иберии, изобильной всеми дарами природы. Но все это можно было взять только мечом. И Гамилькар вынул меч…

Шел год 589-й от основания Карфагена, когда небольшая наемная армия высадилась в Гадесе и повела наступление против притеснявших город турдетанов и бастулов. Потерпели поражение грозные вожди Истолай и Индорт. Под властью Гамилькара оказались огромные земли на юге Иберии; для контроля над ними пунийский полководец основал Белую Крепость, ставшую главным опорным пунктом карфагенян в Иберии.

Победы принесли не только славу, но и несметные богатства. Гамилькар разумно использовал их. Часть он тратил на содержание войска, часть откладывал на будущую войну с Римом, в неизбежности которой не сомневался, ну а последняя часть шла на прокорм карфагенской черни, боготворившей удачливого завоевателя.

– Слава Гамилькару, покорителю северных земель! – вопила чернь, получив очередную подачку, чем заставляла Ганнона скрипеть в бессильной ярости зубами.

Даже римляне, и те были вынуждены признать успехи Гамилькара, оговорив для себя границу, какую победоносный пун обязался не переходить.

Победы привлекали к Гамилькару многих местных царьков. Особое дружелюбие выказывал царек ориссов, присвоивший себе пышный титул – друг Гамилькара. Он не только безвозмездно снабжал пунийское войско продовольствием, но и посылал на подмогу своих воинов. За это Гамилькар отмечал царька и нередко приглашал в гости в Белую Крепость.

На стол ставилось лучшее вино, и Гамилькар угощал сердечного друга.

– Пей, друг!

– Твое здоровье, друг!

И друзья опрокидывали массивные кубки. Потом царек жадно пожирал жирное перченое мясо, и в густой нечесаной бороде его застревали кусочки пиши. Был он дик и неотесан, но предан дружбе, и потому Гамилькар привечал его, оказывая достойный прием.

Царек громко благодарил за почести, каких не удостаивался ни один из иберских вождей.

– Скажи только слово, и все мое племя станет под знамена великого Гамилькара! – кричал он. – Только скажи!

– Все – не надо, – подумав, отвечал Гамилькар. – Мне нужны лишь несколько сот крепких воинов, какие обеспечили б доставку провианта. Я собираюсь в поход.

– Против кого? – спросил царек и прибавил, хитро подмигнув:

– Если не секрет?!

– Для тебя – нет, – ответил Гамилькар, демонстрируя полное доверие к гостю. – Меня занимает Гелика, город, отказывающий в повиновении. Я не испытываю ненависти к этим людям. Они просто мешают мне исполнить мечту. Мешают собрать все силы и обрушиться на Рим!

– О, эта Гелика покорится, как только услышит грозную поступь твоих воинов!

– Возможно, – не стал спорить пун, не желая выражать сомненье.

– Я дам тебе все, что хочешь – воинов, быков, жену! Хочешь мою жену?

– Нет, спасибо, друг. У меня есть и жена, и дети.

– Я знаю. Три отважных львенка. Ты готовишь их к войне с Римом!

– Может быть, – не стал спорить Гамилькар. Все его три сына, поклявшиеся в ненависти к Риму, были при войске, закаливая характер и тело. – Может быть…

Царек восхищенно округлил глаза и влил в глотку очередной кубок…

– Ты веришь ему? – спросил вечером Гасдрубал, шурин и верный помощник во всех начинаниях.

– Возможно, – ответил Гамилькар. – Возможно.

С началом лета последнего года жизни[34] гамилькарово войско подступило к Гелике. Город отверг предложение сдаться, и Гамилькар обложил его плотной осадой, отрезав подвоз продовольствия. К осени в Гелике начался город, но варвары держались. Близилась зима.

– Ни к чему морозить солдат под стенами, – решил Гамилькар, наученный жизнью бережно относиться к воинам. Он задумал отправить большую часть войска на зимние квартиры в Белую Крепость. Уйти должны были ветераны-ливийцы, половина нумидийских всадников, слоны, к холоду чувствительные. При себе Гамилькар оставлял лишь несколько полков да сыновей, которым надлежало закалять характер и тело. Также при нем остался верный друг, царь ориссов. Он горячо поддержал намерения пунийского полководца отвести свои полки на зимовку.

– Правильно, друг! С этим ничтожным городом ты совладаешь и с сотней воинов. Право, там уже дохнут от голода, и скоро не понадобится даже и сотни!

Гамилькар кивнул, хоть и не был согласен. Он проводил войска, сердечно простившись с верным Гасдрубалом. Прощаясь, тот сказал:

– Будь осторожен со своим другом!

Гамилькар пообещал быть осторожным. В тот вечер он пил вино с царьком, а наутро друг исчез, даже не попрощавшись. Видно, у него были важные дела. Видно…

Не прошло и луны, как дозорные донесли о приближении неведомого войска. Многие тысячи и тысячи воинов шли к пунийскому стану, а жители Гелики, высыпав на стены, торжествующе кричали.

– Это враги! – понял Гамилькар. – Но кто?

Ответ нашелся скоро. Войско вел друг, в одночасье ставший врагом. Друг…

Гамилькар понимал, что его небольшому отряду не сдержать натиск вражеских полчищ, но принял битву. Он выстроил воинов фалангой, разместив на крыльях немногих оставшихся у него всадников. Несколько тысяч людей с тревогой наблюдали за тем, как приближается необъятное месиво людей и скота: враги для чего-то гнали перед собой повозки, запряженные быками.

Гамилькар снисходительно усмехнулся. Все же эти варвары так и не научились воевать. Использовать повозки, как заслон? Нелепо.

– Мы победим! – воскликнул он, вздымая над головой меч.

Но тут случилось то, чего не ожидал ни пунийский полководец, чего не ждали и его воины. Варвары вдруг запалили грудами наваленный в повозках хворост и сено и погнали эти брызжущие огнем тараны прямо на стройные шеренги карфагенян. И Гамилькар понял, что проиграл. Друг перехитрил его, проявив смекалку, достойную искушенного полководца.

Огненные снаряды с разгону врезались в карфагенян, ливийцев и иберов, разметав строй. А следом с дикими криками подступали орды ликующих врагов. Бросившиеся вперед нумидийцы не сумели выправить положения. Всадников было слишком мало. Вот если бы с ними были слоны! Но слоны наслаждались теплом и покоем в Белой Крепости.

– Спасайте моих сыновей! – приказал Гамилькар телохранителям.

Те повиновались. Подхватив под уздцы лошадей Ганнибала. Гасдрубала и Магона, телохранители повлекли их к реке. Гамилькар во главе другого отряда всадников прикрывал отступление.

Его войско бежало. Лишь немногие пытались сражаться и были тут же изрублены бесчисленными врагами. Из ворот Гелики выбегали ликующие горожане, спешащие поучаствовать в избиении. Друг, восседавший на черном коне в окружении телохранителей, указывал рукой на Гамилькара, веля, очевидно, взять его в плен.

– Не возьмете!

Гамилькар погнал лошадь к реке. Немногочисленные телохранители защищали его спину и один за другим падали, сраженные вражеской сталью.

Вот и река, на противоположном берегу которой офицеры собирали бегущих солдат, выстраивая их для нового боя. Гамилькар направил коня в воду, и в этот миг стрела пробила шею жеребца. Коротко всхрипнув, конь рухнул, увлекая за собой всадника. Гамилькар рванулся вверх, но тяжелый доспех тянул ко дну, а тут еще правая нога зацепила узду…