Белый Шанхай. Роман о русских эмигрантах в Китае - Барякина Эльвира Валерьевна

Феликса он за друга не признавал («Ты, брат, мне в сынки годишься»), но почти каждый вечер сажал его позади себя на мотоцикл и гнал куда-нибудь во весь дух.

Он любил Шанхай и знал бесчисленное множество мест, где можно посидеть с бутылкой пива. Особенно ему нравились крыши. Если надо, он показывал хозяину дома удостоверение и говорил, что ведет расследование. А сам забирался на самую высоту, расстилал специально принесенное одеяло и смотрел на город.

– Видишь, какой закат сегодня, – говорил он, открывая для Феликса бутылку. – Не закат, а фейерверк на день рождения Его Величества.

Феликс пил пиво, смотрел на облака – хорошо, господи… Хорошо.

Летом 1923 года Муниципальный совет решил раз и навсегда покончить с опиумом. Заместитель комиссара полиции Хью Уайер вызвал к себе Коллора и предложил ему возглавить отдел по борьбе с наркоторговлей. Джонни набрал себе команду: только белые, только молодые, отслужившие в армии и без опыта работы в полиции.

– А то знаю я их, дьяволов… Стоит им устроиться в этот гадюшник – сразу взятки начинают брать, знакомства заводят…

Он сказал начальству, что согласится на должность, если ему выдадут пачку ордеров на обыск с подписью главного магистрата Смешанного суда.

– Графу с адресом оставьте пустой: я сам впишу что надо. А если все делать по форме, так судейские крысы быстро сдадут меня наркоторговцам. Те им специально взятки дают, чтобы точно знать, когда и где будет следующий обыск.

Арестованных было столько, что в городской тюрьме хватались за голову: куда их девать? Впрочем, толку от этого было немного. Потихоньку наркоторговцы перебирались на соседние улицы – во Французскую концессию или Китайский город, – и там все начиналось по новой.

Хью Уайер бушевал на заседаниях Муниципального совета:

– Почему мои люди должны рисковать жизнями, тогда как все, в том числе французская полиция, не говоря о китайцах, в открытую наживаются на опиуме?

– Он делает вид, что сам наркотики в глаза не видал, – говорил потом Коллор Феликсу. – Сам двадцать лет пас опиекурильни; думаешь, откуда у него деньги на особняк и прочее?

Коллор рассказывал, что поначалу опиум считался постыдной заразой – чем-то из мира кули и дешевых публичных домов. Но в 1870-х опиум завезли в Америку, и к зелью стали привыкать белые – для них это была экзотика. Постепенно опиум превратился в модную забаву аристократии.

– Теперь каждая дура в песцах приезжает в Шанхай и первым делом спрашивает, где можно выкурить трубку с «настоящим опием», – усмехался Коллор. – У нашего врага серьезные покровители – и не только здесь, но и в любом приличном обществе Европы и Америки. Может, хоть передóхнут они от этого – все дышать легче будет.

Смеркалось. На улицах зажгли фонари. Коллор посмотрел на часы и перевел взгляд на окна аптеки:

– Приготовьтесь.

Это была первая операция Феликса. Коллор дал ему свою портупею с кобурой – слишком большую и потому топорщившуюся, как плохо пригнанная сбруя. Феликс волновался, хотелось курить, но Джонни строго-настрого запретил.

– Пора! – скомандовал он.

Феликс помчался вслед за остальными, влетел в комнату и встал, щурясь от яркого света лампочки. Аптекарь валялся на полу и тонко пищал по-китайски. Еще трое парней стояли мордами к стене со сложенными на затылках руками. Полицейские ловко, будто на тренировке, проводили обыск. Хрустело стекло под каблуками, летал пепел из разворошенной печи.

С лестницы, ведущей на верхний этаж, послышался стук шагов.

– Там в спальне сейф, сэр!

Коллор поднял за грудки аптекаря, посмотрел в глаза.

– Спроси его, где ключи, – негромко приказал он переводчику.

Тот спросил. Аптекарь заметался, принялся тарахтеть что-то. Брызги слюны попали на Коллора, и тот с отвращением оттолкнул его:

– Что он говорит?

– Что ничего не понимает, что он из другой провинции и шанхайским не владеет.

– Врет, сволочь.

Коллор достал из кобуры револьвер и пальнул в зеркало за спиной аптекаря. Тот сдавленно охнул и, помертвев, упал ничком.

– Хлипкий народ, – сквозь зубы процедил Феликс. Ему было жарко, и он скинул куртку на стул.

Джонни обшарил карманы аптекаря:

– Вот ключи! Идем.

Они поднялись наверх. В комнате стояла большая кровать с алым пологом, на ней, забившись в дальний угол, сидела женщина с двумя насмерть перепуганными детьми.

– Уберите, – поморщился Коллор, и полицейские живо вытолкали их.

За кроватью находился огромный железный ящик, накрытый расписным покрывалом. Наверху – бронзовые будды и свечи. Коллор сдернул покрывало на пол, ругнулся (будда зашиб ему ногу) и, повозившись с ключами, открыл сейф.

Феликс потянулся смотреть.

– Ничего себе… – присвистнул кто-то.

Пакеты – штук пятьдесят, не меньше, какие-то бумаги.

– Индийский опиум, – сказал один из полицейских, вскрыв обертку. – И кокаин.

– Иди-ка сюда, – позвал Джонни переводчика. – Что это за бумаги?

Тот пробежался взглядом:

– Сэр, это списки поставщиков… и время…

Глаза Коллора загорелись.

– Ого! – Он начал рыться в бумагах. – Да тут и по-английски, и по-французски есть. Ну, аптекарь наш сядет…

На лестнице опять послышался топот. Феликс выглянул наружу – на него чуть не налетел мальчишка лет четырнадцати. Под его зеленой рубахой было что-то спрятано.

– Держи! – завопили снизу.

Сержант Тротс схватил пацаненка за штаны, но тот развернулся и два раза выстрелил в него. Сержант, обливаясь кровью, повалился на ступени, а мальчишка поднырнул у Феликса под рукой и ловко перебрался через окно на крышу, только босые ноги мелькнули. Феликс кинулся за ним.

Наверху никого не было. Перед крыльцом уже стояли полицейские фургоны – увозить задержанных. Толпились зеваки. Сбоку послышался шорох, Феликс оглянулся и увидел, как мальчишка с разбега перепрыгнул на соседнюю крышу. Зеленая рубаха мелькнула над коньком и исчезла.

Кое-как Феликс перебрался на другой скат; черепица скользила под ногами, руки дрожали.

Надо прыгать. «Шею сломаю, как пить дать». Феликс вздохнул глубоко, оттолкнулся. Ему не хватило пары вершков. Больно ударившись животом о карниз, он пытался ухватиться за влажную черепицу. Сорвался, заорал, но тут же повис, зацепившись портупеей за ставню. Узкие ремни врезались в тело, ставня поехала, и Феликс влетел головой в жалюзи на окне.

Это было казино. Сидевшие за столом мужчины в изумлении смотрели на Феликса, позабыв о картах. Вскочив на ноги, он выхватил револьвер:

– Руки вверх! Азартные игры на территории Международного поселения запрещены!

2

Казино принадлежало известному на весь город дону Фернандо Хосе Бурбано, толстому мексиканцу, постоянному фигуранту уголовной хроники. Урожай был богатый: двенадцать игроков и полный набор оборудования – от игральных столов до рулетки.

Коллор ухмылялся от уха до уха:

– Ну молодец, брат Феликс! Я этого тебе не забуду. Завтра же поговорю с Хью Уайером, чтобы тебя зачислили на службу.

К Феликсу подходили, хлопали по плечу: шутка ли, в одиночку целое преступное гнездо накрыл!

Приезжали детективы, репортеры, фотографы. Долго составлялись протоколы.

Садясь на мотоциклетку, Коллор поманил Феликса:

– Только ты имей в виду, что дона твоего завтра же выпустят.

– Почему?

– Потому что полиция Международного поселения существует не для того, чтобы бороться с преступностью, а для того, чтобы успокаивать нервы населения. Большие начальники расстроятся, если дон сядет.

Феликс проследил, как полицейские вывели Фернандо из ворот. На его сытом лице не было и тени страха. Он спокойно забрался в фургон и помахал Коллору, насколько позволяли наручники.

– Мексика обладает правом экстерриториальности, – сказал Джонни. – Поэтому судить дона станут по мексиканским законам. Будь он подданным Великобритании или хотя бы Китая, мы бы его на пару лет посадили. А так самое большее, что ему грозит, – это штраф в пятьсот песо. Чихал он на нас.