Борьба вопросов. Идеология и психоистория. Русское и мировое измерения - Андрей Ильич Фурсов

изменилась, но не изменилось в принципе положение, когда существуют неравенство, эксплуатация, связанные с ними конфликты. По-видимому, пока существует общество, будут существовать и все эти явления. Но как в новых обстоятельствах может звучать вопрос об отношениях эксплуататоров и эксплуатируемых, власти и интеллектуалов? Как может ставиться и решаться вопрос о сопротивлении эксплуатации и угнетению, о противостоянии социальной виктимизации и депривации? Чего следует избегать и что должно делать в самом общем смысле, в смысле принципиальных подходов? Особенно с учётом того, что мы знаем о Современности, её господах и угнетённых, её революциях и контрреволюциях. Об этом имеет смысл немного порассуждать, используя как «социологию» (в самом широком смысле слова), так и то, что Ч. Райт-Миллс называл «социологией воображения», – в социально-исторических исследованиях воображение нередко оказывается реальнее реальности. Ведь последняя дана нам главным образом в ощущениях, так сказать, сенсуалистически, а воображение опирается если и на чувство, то на шестое, т. е. на интуицию, и в значительной степени на интеллект. В капиталистическую эпоху сначала возникли система эксплуатации и её господа, затем сформировались угнетённо-эксплуатируемые группы, затем, с ещё большим опозданием, – адекватные новой системе формы борьбы, сопротивления ей.

Нынешняя эпоха, по-видимому, иная. Её производственно-информационный характер позволяет (теоретически, по крайней мере) новым формам сознания, и сопротивления, и борьбы возникать по сути одновременно с новыми формами отчуждения. Дело за «малым»: превратить теоретическую возможность в практическую, социальную борьбу позднекапиталистической эпохи за «козыри истории» посткапиталистического мира – в сопротивление формирующимся господам этого мира; так сказать, сработать на упреждение в защите своих прав и позиций. Ясно, что такую задачу легче провозгласить, чем осуществить. Во-первых, воля к борьбе и ясность мысли – не самые распространённые из качеств. Во-вторых, социальные конфликты позднекапиталистической эпохи заслоняют, затеняют или просто делают невидимыми конфликтные точки, контуры и объекты борьбы будущей, посткапиталистической эпохи; конфликты последней как бы свёрнуты и спрятаны в конфликты сегодняшнего дня, и трудно отделить одни от других. В-третьих, что ещё более осложняет ситуацию, потенциальные господа и хозяева посткапиталистического (и посткоммунистического) мира ныне объективно борются с экономическими, социально-политическими и идейными формами Капиталистической Системы, выступая против неё и характерных для неё эксплуатации, угнетения, отчуждения. Чем может и должно стать сопротивление в такой ситуации? Особым искусством, более того, наукой, точнее, опираться на особую науку сопротивления (любым формам господства), которую ещё предстоит разработать, – как и соответствующую её идейно-нравственную основу.

Именно в азарте борьбы переходных эпох, направленной против старых господствующих и эксплуататорских групп, выковываются новые формы господства и его персонификаторы. Поднявшееся на борьбу общество, трудящиеся сами выдвигают и выковывают их – закон самообмана. Эпоха революций – это эпоха создания новых господ, превращения тибулов и просперо в новых толстяков. Или, по крайней мере, подготовка плацдарма для такого превращения, сервировка нового социального стола.

В борьбе революционных эпох обычно помнят о плохом старом и мечтают о хорошем новом, забывая, что хороших социальных порядков – ни новых, ни старых – не бывает; бывают выносимые и невыносимые. Во время революций борются со старым и не думают о борьбе с новым в новой, наступающей эпохе – зачем? Это будет прекрасный новый мир. Именно в момент борьбы с господами старого мира, отрекаясь от них и от этого мира, люди сажают себе на шею новых эксплуататоров как Синдбад-мореход, наивно подставивший шею старику – «шейху моря», которого потом долго носил на себе.

Главная задача, стоящая перед группами и индивидами в революционные, «переходные», вывихнутые эпохи, – не дать обмануть себя и, что ещё важнее, не обманывать себя, избежать соблазна самообмана, питаемого и усиливаемого нежеланием нести ответственность, делать самостоятельный выбор и участвовать в длительной психологически изнуряющей борьбе. Социальный обман и самообман – неотъемлемая часть революционных, переломных эпох. Это объективное явление, которое нужно учитывать и на которое нужно всегда делать поправку. Дело в том, что, как писали в «Немецкой идеологии» всё те же Маркс и Энгельс, «класс, совершающий революцию уже по одному тому, что он противостоит другому классу, – с самого начала выступает не как класс, а как представитель всего общества; он фигурирует в виде всей массы общества в противовес единственному господствующему классу[135]. Происходит это оттого, что вначале его интерес действительно ещё связан более или менее с общим интересом всех остальных, негосподствующих классов, не успев ещё под давлением отношений, существовавших до тех пор, развиться в особый интерес особого класса»[136].

Без самообмана, о котором идёт речь, ни сами идеологи, ни восходящая группа не могли бы играть правдиво и убедительно и не смогли бы обеспечить себе широкую поддержку: дальше всех пойдёт тот, кто не знает, куда идёт. Или, опять же словами Маркса: Крот Истории роет медленно. Человек предполагает, а История располагает. Горбачёв стремился к одному, а вышло другое. Но без того, что делал Горбачёв и к чему он стремился, это другое – наша нынешняя реальность – никогда не возникло бы. Привет от Крота Истории.

Не случайно во всех революциях одни группы революционеров довольно быстро сменяются другими, часто кроваво; разыгрывают историю на своих головах и шеях в буквальном смысле слова. Революция есть разделение труда во времени, Мануфактура Времени, где каждая новая группа операций, как правило, выполняется новым агентом, новой силой, часто – на костях предыдущей. Революция – это хитроумно-коварный и постоянно изменчивый процесс, когда надо то прибавлять скорость, то сбрасывать её, резко поворачивать то в одну, то в другую сторону. Как правило, нет ни одной группы, способной воплотить и реализовать все задачи революционного времени: необходимо разделение труда. И организация.

Говорят, генералы всегда готовятся к прошедшей войне. Аналогичным образом дело обстоит в революциях, на переломе: люди воюют с прошлым, они знают прошлого врага, господина, но не знают, не видят нового субъекта – с хлыстом или в котелке, или во френче, или в свитере.

Опыт прошлого, прежде всего 1789–1991 гг., показывает, что в любой социальной схватке необходимо трезво смотреть не только назад, но и вперёд, с упреждением вырабатывая интеллектуальные и властные «антитела», способные сходно ограничить новых хозяев или, по крайней мере, их возможность навязывать свои цели, свои интересы и своё видение реальности как общие, «общечеловеческие». Борьба за «общечеловеческие ценности» – одно из лучших средств маскировки ценностей (в обоих смыслах этого слова) «частночеловеческих», частных, маскировки возникновения новых форм господства и их носителей. Борьба против старых форм господства – лучшее средство создания новых. «Долой рабство, да здравствуют свобода и крепостное право!» – с такими лозунгами входят в Рим германцы в одной из комедий Ф. Дюрренматта.