Сыны Зари - Джек Кертис

Она произнесла все это ровным голосом, как заведенная. Кэлли с любопытством взглянул на нее:

– Я тебя чем-то огорчил?

– Да. Ты вваливаешься сюда с полным пакетом жратвы и этой несообразно дорогой бутылкой вина с таким видом, будто к твоим башмакам никакое дерьмо не прилипнет, и хочешь, чтобы я притворялась, будто мы женаты, будто мы счастливы, будто все так у нас всю жизнь и было. Поразительно, что ты не приволок мне пучок каких-нибудь дерьмовых цветов.

– Пытался. Но не мот найти вообще никаких. А это вино должно постоять открытым, чтобы немножко подышать? – спросил Кэлли, наклоняя бутылку, чтобы наполнить бокалы.

– Что? Да, разумеется, должно, варвар!

– Я тоже так подумал, – сказал он, отставляя бутылку в сторону.

– Почему тебе это понадобилось?

– Я ищу одного коллекционера. Не того, кто помещает в картины капитал, и не продавца. Именно покупателя. Он в самом конце этой цепочки. Я должен найти его и начать двигаться назад. Где-то на этом пути я непременно наткнусь на человека, организовавшего убийство Джея Хэммонда, а потом, подальше, – и на того, кто его убил. Хорошо бы узнать кое-что об этом человеке. Ну о том, кто собирает картины. А ты работаешь в галерее, и я думал, что у тебя, возможно, есть какое-то профессиональное мнение. Если мы подождем, пока я приготовлю салат и поджарю отбивные, вино будет готово?

Элен кивнула и пошла следом за ним на кухню.

– А какие картины? – спросила она.

– Любые картины.

– Но мы же говорим не о любых картинах! Разве не так?

– Ну... два Сезанна.

– О, вот это да! – Она подумала немного и сказала: – Ну-ну...

Кэлли подождал, держа в одной руке нож, а в другой салат.

– Так что же? – спросил он.

– Да ничего, кроме того, что они наделали шуму, вернее, их исчезновение. Они принадлежали Морису Тролею. Неприятный ублюдок, но кое для кого хороший покупатель. Очень богатый. В основном его можно увидеть в аукционном зале, впрочем, там ведь предлагают к продаже весь товар, облагаемый высокой пошлиной. А они ушли в Америку, ну эти Сезанны.

– Откуда ты знаешь?

– Так всегда бывает в подобных случаях. То есть процентов девяносто украденных картин заканчивают свой путь там. – Кэлли кивнул, как бы подтверждая это, и Элен слегка вздрогнула. – Выходит, ты уже это знал. Ты уже разговаривал с кем-то.

– Да, с отделом искусства и древностей. С одним парнем, Биньоном. Очень ловко управляется с фляжкой на своем бедре, только на вид никогда не скажешь, чтобы он мог отличить Ренуара от автомобиля «рено»[6]. Но внешность бывает обманчива.

– Так чего ради тогда спрашивать меня?

– Видишь ли, деньги – это легко понять. Большинство негодяев берут деньги или все, что можно превратить в деньги. А этот парень, кем бы он ни был, как раз платит. И когда он получает какую-нибудь картину – это конец. Это то, чего он хочет. Картина, засоленная в каком-нибудь огнеупорном подвале. Он, правда, не может продемонстрировать ее, ну, по-настоящему. Не может даже похвастаться, что она у него есть. Зато он может достать ее из своего подвальчика и полюбоваться на нее. Вот о чем я хочу знать.

А ты знаешь, кто он такой? – спросила Элен. – Хотя бы имя?

– Имя – это немного. Оно не говорит мне, кто он такой.

Она разлила остатки вина, распределив его поровну по их бокалам.

– Ты надолго уедешь? – Этот вопрос вырвался у нее прежде, чем она успела прикусить язык.

– Уеду? Куда?

– Только не надо, пожалуйста, вот этого, – выставила она ладонь перед ним. – Зачем тебе хотеть узнать о ком-то, если ты никогда не собираешься увидеть его?

– Надеюсь, что на неделю. Ну, на столько, сколько это заняло бы у каждого. Ты полагаешь, что они отпустят меня?

– А кого ты будешь просить? Протеро? Латимера?

– Обоих. Одновременно.

– И какую причину ты им назовешь?

– Никола Хэммонд. Не все, конечно. Но кое-что.

– Но ты же обещал ей, что не будешь этого делать!

– Так я солгал. – Он допил вино. – Сейчас она уже в безопасности. Кто-нибудь другой может погоняться за ней, если Протеро захочет.

Элен взяла баранью отбивную с тарелки за косточку и стала ее есть. Она пыталась удержать в себе тот гнев, который испытала раньше, но он уже выскользнул из нее, испарившись вместе с вином. То, что Кэлли предал Никола Хэммонд, должно было разозлить ее. Нет, не из-за самой Никола, но потому, что это напомнило ей о риске, на который однажды уже пошла она сама и который, возможно, ей еще предстоял. Но, как ни странно, это не разозлило ее. Ее даже позабавило, как легко он сказал это: «Так я солгал».

– Выходит, дело было в этом? – спросила она. – В Сезаннах. Вот почему убили Хэммонда. И всех остальных.

Кэлли приподнял брови и покачал головой, что означало: все это мне и хотелось бы выяснить.

– На одной картине был пейзаж, – сказала Элен. – Вид его родного городка Экса, в Провансе. Там всякие горы и кипарисы. На другой... ну, это просто натюрморт из цикла, созданного во время его затянувшейся остановки в Париже. Ему не очень нравился Париж. – Она откусила еще несколько кусочков мяса и отбросила кость на тарелку. – Я думаю, это связано со страстью просто обладать картинами. Не так ли окажется в итоге?

Кэлли целовал ее, обнимал, оставляя следы своих пальцев на ее бедрах, и она пошире раздвинула ноги, потому что ей так хотелось. «Не одурачишь, – подумала она, – не одурачишь».

– Откуда эта страсть обладания? – спросил он. – Ты достаешь картину из этого подвальчика и смотришь на нее. Она твоя и ничья больше... Что-то в этом роде, да?

– Я не знаю. Спроси у какого-нибудь психиатра.

Его руки двигались медленнее, а мысли блуждали где-то еще. «Ах ты, ублюдок! – подумала Элен. – Ты уже летишь на самолете, уже прилетел... Думаешь, меня это волнует? Думаешь, я жила как монашка после того, как мы расстались?» Она быстро наклонила голову и слегка куснула кожу на его груди. «Ты думаешь, что твое „я хочу, чтобы ты вернулась“ – это игра только с одним набором правил? Думаешь, все держится на твоих желаниях, на твоих амбициях, твоих усилиях, твоей похоти?» Ее волосы скользили по его животу. Она куснула его чуть ниже бедра и внимательно посмотрела, не дернется ли он. «О нет, это и мои правила тоже. Нечего тогда тащить меня в постель, чтобы потом я тебя дожидалась. Такая уж у меня участь. Такое уж у тебя удовольствие». Элен облизала губы. «Я заставлю тебя понять», – подумала она. А Кэлли удивился, с чего это она вдруг рассмеялась.

Протеро приподнял усы указательным пальцем, словно желая набрать побольше воздуха в рот. Он сказал:

– Я говорил с Тедом Латимером.

Протеро любил позволить себе подобную фамильярность: она давала ему ощущение своей принадлежности к клану.

– Спасибо. – Это слово, конечно, не могло одурачить ни одного из них, но Кэлли думал, что это вполне разумная поблажка.

– Я полагаю, вы тоже говорили с ним.

– Я думал, что так будет лучше всего.

– А где... – Протеро заглянул на другую сторону рапорта Кэлли, ища имя. – Вот, Никола Хэммонд?

– Я не знаю. – Кэлли пожал плечами и развел руки. Только и всего. «Переиграл» – мысленно заметил он про себя. – Это был телефонный звонок, как я уже сообщал в моем...

– Выследила вас?

– Она звонила мне домой. Мой номер есть в телефонной книге. – Кэлли еще раз пожал плечами и подумал, что этого достаточно.

– А имя, которое она дала вам...

– Шмидт.

– Да.

– Ну, это все, что она мне дала. Отдел искусства и древностей сейчас проверяет дела ее мужа. А она исчезла.

– Вам нравится эта теория, не так ли? Массовые убийства, чтобы прихлопнуть одного.

– Я говорю вам то, что узнал от нее. После того как убили Хэммонда, им позвонили по телефону, пригрозив, что с ними будет то же самое, если они не отменят сделку. Чего ради она стала бы выдумывать это? Да и как бы она смогла? Это должно быть правдой.

Протеро снова взглянул на рапорт, отыскивая другое имя.

– Кемп – это предположение, – сказал он.

– Кемп – это зацепка. А что сказал Латимер?

– Мы разговаривали с департаментом полиции США в Таксоне, – с энергичным вздохом сказал Протеро. – Вы тоже можете поговорить с ними. Они, кажется, против этого не возражают. Но, как они заметили, нет никакой гарантии, что их мнение не переменится.

– Почему?

– Они знают о том, что известно Биньону. Ясно, что это не произвело на них особого впечатления. Все это слухи, если следовать их мнению. Этот Кемп, кажется, важная шишка. Мало кто видел его, но, когда у местных школ и больниц возникает нужда, он присылает им чеки.

– А с кем мне связаться?

Протеро приподнял какую-то бумагу со своего стола, взглянул в нее и отшвырнул обратно.

– Бек, – сказал он.

– Вы с ним, с Беком, говорили, когда звонили туда?

– Среди прочих.

– На какое время я могу поехать?