Живу, пока люблю - Татьяна Львовна Успенская-Ошанина

тебе. Им надо дать образование, о них надо заботиться, с ними нужно заниматься математикой! Главное, что хочу понять сейчас: насколько ты в самом деле болен. У меня тут есть приятель, а у него — доктор нетрадиционной медицины, экстрасенс и травник. Из твоего выступления я понял, химия и радиация тебе не подходят. Значит, травы — то, что нужно. Сейчас я позвоню, назначу встречу. — Илька набирает номер и чётко рапортует приятелю об аварии, о диагнозе, о предложенном лечении. Кладёт трубку. — Он сюда позвонит, как только договорится с травником. А теперь следующий пункт: ты сетуешь, у детей нет статуса. Что с этим можно сделать? Кира уже не поможет.

Тут Евгений вспоминает о Бобе.

На Боба его вывел Жорка, когда они затевали общее дело: компанию по культурному обмену.

Боб Бортон — адвокат. Это он оплатил Евгению бизнес-школу. «Окончишь и станешь крупным бизнесменом с американским документом. Работа подождёт. Прежде всего тебе нужно выучиться», — сказал ему Бортон. Евгений же сбежал оттуда — не хватило английского для понимания смысла наук, для сдачи экзаменов.

— Дурак, чучело! — Илька вскочил и забегал по комнате. — Где я был, чучело? — ругал Илька себя.

Запахло хвоей, огнём, истомным после жаркого дня воздухом Подмосковья, трещат, рассыпаются в огне ветки, летят искры, плывёт по небу луна — лодка, на которой сейчас Елена.

— Вернись, — смотрит на луну в окне Евгений, — и я начну жить!

— Сейчас был бы большим человеком! — сокрушается Илька. — К чему ты вспомнил Боба? Он может помочь со статусом?

Евгений кивает. Илька подносит ему трубку:

— Звони!

— Кому?

— Бобу Бортону. И поезжай…

— Не могу. Я должен ему кучу денег. Брал взаймы и не отдавал. Как в глаза ему посмотрю?

— Посмотришь. Ты же так страдаешь из-за детей! Ради детей посмотришь.

— Я шагу не могу шагнуть.

— Я за тебя шагну.

— Откуда ты взялся, Илька?

— Я же говорил тебе в госпитале, из Москвы приехал, сижу в лаборатории Бостонского университета.

— Не помню. Ничего не помню из того, что было в госпитале. Только лицо Тамиши. А ты мне снился, как снились солдаты, Алёшин, Пегин.

— Откуда же я про них знаю? И как с дедом-венгром орган чинили! А насчёт «помнить»… Ещё бы что-нибудь помнить, когда тебя держали на наркотиках!

— Мне казалось, я сплю и мне снится моё Прошлое. Оно словно живое, словно я в нём как раз и живу. А ты приехал жить со мной?

— Нет, Жешка, я живу на территории университета, к тебе ехать больше часа. Лучше эти почти три часа «туда-обратно» просижу в лаборатории. Для тебя — пятница, суббота, воскресенье. Давай следующий пункт. Дети — без образования. Я могу преподнести им биологию, биофизику, химию и математику. Ну, ещё религию и литературу. А ты что можешь?

— Я?! Я ничего, Илька, не могу. Я всё забыл, я ничего не помню.

— Значит, домашнее образование мы им дадим, — будто не услышал его Илька.

— Им нужно не домашнее образование, им нужна бумага для хорошей работы. А чтобы получить эту бумагу, нужно учиться в американском учреждении, а для этого надо платить за учёбу.

— Сколько?

— Оно, может, и немного, но по две-три тысячи за трёхмесячные курсы отдай.

Может, не покупать Вадьке машину, а оплатить курсы? Но тут же вздохнул. До работы Вадьке ехать своим ходом около двух часов в один конец. До станции добраться — автобуса жди и жди, в поезде трястись сорок минут, а там ещё автобус. И обратно. А на машине сорок минут, от подъезда до подъезда. Вадька не пожалуется, а совсем измучится! Нет уж, здоровье важнее образования. Высыпаться будет Вадька.

— Ты о чём задумался?

Евгений передёрнул плечами.

— Я слышал, в Америке можно брать взаймы у государства.

— Можно. Гражданам. А мы — гастролёры. Никаких прав не имеем.

— Так, давай с этого и начнём.

— Не могу я обратиться к Бортону, пока долги не отдам. Знаешь, сколько тысяч он за мою учёбу заплатил? Знаешь, сколько лет подряд он детей отправлял отдыхать за свой счёт?! За квартиру мою платил. А я профукал его заботу. Долга не отдал. Бизнес-школу не окончил. Много лет висел гирей на его шее! Сколько можно?! С каким рылом явлюсь к нему? Ещё мне что-то давай? Не-е-ет!

— Вот и не прав ты. Если он начал помогать, то уже несёт за тебя ответственность, ты как бы под его крылом. Он — тебе, ты ещё кому-нибудь… Цепная реакция.

Схватившись за живот, Евгений повалился на тахту.

— Погоди, принесу воды. Потерпи.

Илька приподнял его голову, поил, боль не утихала. Тогда он положил руки на его живот:

— Я тебе помогу Рейки-энергией…

От рук Ильки шло тепло. Даже, скорее, жар. Но боль усилилась. Евгений вывернулся из-под его рук.

— Потерпи, сейчас пройдёт, сначала обнаружит боль, а потом лечит. — Илька снова потянулся руками к его животу.

— Зачем? Я хочу сдохнуть. Не трать на меня время.

— Это уж моё дело, на что и на кого тратить время. Я тебя уважал, а ты слабак. Ты сдохнуть хочешь не потому, что не способен свою любовь к Елене активизировать, что спешишь к Елене перебраться, а из трусости. Да, ты трус. Как только какая проблема и ты не можешь разрешить её, так, хлоп, в бездействие, как барышня — в обморок! Вместо того, чтобы объявить бой обстоятельствам, болезни, своему характеру. Почему ты не борешься за свою жизнь? Слабак. Да я тебе приказываю: встань и начни новую жизнь. Твой рак — тут! — Илька хлопнул себя по лбу. — Ты врёшь насчёт того, что тебя ничто не привязывает к жизни, ты следишь взглядом за Вадькой и Варварой, ты их раб. Но им не нужно, чтобы ты исполнял их мелкие желания. Ты должен дать им то, что должен дать отец: статус, образование, волю к жизни. Именно сейчас ты нужен им больше всего в жизни. А ты в кусты: ничего не знаю, ничего не слышу, ничего не вижу.

— Что ты на меня кричишь? Выход предложи.

— К Вортону. К врачу. Физкультура. Диета. Я тоже помирал. Совсем себе сорвал желудок. И депрессия была, может, ещё и посильнее твоей. Сотый раз повторяю тебе! — кричит Илька. — Ты не виноват в Елениной смерти. А на моём счету — две смерти, один я виноват в них, это я не сумел нормально организовать поход. Плевать на причины — молод, неопытен, мне оправданий нет! Я обязан был всё проверить и разоблачить преступников в университете, которые подсунули нам гнилые верёвки,